Фауст и Архимед
«Фауст и Архимед» (англ. Faust and Archimedes) — статья Сэмюэла Дилэни 1968 года, в которой он анализирует и сопоставляет творчество Томаса Диша и Роджера Желязны. Вошла в авторский сборник «Сокровище, сжатое тисками» 1977 года.
Цитаты
править1
правитьВ фэнзинах имена их служат своего рода эталонами — верхней планки («...не так поэтично, как Желязны») или нижней («...но, по сравнению с беспросветностью Диша...»). | |
In fanzines their names are used to swear by (“... has not quite the poetry of Zelazny”) or to curse with (“... but compared to dismal Disch ...”) |
Я наткнулся на рассказ [Диша], начинавшийся едва ли не как список покупок. Дочитав список, я имел перед собой один из наиболее ярких образов, когда-либо реализованных в короткой прозе. Далее, по мере развития сюжета, столь впечатляюще созданный образ не менее эффектно разрушался. | |
I came across a story that begins as little more than a shopping list. By the time I had finished reading that list, I had clearly before me one of the most vividly realized characters I have run across in short fiction. The story progresses: and as spectacularly as he is created, the character is destroyed. |
Возводить хулу или возносить хвалу побуждает, как в случае Желязны, так и Диша, избыток литературной техники. | |
The thing that makes both writers egregious or praiseworthy, as one chooses to look at them, is the plethora of literary technique. |
… беспокойство, коим подспудно проникнута большая часть НФ-критики последних двадцати лет: «Выдерживает ли данная работа сравнение с мэйнстримом?» | |
… a concern implicit in most of the s-f criticism of the past twenty years: “Does it stand up to the mainstream?” |
Произведения обоих изобилуют литературными, историческими и мифологическими аллюзиями. Тонкость чувствования такова, что допускает скрупулезный психологический и социологический анализ, причем как на современном материале, так и на историческом. | |
The work of both abounds in literary, historical, and mythological allusions. The sensitivities revealed are far-ranging, capable of fine psychological and sociological analysis, and are as responsive to the contemporary as to the traditional. |
2
правитьСтилизация Желязны под Кордвайнера Смита, «Фурии»,.. | |
Zelazny’s pastiche of Cordwainer Smith, The Furies,.. |
… [его] романы и повести от первого лица принадлежат к наиболее утончённым образцам интенсивного символизма[1] в американской прозе. | |
… the first-person novels and novellas are some of the most elegant examples of intensive symbolism in American prose. |
Роман Диша «Концлагерь» <…> — интенсивный символизм эффективнее некуда. | |
Disch’s <…> novel Camp Concentration <…> is intensive symbolism at its most effective. |
Научная фантастика — единственный, кроме поэзии, литературный жанр, символистский в самой своей основе. <…> Что неизбежно <…>. Ну не парадокс ли, что символисты были столь страстно заняты реальным миром — реальностью наружной и внутренней? Однако в противном случае символы их лишились бы референта. <…> [Желязны и Диш] делают то, что сегодня мне представляется скорее неизбежным, нежели из ряда вон выходящим, — писатели, столь живо отслеживающие развитие искусства и литературы, превосходно разбирающиеся в символистах девятнадцатого века, породивших эстетику века двадцатого, обратили свои таланты к тому жанру английской прозы, который наиболее богат возможностями; или что именно им предстоит жанр этот трансформировать. | |
Science fiction is the only area of literature outside poetry that is symbolistic in its basic conception. <…> That is what dealing <…>. It is paradoxical that the symbolists must be so passionately concerned with the real world, both the reality without them and within. But if they are not, their symbols have no referent. <…> they are doing, it strikes me today as inevitable, rather than eccentric, that writers so in touch with the progress of art and literature, so at home with the symbolists of the nineteenth century who produced the aesthetic of the twentieth, should bring their talents to a field that has the most potential in English prose; or that such writers should be the ones to turn this genre on, around, and into something else. |
3
править«Концлагерь» созвучен легенде о докторе Фаусте во многих её вариантах. <…> Не оставлен без внимания и «Доктор Фаустус» Манна: <…> Диш позаимствовал у Манна тему соотнесенности гения и венерического заболевания. Но если Манн трактовал эту взаимосвязь романтически, то Диш — иронически (и до истерики смешно, когда тема выходит на передний план) и, по-моему, эффективней. <…> | |
Camp Concentration takes its resonances from the host of European retellings of the Faust story. <…> Convert due is paid Mann’s Doctor Faustus: <…> Disch has also taken Mann’s association of genius with venereal disease. But where Mann’s association is romantic, Disch’s is ironic (and hysterically funny when it comes to the fore) and for me the more effective. <…> |
Совокупность [произведений Желязны] имеет обыкновение сливаться для читателя в непрерывное витиеватое полотно. Тут и там вечерние огни выхватывают из мрака сцену <…>. | |
The whole oeuvre tends to mesh into one gorgeous fabric. Here and there evening lights pick out a scene <…>. |
Анализируя прозу Желязны, Бэнкс Мебэйн указал на её сходство с лирикой английских поэтов-метафизиков XVII века. Также, однако, Желязны активно использует живой разговорный язык. Самое удивительное в его прозе — это непринуждённость, с которой образы, столь интенсивно насыщенные, осваивают жизненное пространство современного американского языка. | |
Banks Mebane in his analysis of Zelazny's prose has pointed out its kinship with the metaphysical poets. But it is highly colloquial as well. The wonder of the prose is that it manages to keep such intensely compressed images alive and riding on the rhythms of contemporary American. |
Дабы уловить созвучие с реальным миром <линии Эриксона>, попробуйте рассмотреть повесть в контексте убийства Кеннеди, которое имело место годом раньше её написания <…>. Желязны выбрал образы, наиболее эффективно резонирующие в нашем современном сознании. | |
To catch the resonance with the real world, consider Zelazny's tale in light of the assassination of Kennedy that had taken place less than a year before he wrote the story <…>. Zelazny has picked images that vibrate sympathetically with the times. |
4
правитьМы должны научиться воспринимать каждый нюанс и оттенок жизни во внешнем и внутреннем мире, дабы стать достойными бессмертия, которого все ищем (на том или ином уровне), — вот какая мораль, по-моему, выводится из всего корпуса сочинений Желязны. Следствием из этого вывода будет предупреждение: единственная альтернатива полноте чувств — смерть, духовная или физическая. | |
We must become receptors to every nuance and shading of life, both the inner and the outer, to make ourselves worthy of the immortality we all seek (on one level or another): This is what I read from the panorama of Zelazny's work. A corollary to this answer is a warning that if we allow ourselves anything less than the richness, death—either spiritual or real—is the alternative. |
5
правитьФауст пал жертвой собственного знания, вырвавшегося из-под контроля. | |
Faust dies victim to his own knowledge gone abruptly out of control. |
Если мы хотим решить задачу, что делать с нашим самосознанием, то по мере эволюции последнего необходимо всё более хитроумное умозрительное моделирование. <…> | |
If we are to solve the problem of what to do with our consciousness, we need more and more astutely constructed models as that consciousness changes, develops. <…> |
Перевод
правитьА. Б. Гузман, 2002 (с незначительными уточнениями)
Примечания
править- ↑ Более яркий, чем жизнь. Тип символизма, упоминаемый Артуром Саймонсом в книге «Символистское движение в литературе» (1899).
- ↑ Повесть стала основой романа.