Эдмонд Гамильтон

Э́дмонд Мур Га́мильтон (англ. Edmond Moore Hamilton; 21 октября 1904 — 1 февраля 1977) — американский писатель-фантаст, один из основателей направления «космической оперы». Использовал не менее 11 псевдонимов. Супруг Ли Брэкетт с 1946 года.

Эдмонд Гамильтон

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

	Коровы, курицы, снежные шапки на елях в окружавших ферму густых лесах <…> — вот вам точный образ старой, безмятежной и неизменной сельской Америки.
	The cows, the chickens, the sugar camps in the snowy woods, <…> gave the whole feel of an old, tranquil, unchanging rural America.

	Поздравляю! Меня называют Разрушителем Миров, но вы пошли ещё дальше — разрушили саму вселенную! — Муркок придумал Мультивселенную
	— при знакомстве с Майклом Муркоком

В целом моя профессия принесла мне определённое богатство — я имею в виду не количество заработанных денег, а число приобретённых друзей и реализованных немыслимых старых грёз. Каково моё мнение о современном состоянии научной фантастики? Во-первых, <…> я всегда был против каких бы то ни было попыток наложить на НФ догматические цепи. Она может многое, и удача порой ждёт на самом невероятном направлении. Но, заявив вышесказанное, я теперь свободен для более субъективных оценок. Я всё ещё уверен в том, что НФ далеко отошла от своего раннего статуса — литературы предсказаний, вплотную приблизившись к психологической прозе и фэнтези. Сегодня в НФ, как мне кажется, куда больше элитарности, богемной замкнутости. А меня больше всего тревожит, сколь малое число современных писателей-фантастов проявляет интерес к перспективе космической экспансии. После десятилетий научной фантастики на эту тему освоение космоса стало повседневной реальностью — и это произошло на наших глазах. Однако сегодня, кажется, это мало кого волнует. Если так, то, значит, НФ сильно изменилась: из «широкоформатной» и часто зловещей литературы, грезящей о будущем, она превратилась в узкоколейный жанр, в котором желание сверкнуть в качестве «литературного» автора полностью затемняет старый добрый интерес с различным образам грядущего, сжигавший нас — стариков. — 1976

On the whole it has been a richly rewarded career, not in money, but in friends, and in satisfying and fulfulling old dreams. What is my opinion of the present state of science fiction? In the first place, <…> I protest against all attempts to lay down dogmatic rules about SF. It can be many things, and all can be good. But having said that, I record my belief that SF has got far away from the literature of anticipation to a mixed bag of psychological fiction and fantasy. There is, I think, too much coterie writing in SF these days. The thing that troubles me most is that comparatively few science-fictionists seem to have much real interest in the continuation of the space program. After decades of writing about these things, they are beginning to come true before our eyes, but few seem to care much. If this is true, it would seem to indicate that SF has changed from a broad and often lurid literature dreaming of the future, into a small field in which the desire to shine as a 'literary' writer has completely replaced the old burning interest in possible things to come.

	[В 1975 году] молодой читатель написал мне, что будь это в его силах, в каждом городе стояла бы золотая статуя Эдмона Гамильтона и на каждой из них были бы гирлянды из роз. Я тогда ответил, что всё, чего я когда-либо хотел от своих читателей… так это не похвал, а просто хорошей честной критики.
	Years ago a young reader wrote to me, saying that if he had his way there would be a golden statue of Edmond Hamilton in every city, and that each of those golden statues would be garlanded with roses. I said at the time that that was all I had ever wanted from my readers… not praise, just good honest criticism.
	— 1976

Художественные произведения

	«Жизнь без боли и радости невозможна: боль и радость сами по себе — жизнь!» <…> Камень не знает ни несчастья, ни счастья. Но каждое живое существо их знает — оно выменивает длительность агонии на золотые моменты радости. И чем выше оно забирается на гору жизни, тем больше страдание и экстаз. Для живого существа жаловаться на страдания — всё равно что жаловаться на то, что оно живёт. — перевод: Н. Караев, 2014
	”No life without both pain and joy, since pain and joy themselves are life!” <…> A stone felt no unhappiness, and no happiness. But every living thing did — it bartered endurance of agony for its golden moments of joy. And the higher in the scale of life it climbed, the greater its suffering and its ecstasy. So that for a living creature to complain because he suffered, was in reality to complain because he lived.
	— «Несбывшееся» (The Might-Have-Been), 1948

	Дитя звёзд, рождённое в пылающем великолепии звёздного пламени, способное носиться, подобно свету, от звезды к звезде. <…> «Мы, люди, возомнившие, будто небо и звёзды должны принадлежать нам…» Но разве могут владеть необъятным Космосом плотные, тяжёлые существа, которые, как улитки, ползают от одной планеты к другой в своих наполненных воздухом металлических раковинах и не способны хотя бы приблизиться к блеску великих солнц? Нет, человек никогда не испытает этого сам. Блистая огнём, мчатся дети звёзд по бескрайним пространствам, впитывая энергию космических излучений. Отважно скользят они по краю тёмной туманности, гоняются за медлительными кометами и оставляют их позади, несутся вперёд, пока не ощутят всеми своими фотонами живительного тепла приближающейся звезды. Не обращайте внимания на стынущие у космического костра кучки золы, называемые планетами, торопитесь, братья, путь наш был долог, но мы наконец-то у цели! И вот уже излучение, такое слабое там, в свободном пространстве, набирает мощь и грохочет восторгом, и огромные протуберанцы тянутся навстречу, готовые принять нас в объятия. Дрожь и экстаз купания в новой звезде. Ныряйте глубже, братья, всё глубже и глубже, сквозь внешний огонь и в пульсирующие звёздные пучины, где атомы, словно под молотами, деформируются, сливаются и делятся, превращаясь в энергию. Кружитесь в вихрях титанических солнечных смерчей, падайте в глубину и уноситесь прочь, и снова ныряйте, смеясь. Ищите своих соплеменников — если их нет сейчас, у следующей звезды они будут. И вновь вверх из кипящего пламени, а теперь парите спокойно, отдыхайте в жемчужном сиянии короны, в вечном переплетении тепла, и света, и мира. — перевод: З. А. Бобырь, 1985 («Дети Солнца»)
	Star-child, star-child, at home in the bursting splendors of the stellar fires, and able to move like light from star to star. <…> “We things of matter, toe men, who thought that space and the stars could be ours—” But how could the wide universe belong to solid, heavy, physical creatures who must painfully move in bubbles of air, who crawled between the petty planets encased in metal tombs, who could not even approach the glories of the great suns? No, the ecstasy was one that men would never know except at secondhand through this brief contact! The glorious rush together of the star-children through the vast abysses, drinking up the energy of the radiation about them. The audacious and dangerous coasting along the shores of dark nebulae, racing the lumbering comets and leaving them behind, on until you felt through all your photons the beckoning warmth of the star you approached. Ignore the cinders called planets that creep around it, speed faster, faster, brothers, the way has been long but we are almost there! And now the radiation that was so weak in the outer darks is strong and lusty-roaring, and the great prominences reach out like arms to gather us in. The shock, the joy, of the first plunge once more into the star. Dive deep, brothers, deep through the outer fires into the throbbing solar furnaces where the atoms are hammered as in forges, changing, shifting their shapes, exploding into force. Spin in the vortices of the great stellar tornadoes, fling off and fall headlong and then dive laughing in again. Search for the others of your kind, if there are none here there will be at the next star. Up again, out of the boiling fires, and then drift quiet, dreaming, in the pearly glow of the corona, endless afternoon of warmth and light and peace.
	— «Солнечный огонь!» (Sunfire!), 1962

	Мерто и доктор Браун, как известно, запускали атмосферные ракеты в стратосферу — намного выше, чем любые другие исследователи, — они значительно улучшили конструкции [других] пионеров. <…> немецкий и французский ракетные экспериментаторы. — совпадение фамилии ведущего конструктора Германии с Вернером фон Брауном
	Mertaud and Dr. Braun, as you know, sent atmospheric rockets much higher in the stratosphere than any had ever done before, having greatly improved the designs of [other] pioneers. <…> the German and French rocket-experimenters.
	— «Убийства из-за космической ракеты» (Space Rocket Murders), 1932

Статьи о произведениях

• См. в отдельной категории

О Гамильтоне

	Разрушитель миров
	World-Wrecker
	— прозвище от читателей

	Спаситель миров/Вселенных — возможно, из-за цикла «Межзвёздный патруль»
	World-Saver
	— прозвище от читателей

	Эдмонд Гамильтон может показать фанатское письмо от меня, в котором я настаивал, что его развёртывающие пространство произведения были лучшими в старом «Weird Tales». Я не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь создаст точно такое же ощущение необъятности Вселенной и единства человеческих рас.
	Edmond Hamilton can exhibit a fan letter of mine in which I insisted his space-sweeping yarns in the old Weird Tales were the best things being written. I don’t think anyone else ever achieved quite the same sense of the immensity of the universe and the fellowship of nonhuman races.
	— Питер Скайлер Миллер

	Может быть, это потому, что мы были молоды, <…> но подобные вещи <…> многое сделали для создания нашего поколения фэнов научной фантастики, в том числе и тех, которые сегодня стали ведущими писателями. — продолжая вышеуказанную мысль
	Maybe it was because we were young <…> but such things <…> did a lot to create our generation of science-fiction fans, including those who have become today’s leading writers.
	— Питер Скайлер Миллер

	Два писателя, живущие и работающие вместе, даже если не сотрудничают, всё равно неизбежно влияют на работу друг друга. <…> Эд всегда знал последнюю строку своего рассказа, нацеливаясь на неё как в мишень, даже не найдя первой.
	Two writers living and working together, even if they do not collaborate, will inevitably influence each other's work, in one way or another. <…> Ed always knew the last line of a story before he wrote the first one, and every line he wrote aimed straight at that target.
	— Ли Брэкетт, послесловие к сборнику «Лучшее Ли Брэкетт», 1977

	Красота, часто приходит изнутри. <…> Когда я впервые увидел его, то подумал: как он непригляден. Он выглядел как гриф. Проведя с ним час, я сказал себе: как он прекрасен…
	— Рэй Брэдбери

	В его поздних книгах писателя искра тлела, но огонь всё никак не занимался.
	— Чед Оливер

• см. Вл. Гаков, «Звёздный король Эдмонд Гамильтон», 1996

Эд был человеком куда сложнее и интереснее, чем можно заключить по его ранней прозе. Он был остроумен, язвителен, глядел на мир с сардонической усмешкой, особенно на женщин <…>. Он был библиоманьяком, обожал книжные лавки, читал запойно — и никогда не забывал ничего из прочитанного. Он исследовал странные уголки истории. Он цитировал забытых поэтов. Он обожал добрую беседу. Он был заядлым каламбуристом; он и его младшая сестра Бетти обожали дуэлировать, играя словами.

— Джек Уильямсон

1960-е

	В далёкие тридцатые, когда писатели-фантасты и редакторы имели обыкновение раз в неделю неофициально обедать, этот рецензент был желторотым новичком, который с благоговением прислушивался к разговорам великих людей: Отто Биндера, <…> Мэнли Уэйда Уэллмана, <…> Малколма Джеймсона <…> и Эдмонда Гамильтона, строгого джентльмена с тонкими усиками. Они, среди прочих, были солидными авторами, которые сохраняли в деле старые «Thrilling Wonder», «Startling», «Astounding» и «Amazing Stories». Мы помним, как спрашивали редактора, какими особыми качествами обладали эти авторы, что делало их такими ценными. Он отвечал: «Постоянство. Они редко могут написать отличную историю, но никогда не пишут плохую. Мы всегда можем на них положиться». После тридцати пяти лет написания научной фантастики мистер Гамильтон всё ещё оправдывает это суждение редактора.
	Back in the thirties, when the science fiction writers and editors used to lunch informally once a week, this department was a cockamaymee tyro who listened in awe to the conversation of the greats: Otto Binder, <…> Manley Wade Wellman, <…> Malcolm Jameson <…> and Edmond Hamilton, an austere gendeman with a hairline moustach. These, among others, were the solid authors who kept the old Thrilling Wonder, Startling, Astounding, and Amazing Stories in business. We remember asking an editor what particular quality these authors had that made them so valuable. He replied: “Consistency. They may seldom write a great story, but they never write a bad one. We can always depend on them.” After thirty-five years of writing science fiction Mr. Hamilton still justifies that editors judgment.
	— Альфред Бестер, рецензия на «Битву за звёзды»

	«Старейшина научной фантастики» — это, без сомнения, Мюррей Лейнстер. Но кого же записать в его преемники? Наиболее вероятная кандидатура — Эдмонд Гамильтон, один из самых недооцененных, хотя и пользовавшихся популярностью, современных авторов.
	"The Dean of Science Fiction Writers" is undeniably Murray Leinster, but who is heir apparent? Most certainly it must be Edmond Hamilton, one of the most underestimated (though not unappreciated) writers of science fiction.
	— Сэм Московиц, «Эдмонд Гамильтон», 1963

… Гамильтону не откажешь а) в умении закрутить острый сюжет, б) в способности игнорировать элементарные научные представления, в) в жёстком, исступлённом даже целомудрии и в прочих достоинствах. <…> Но чего ему нельзя простить, так это того печального обстоятельства, что он скверный писатель, <…> который в угоду сюжету и слабоумному читателю способен произвольно изменять обстоятельства, без всяких — не то что психологических: куда там! — просто даже безо всяческих физических мотивировок, заставлять героев убивать или быть убитыми, космические корабли — гореть или спасаться, врагов — после кратковременного триумфа терпеть поражения, друзей — после некоторого периода уныния возобладать и побеждать.

— Аркадий Стругацкий, внутренняя рецензия на «Звёздных королей», 5 февраля 1969 [1988]

О произведениях

	«Битва за звёзды». Давным-давно <…> Эдмонд Гамильтон <…> на страницах «Weird Tales» в одиночку создал школу галактической космической оперы, которая — по крайней мере, для своего времени — сделала больше для того, чтобы дать читателям ощущение необъятности Вселенной, чем что-либо написанное до или после. Эта книга в некотором смысле является отголоском тех давних дней, но за тридцать лет научная фантастика выросла, а вместе с ней выросло и мастерство Эдмонда Гамильтона как писателя. <…> Джей Биррел, агент веганского сектора, гораздо больше похож на человека, чем безликие, безымянные супермены из тех старых историй, и колючие, неразумные взгляды людей забытой Земли становятся более чем разумными, когда мы узнаём их лучше.
	Battle for the Stars. Long, long ago <…> Edmond Hamilton <…> in the pages of Weird Tales single-handedly created a school of galactic space opera that—for its time, at least—did more to give readers a feeling for the immensity of the universe than anything written before or since. This book is, in a sense, an echo of those old days, but science fiction has grown in thirty years and Edmond Hamilton's skill as a writer has grown along with it. <…> Jay Birrel, agent of the Vegan sector, is far more of a human being than the faceless, nameless supermen of those old yarns, and the prickly, unreasonable attitudes of the people of forgotten Earth become more than reasonable as we know them better.
	— Питер Скайлер Миллер

	… истории о Капитане Фьючере были <…> сериальными, основанными на механической формуле, как и многие другие персональные сериалы pulp-эры. Это были романы с быстрым действием, в которых сюжет был почти таким же фиксированным, как хореография традиционного балета. <…> из покупающей научно-фантастические книги публики, вероятно, менее 20% сейчас знает, кем и чем был Капитан Фьючер. <…> Характеристика [в романах] скудная и рутинная, потому что Капитан и его довольно надуманная команда — не более чем легко идентифицируемые фигуры в обычной игре.
	… the Captain Future stories <…> were <…> series stories based on a mechanical formula, like many other series characters from the pulp era. They were fast action novels in which the plotting was almost as fixed as the choreography of a traditional ballet. <…> know who and what the Captain was. <…> of the book-buying science-fiction public, this probably represents less than 20%. <…> The characterization is skimpy and routine, because the Captain and his rather contrived crew are little more than easily identified pieces in a regular game.
	— Лестер дель Рей