Томас Эдвард Лоуренс
Томас Эдвард Лоуренс (англ. Thomas Edward Lawrence; 16 августа 1888 — 19 мая 1935) — британский офицер и писатель, также известный под именем «Лоуренса Аравийского»; во время Первой мировой войны возглавлял арабское антитурецкое восстание.
| Томас Эдвард Лоуренс | |
| |
 Статья в Википедии
| |
 Произведения в Викитеке
| |
 Медиафайлы на Викискладе
|
Цитаты
правитьТрудность в том, чтобы остаться нетронутым в толпе: столько людей пытаются заговорить с вами или к вам притронуться: а вы — как электричество, потому что малейший контакт разряжает все достоинства, которые вы накопили. — опубликовано в книге Ronald Blythe «The Age of Illusion : England in the twenties and thirties : 1919-1940» (1963) | |
The difficulty is to keep oneself untouched in a crowd: so many people try to speak to you or touch you: and your like electricity, in that one touch discharges all the virtue you have stored up.[1] | |
| — Из письма Т. Э. Лоуренса к своей семье (22 февраля 1922) |
В истории мира (дешевое издание) я — сублимация Аладдина, рыцарь «Тысячи и одной ночи», бряцающий на струнах «Стрэнд Мэгэзин». В глазах «тех, кто знает», я потерпел прискорбную неудачу, рискуя собой за дело, которое немного больше решимости могло бы привести в порядок или оставить в стороне. — опубликовано в книге «Selected letters of T.E. Lawrence» (1952), под редакцией Дэвида Гарнетта. | |
In the history of the world (cheap edition) I'm a sublimated Aladdin, the thousand and second Knight, a Strand-Magazine strummer. In the eyes of «those who know» I failed badly in attempting a piece of work which a little more resolution would have pushed through, or left un-touched.[2] | |
| — Из письма Т.Э. Лоуренса к полковнику С. Ф. Ньюкомбу (16 февраля 1920) |
Я могу общаться с учеными, писателями, художниками или политиками, но также счастлив в обществе автобусных кондукторов, монтеров и простых рабочих: профессия или призвание не важны. Все эти классы мне знакомы, хотя я представляю, что никто из них не назовет меня «своим». Вероятно, манера, в которой я был воспитан, мои приключения — и мой способ мыслить — лишили меня моего класса. Лишь среди праздных классов мне довольно неудобно. Я не умею развлекаться и убивать время. Многие люди заявляют, что только они меня понимают. Они не видят, как мало они видят, и каждый видит свое. Имя мое — Легион!. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence to his biographers» (1938) | |
| — Из письма Т.Э. Лоуренса к Бэзилу Лидделу Гарту (26 июня 1933) |
Ведь правда, что вина по поводу рождения лежит на самом ребенке? Я полагаю, что мы обманом вынуждаем своих родителей произвести нас на свет, и именно наши будущие дети заставляют нашу плоть испытывать зуд. — Опубликовано в книге «The letters of T. E. Lawrence» (1991), под редакцией Малькольма Брауна | |
Isn't it true that the fault of birth rests somewhat on the child? I believe it's we who led our parents on to bear us, and it's our unborn children who make our flesh itch. | |
| — Из письма Т.Э. Лоуренса к Лайонелю Кёртису (27 марта 1923) |
Я человек, которого намного легче чувствовать, чем говорить о нем. Единственную мою хорошую характеристику я читал в «Семи столпах». Люди не могут определить меня в трех словах, потому что я разнообразен, и у меня нет единой характеристики. Потому моих друзей раздражают все мои описания, которые они слышат: и никто не может сказать ничего такого, что оправдало бы их раздражение. Так объясняется притягательность и тайна. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence to his biographers» (1938) |
Во время маневров в танковых частях мне однажды приказали замаскироваться среди сжатых рядов батальона: с тех пор я так и продолжаю. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence to his biographers» (1938) |
Если вы хотите меня изваять, относитесь ко мне, как к обычной модели, а не как к «самой романтической фигуре войны». <…> С меня хватит света прожекторов, я не актёр и никогда не стану публичной фигурой. Это было всего лишь военное усилие, навязанное, недобровольное. Не делайте из меня полковника Лоуренса: он умер 11 ноября 1918 год. | |
If you do do it, please hold me as a model, and not as 'the most romantic figure of the war <…>. I'm tired of the lime light, and am really not stagy at all, and not ever going to be a public figure again. It was a war effort, imposed, involuntary. Don't do me as Colonel Lawrence (he died Nov. 11. 1918). | |
| — Из письма Т. Э. Лоуренса к леди Кэтлин Скотт (2 февраля 1921) |
Я был и остаюсь абсурдно переоценён; я не сверхчеловек, я вполне обычный. <…> В тоже время, я являюсь одним из немногих людей, которые говорят обо мне правду. — Опубликовано в книге «The letters of T. E. Lawrence» (1991), под редакцией Малькольма Брауна | |
I have been & am absurdly over-estimated. There are no supermen & I'm quite ordinary. In that point I'm one of the few people who tell the truth about myself. | |
| — Из письма Т.Э. Лоуренса к Эрику Кеннингтону (6 мая 1935) |
Чтобы объяснить соблазн скорости, надо объяснить человеческую природу, но ее легче понять, чем объяснить. Все люди во все эпохи разорялись на дорогих лошадей, или верблюдов, или корабли, или машины, или мотоциклы, или самолеты: все стремились бежать, или идти, или плыть как можно быстрее. Скорость — вторая древнейшая страсть в нашей природе, и нашему поколению посчастливилось, что оно может отдаваться ей за лучшую цену и более массово, чем наши предки. Каждый нормальный человек культивирует ту скорость, которая его привлекает. Моего дохода хватает на содержание мотоцикла. — Цит. по книге Лиддела Гарта «Полковник Лоуренс» (1939) | |
To explain the lure of speed you would have to explain human nature; but it is easier understood than explained. All men in all ages have beggared themselves for fast horses or camels or ships or cars or bikes or aeroplanes: all men have strained themselves dry to run or walk or swim faster. Speed is the second oldest animal craving in our nature, and our generation is fortunate in being able to indulge it more cheaply and generally than our ancestors. Every natural man cultivates the speed that appeals to him. I have a motorbike income. |
«Семь столпов» были исторической необходимостью; я не назвал бы это выбором. | |
| — Из письма Т. Э. Лоуренса к Роберту Грейвсу (6 ноября 1928) |
Писать неправду или неполную правду — мне это не нравится. | |
| — Из письма Т. Э. Лоуренса к Эдварду Гарнетту (7 сентября 1922) |
(Высказывание Т. Э. Лоуренса по поводу чрезмерного интереса к нему со стороны СМИ, после того как он вступил в ВВС) | |
| — Из письма Т. Э. Лоуренса к Х. А. Форду (18 апреля 1929) |
Я до предела устал быть мишенью взглядов, обсуждений и восхвалений. Как можно сделать так, чтобы о тебе забыли? После моей смерти еще будут греметь моими костями, то здесь, то там, из любопытства. — Опубликовано в книге «The letters of T. E. Lawrence» (1991), под редакцией Малькольма Брауна | |
| — Из письма Т. Э. Лоуренса к А. Э. Чэмберсу (27 апреля 1929) |
Я не был солдатом, действовавшим под влиянием инстинкта, автоматом с интуицией и удачными идеями. Когда я принимал решение или выбирал альтернативу, я это делал лишь после того, как изучал все относящиеся, а также и многие не относящиеся к делу факторы. В моем распоряжении была география, структура племен, общественные обычаи, язык, принятые стандарты — все. Противника я знал почти так же, как и свои собственные силы, и неоднократно сражался, вместе с ним, подвергая себя риску, чтобы «научиться». <…>Для того чтобы уметь использовать бронемашины, я научился ими управлять и выводить их в бой. Я по необходимости сделался артиллеристом, а также мог лечить и разбираться в верблюдах. <…> Военное искусство, по крайней мере мною, было достигнуто не благодаря инстинкту, без всяких усилий, но пониманием, упорным изучением и напряжением ума. Если бы оно далось мне легко, я не достиг бы подобных результатов — Цит. по книге Лиддела Гарта «Полковник Лоуренс» (1939) |
(По поводу того, что Лоуренс носил арабское одеяние на Конференции в Париже, в 1919 году): |
Если вам нужен ярлык, я философский анархист. <…> Я анархист и хочу избежать и обращения в суд или к иным властям, и преследования с их стороны. — опубликовано в книге Harold Orlans «T.E. Lawrence: biography of a broken hero» (2002) |
Мне нравится Уинстон, но он политик. Я бы скорее предпочел стать мусорщиком, чем политиком. … Плохо, когда видишь две стороны вопроса, а должен (официально) следовать одной. — опубликовано в книге Harold Orlans «T.E. Lawrence: biography of a broken hero» (2002) |
В отдаленном будущем (если, конечно, оно наступит) я бы хотел стать человеком слова, а не действия. — опубликовано в книге «The letters of T. E. Lawrence» (1991), под редакцией Малькольма Брауна | |
In the distant future, if the distant future deigns to consider my insignificance, I shall be appraised rather as a man of letters than a man of action. | |
| — Из письма Т.Э. Лоуренса к Эдварду Гарнетту (23 декабря 1927) |
Цитаты из произведений
править«Перемены на востоке»
править- Статья «The Changing East» была опубликована в The Round Table, в сентябре 1920.
(Об Азии) |
Еще перед войной мы заметили: политика азиатских стран начинает меняться. Казалось, у некой пружины, приводившей в движение весь механизм, иссяк завод — и вот в игру вступили новые мотивы. Во времена наших отцов Восток, особенно Ближний Восток, все, что лежит по эту сторону Афганской границы, был постижим логически, более или менее однороден — и весьма прост. Персия, Турция, Египет и иже с ними были странами с давней традицией государственности, управляемыми султанами или князьями: права владык никто не подвергал сомнению, власть почиталась священной от Бога, законодательство же опиралось на диктат государственной религии. Подданные этих государств в первую очередь делились на мусульман, христиан и язычников. И только потом, коли была особая необходимость, они осознавали себя турками или арабами, однако в этом вопросе у них самих не было окончательной уверенности: главную роль играла вера… |
Национализм — беспокойная и жестокая стихия; возможно, он унес не меньше жизней, чем религиозные войны; <…> чем эта зараза старее, тем она опасней. |
Как заметил один немец, если уж мы вынуждены менять наше мнение, пусть тот, кто заставил нас это сделать, сполна заплатит за причиненные нам неудобства.[3] |
«Эволюция восстания»
править- Статья «The Evolution of A Revolt» была опубликована в журнале The Army Quarterly and Defence, в октябре 1920.
Печатный станок является наиболее мощным оружием в арсенале современного военачальника... | |
The printing press is the greatest weapon in the armoury of the modern commander... |
«Семь столпов мудрости» (1922)
правитьМечтают все: но не одинаково. Те, кто по ночам грезит на пыльных чердаках своего ума, просыпаются днем и обнаруживают, что все это было тщетой; но те, кто мечтает днем, опасные люди, ибо они могут проживать свою мечту с открытыми глазами, воплощая ее.
Завербоваться — значит признать свое поражение перед жизнью. Среди сотни людей на службе вы не найдете ни одного цельного и счастливого. У каждого есть изъян, рана открытая или скрытая, в недавней истории.
«Двадцать семь статей»
править- Из руководства, которое Лоуренс писал для британских офицеров в Арабский бюллетень (20 августа 1927).
Умение обходиться с геджасскими арабами представляет собой искусство, а не науку; оно имеет исключения, но не имеет каких-либо определенных правил. |
Загладить плохое начало трудно, а между тем арабы составляют мнение по наружному виду, на который мы не обращаем внимания. Когда вы достигли внутреннего круга племени, вы можете делать с собой и с ними все, что угодно. |
Добейтесь доверия вашего вождя и удерживайте это доверие. Укрепляйте, если можете, престиж вождя перед другими за свой счет. Никогда не отказывайтесь и не разбивайте тех планов, которые он может предложить... Всегда одобряйте их, а похвалив, изменяйте их мало-помалу, заставляя самого вождя вносить предложения до тех пор, пока они не будут совпадать с вашим собственным мнением. Когда вам удастся этого достигнуть, заставьте его держаться этого взгляда, овладейте полностью его мыслями и толкайте его вперед как можно сильнее, но скрытно, так, чтобы никто, кроме него самого (и то лишь очень смутно), не чувствовал вашего воздействия. |
Не пытайтесь делать слишком много лично. Пусть лучше арабы сделают что-либо сносно, но зато сами. Это их война, и вы должны им лишь помогать, а не выигрывать для них войну. Кроме того, в действительности, принимая во внимание совершенно особые условия Аравии, ваша практическая работа не будет столь хороша, как вы, пожалуй, воображаете. | |
Do not try to do too much with your own hands. Better the Arabs do it tolerably than that you do it perfectly. It is their war, and you are to help them, not to win it for them. Actually, also, under the very odd conditions of Arabia, your practical work will not be as good as, perhaps, you think it is. |
Хотя бедуина трудно заставить что-либо делать, им легко руководить, если только у вас хватит терпения. Чем будет менее заметно ваше вмешательство, тем больше будет ваше влияние. Бедуины с охотой будут следовать вашему совету… но они не предполагают, что вы или кто-либо другой об этом знает. Лишь после того как окончатся все неприятности, вы откроете в них наличие доброй воли. |
Если вы находитесь вместе с племенем, носите головное покрывало. Бедуины относятся с предубеждением к фуражке и считают, что наша настойчивость в ношении ее вызывается… каким-то безнравственным и противорелигиозным принципом. Если вы будете носить фуражку, ваши новые друзья-арабы будут стыдиться вас при других. |
Если вы будете носить арабское одеяние, носите его получше. Одежда имеет большое значение у племен; вы должны носить соответствующее одеяние и чувствовать себя в нем совершенно свободно. Если они не возражают, одевайтесь, как шериф. |
Весь секрет обхождения с арабами заключается в непрерывном их изучении. — Цит. по книге Лиддела Гарта «Полковник Лоуренс». |
«Восстание в пустыне» (1927)
правитьЛиврея смерти, которая отделяла стеной носящих ее людей от обычной жизни, являлась признакам того, что они продали свои желания и тела государству и нанялись на службу, испытывая унижение, несмотря на то, что начало этой службы было добровольным. | |
This death’s livery which walled its bearers from ordinary life was sign that they have sold their wills and bodies to the State: and contracted themselves into a service not the less abject for that its beginning was voluntary. |
Цитаты о Т.Э. Лоуренсе
править
| |
I deem him one of the greatest beings alive in our time... We shall never see his like again. His name will live in history. It will live in the annals of war... It will live in the legends of Arabia. |
- Вариант:
- … его имя будет жить в английской литературе, оно будет жить в преданиях (традициях) Королевских Военно-Воздушных сил. …
- it will live in English letters; it will live in the traditions of the Royal Air Force.[4]
<…> Торжественность его манер, точность его суждений, разнообразие тем, которых он касался в разговоре, и то, как он это делал, — все казалось возведенным до степени совершенства этой роскошной арабской одеждой и головным убором. Струящиеся складки ткани придавали больше блеска благородным чертам его лица, изящно очерченным губам и сияющим глазам, полным огня и понимания. Он выглядел тем, кем и был — одним из величайших властителей, отмеченных самой природой. — опубликовано в Lawrence of Arabia // Winston Churchill «Great contemporaries» | |
The gravity of his demeanor; the precision of his opinions; the range and quality of his conversation; all seemed enhanced to a remarkable degree by the splendid Arab head-dress and garb. From amid the flowing draperies his noble features, his perfectly-chiseled lips and flashing eyes loaded with fire and comprehension shone forth. He looked what he was, one of Nature’s greatest princes. |
В лице Лоуренса у нас был не только человек, способный сослужить многочисленную службу, но и человек, обладавший тем качеством, которое все могут узнать и никто не может определить, тем, что называется гением. Как и в те дни, когда он был командиром и вел жизнь, полную приключений, так и в последнюю часть своей жизни, когда он выбрал добровольное исчезновение, Лоуренс всегда управлял теми, с кем вступал в отношения. Все чувствовали присутствие индивидуальности, из ряда вон выходящей. Все понимали, что его скрытые резервы сил и воли превышали измеримые пределы. Если он брался за дело, нельзя было сказать, что могло бы быть ему неподвластно. Если дела принимали дурной оборот, все были счастливы видеть его появление. — опубликовано в книге Winston Churchill «Great contemporaries» (1937) |
Лоуренс был одним из тех людей, чей темп жизни выше и более интенсивен в сравнении с тем, что принято считать нормой. <…> Он находился не совсем в ладу с нормой. Ярость Мировой Войны привела жизнь к стандартам Лоуренса. <…> Я часто задавался вопросом, как бы это отразилось на судьбе Лоуренса, если бы Война продолжалась в течение еще нескольких лет.<…> Земля дрожала от гнева сражавшихся сторон, все находилось в движении. И не было ничего невозможного. Лоуренс мог бы воплотить в жизнь мечту молодого Наполеона о завоевании Востока; он бы, возможно, вступил в Константинополь в 1919 или 1920 во главе объединенных племен Малой Азии и Аравии. Но штормовой ветер прекратился также внезапно, как и возник. Небеса были ясными; колокола перемирия прозвучали. Человечество, облегченно вздохнув, вернулось к своей обычной, нежно лелеемой жизни, и Лоуренса оставили двигаться дальше в одиночку, в другом самолете и на другой скорости. — опубликовано в Lawrence of Arabia // Winston Churchill «Great contemporaries» | |
Lawrence was one of those beings whose pace of life was faster and more intense than what is normal. He was not in complete harmony with the normal. The fury of the Great War raised the pitch of life to the Lawrence standard. <…> I have often wondered what would have happened to Lawrence if the Great War had continued for several more years. The earth trembled with the wrath of the warring nations. Everything was in motion. No one could say what was impossible. Lawrence might have realised Napoleon's young dream of conquering the East; he might have arrived in Constantinople in 1919 or 1920 with most of the tribes and races of Asia Minor and Arabia at his back. But the storm wind ceased as suddenly as it had arisen. The skies were clear; the bells of Armistice rang out. Mankind returned with indescribable relief to its long interrupted, fondly cherished ordinary life, and Lawrence was left once more moving alone on a different plane and at a different speed. [5] | |
| — Из речи Уинстона Черчилля на открытии мемориальной таблички в честь Т. Э. Лоуренса в Оксфордском университете (октябрь 1936) |
(О службе Лоуренса в ВВС) |
Имя вашего брата будет жить в истории, и Король с благодарностью признает его выдающиеся заслуги перед своей страной и считает трагедией то, что подобным образом прервалась жизнь, которая по прежнему была полна обещаний. — Цит. по книге David Murphy, Giuseppe Rava «Lawrence of Arabia: The Background, Strategies, Tactics and Battlefield Experiences of the Greatest Commanders of History» (2011) | |
Your brother name will live in in history and the King gratefully recognizes his distinguished services to his country and feels that it tragic that the end should have come in this manner to a life still a full of promise. | |
| — Из телеграммы, отправленной Георгом V — Арнольду Лоуренсу (младшему брату Т. Э. Лоуренса) |
Лоуренс был под моим командованием, но, уведомив его о моих стратегических планах, я представил ему свободу действий. Его сотрудничество было отмечено величайшей преданностью, и я ничего не могу сказать, кроме похвал, о его работе, которая действительно была бесценной на протяжении всей кампании. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
Он был бы очень плохим генералом, но, несомненно, хорошим командующим. Нет такого дела, в отношении которого я сомневался бы, что он его выполнит, если захочет, но ему необходимо давать полную свободу действий. — Цитируется по книге Лиддел Гарт. «Полковник Лоуренс» | |
| — Эдмунд Алленби — Роберту Грейвсу, ответ на вопрос смог бы Лоуренс быть хорошим генералом регулярных частей. |
Лоуренс знал больше о войне, чем любой из генералов последней войны. — Цит. по книге Лиддела Гарта «Полковник Лоуренс» (1939) |
В пустыне он нашел <…> суровую простоту, которая годилась для него, и, хотя никогда не терял способности адаптироваться и ценить самые тонкие удовольствия цивилизованного общества, именно в пустыне он находил одиночество, которое удовлетворяло его самые глубокие инстинкты. — опубликовано в книге Basil Henry Liddell Hart, «T.E. Lawrence in Arabia and After» (1965) |
- <small>(британский дипломат, служил офицером в армии генерала Алленби с 1916-1921)
Я всегда чувствовал, что Лоуренс был примером торжества сознания над материей. По своим физическим данным он был практически тщедушен, но одной лишь силой воли заставлял свое тело совершать подвиги выносливости, в которых с ним не могли соревноваться другие, физически более сильные, люди. — опубликовано в книге Alec Kirkbride «A crackle of thorns: Experiences in the middle east» (1956) | |
I always felt that Lawrence was an example of the triumph of mind over matter. His physique was almost puny, yet he drove his body by sheer will-power to feats of endurance which other more powerful men physically could not emulate.[6] |
- (британский археолог)
Он не так молод, как выглядит, и вряд ли является тем, чем предполагает его публика — например, не сорвиголова, не странствующий рыцарь, не визионер и не романтик. Число тех, кем он не хочет быть — довольно обширно; но число тех, кем он мог быть, если бы захотел — еще больше. <…> Мало того, что он противник официальности, он не любит войну и арабские одежды, арабский образ жизни и общественные функции, цивилизованные или нецивилизованные. <…> Он обладает таким же большим интересом к себе, как и верой в себя, но те, кто разделяет последнее, не приглашаются разделять первое. Он делает из других посмешище или делает из них королей, но, если кто-нибудь пытается сделать первое или второе из него, он убегает. Толкать вперед (не самого себя) он находит более подходящим, чем вести за собой, и любит толкать вперед того, кто не ожидает этого: но, если тот не движется так быстро, как, по его мнению, должен, он толкает его в канаву и выступает вперед. То, что он мыслит, — его закон. Мыслить так быстро или так широко, как он, непросто, и еще менее просто поравняться с его быстрыми действиями. <…> Лучше быть его партнером, чем оппонентом, ибо, если он не блефует, он обычно держит на руках тузы; и он может быть беспощадным, мало заботясь о том, какие яйца он разбивает, чтобы приготовить свои омлеты, и не обращая внимание на ответственность ни за скорлупу, ни за удобоваримость его стряпни. В целом это сила, которую чувствуют многие, но не могут измерить полностью ни другие, ни он сам. Он должен пойти далеко; но, может быть, это воплотится в прокладывании одинокой борозды, там, где сейчас мало кто ожидает, что он станет пахать. — опубликовано в книгах: William Rothenstein «Twenty-four portraits» (1920); John Mack «A prince of our disorder: the life of T. E. Lawrence» (1998) | |
He is not so young as he looks and he is hardly anything that he is popularly supposed to be - not Daredevil for example, nor Knight-Errant nor Visionary nor Romantick. The things he wants not to be are quite numerous; but things he cuold be, if he wanted, are more numerous still. <…> Besides being anti-official, he dislikes fighting and Arab clothes, Arab ways, and social functions, civilized or unciviized. <…> He has as much interest as faith in himself: but those that share the last are not asked to share the first. He makes fun of others or makes kings of them, but if anyone tries to make either one or the other of him he runs away. Pushing (not himself) he finds more congenial than leading and he loves to push the unsuspecting body: but if it does not get on as fast or as far as he thinks it should he pushes it into the gutter and steps to the front. What he thinks is his Law. To think as fast or as far as he thinks is not easy, and still less easy is it to follow up with such wsift action. <…> It is better to be his partner than his opponent, for when he is not bluffing, he has a way of holding the aces: and he can be ruthless, caring little what eggs he breaks to make his omelettes and ignoring esponsibility either for the shells or for the digestion of the mess. Altogether a force felt by many but not yet fully gauged either by others or by himself. He should go far; but it may be in driving lonely furrows where at present few expect him to plough.[7] |
Примечательно, насколько личность Лоуренса захватила воображение его соотечественников. Сравнительно мало людей знали его близко; его известность была основана на его подвигах в далеких краях; для широкого большинства он был фигурой легендарной, неосязаемой, глубинные мотивы которого оставались во многом вне их понимания. Таким образом, справедливо, что люди часто восхищаются тем, что меньше всего способны понять. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
Лоуренс был героем, вполне соответствующим своему классу и своей эпохе. — Цит. по книге Richard Aldington «Lawrence of Arabia; a biographical enquiry» (1955) | |
Lawrence was the appropriate hero for his class and epoch. |
Огни рампы истории следуют за подлинным героем так же, как огни рампы театра следуют за prima ballerina assoluta (абсолютной прима-балериной). Свой самый яркий свет они сосредоточивали на полковнике Лоуренсе, он же Бей Лоренс, он же Принц Дамаска, таинственный человек, чудесный человек, человек, который мог бы, если бы его на это подвигли, сшить вместе Аравию Счастливую и Аравию Пустынную, как пастух сшивает свою одежду, и который, если опустить всю ложь и легенды, подлинно и бесспорно, на свой лад и собственными руками, заставил пошатнуться и рухнуть турецкое господство в Аравии и воссоединился с Алленби в Дамаске во главе Аравии Освобожденной, Аравии Отмщенной, Аравии, связанной с Британией лишь тогда, когда этого желала Британия. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
(По поводу вступления Лоуренса в ВВС) | |
A callow and terrified Marbot, placed in command of a sardonic Napoleon at Austerlitz and Jena, would have felt much as your superiors must in command of Lawrence the great, the mysterious, save in whom there is no majesty and | |
| — Из письма Бернарда Шоу к Т. Э. Лоуренсу (17 декабря 1922) |
Подобно всем героям, и, должен заметить, всем идиотам, вы ужасно преувеличиваете вашу способность преобразовывать мир в соответствии со своими убеждениями. Вы только что убедились на ярком примере, что совершенно невозможно спрятать или развеять чудовище, которое вы создали. Бесполезно заявлять, что Лоуренс не ваше настоящее имя. Это вас не спасет. Возможно, если бы вы объявили, что вас зовут Хигг, сын Снелла, или Бриан де Буагильбер, или не знаю как еще, и если бы остановились на этом и вели себя тихо, может быть, вы и стали бы Хиггом или Брианом. Но вы остались Лоуренсом и не вели себя тихо; и Лоуренсом вы теперь останетесь до конца своей жизни и, впоследствии, до конца того, что мы зовем современной историей. Лоуренс, возможно, будет мешать вам так же, как мне – Джи-Би-Эс (газетный псевдоним Дж.Б.Шоу), или Франкенштейну — тот человек, которого он создал; но вы его создали, и теперь надо как можно лучше к нему приспособиться. — опубликовано в книге Jeremy Wilson «Lawrence of Arabia: The Authorized Biography of T.E. Lawrence» (1989) | |
| — Из письма Бернарда Шоу к Т. Э. Лоуренсу (4 января 1923) |
Он был заметной фигурой среди военных; но обладал ограниченностью солдата. Я говорил с ним обо всем, о чем только можно разговаривать; темы были многочисленными и разнообразными; но не склонялись ни к политике, ни к религии, ни к какому-либо разделу социологии. Нет примера лучше, чем русская революция, с ее необычайными новыми ориентирами в политической науке и в образовании, такими существенными, что сторонники всех политических направлений жадно расспрашивали меня о ней, поскольку я посетил Россию, но Лоуренс никогда не упоминал ее при мне. О любом незначительном начальнике, который развязывал драку, будь то в Марокко против Испании или в Сирии против Франции, он говорил со страстным интересом, основанным на законах стратегии и его шансах на успех; но он как будто не знал о существовании Ленина, или Сталина, или Муссолини, или Ататюрка, или Гитлера. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
За понятным и сомнительным исключением меня самого, ни один человек нашего времени не имел такой способности провоцировать на обман журналистов и даже дипломатов, как Лоуренс. Посмотрите на его некрологи. Они все озаглавлены «Таинственный человек». Между тем никакой тайны, которая касалась бы Лоуренса, с окончания войны не существовало. Он менял свое имя два раза; но всем это было известно так же, как когда король поменял фамилию с Гвельфа на Виндзора. <…> Никто и никогда не называл мистера Ллойд-Джорджа таинственным человеком, как и Рэмси Макдональда. Что ж, попробуйте сказать мне о них десятую часть того, что каждый знает о Лоуренсе. Тем не менее, люди продолжают говорить о нем и преувеличивать. Они будут это делать, возможно, до конца истории. <…> Когда он стоял посреди сцены, и огни рампы освещали его, все вокруг показывали на него и говорили: «Смотрите! Он прячется. Он питает отвращение к рекламе». Было так очевидно, что это его беспокоило, и что он действительно предпринимал некоторые усилия, наполовину искренние, чтобы скрыться; но из этого не выходило никакого толку: он был самым хитроумным из актеров, и всегда делал так, что снова прожекторы освещали его. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
«Демон Абсолюта»
правитьОн не был Лоуренсом Аравийским, потому что Лоуренс Аравийский существовал не в большей степени, чем Роланд или Зигфрид. Его личность могла быть лишь разочарованием. Ни одно живое существо не скроено по меркам легенды. То, чего ждали от него его почитатели — чтобы он играл роль Лоуренса Аравийского; почему человек, который был способен сыграть роль арабского вождя, не мог бы сыграть роль английского героя? Потому что роль арабского вождя он не играл, а принял. Он был мастером дела, а не мечты. Ни д’Аннунцио, ни даже Байрон его не привлекали. Он не собирался сам играть в пьесе, которую написал. <…> Со времени бегства Фейсала легенда об освободителе преобразила все его поступки в обман. В нем восхищались безграничной силой, а он в это время был бессилен. Той двусмысленности, из-за которой множество газет сделало его супершпионом, тогда еще не существовало. Никто не считал, что он предпринял кампанию в Аравии в интересах британской колониальной политики: все знали, что на мирной конференции он только и делал, что добивался решений в пользу арабов; его единственные публичные выступления — статьи, которые он публиковал — были направлены на их защиту. Более чистый персонаж его легенды был достаточно близок его сердцу, и его поражения только сближали их; но он знал, что не был этим персонажем. Чем больше его признавали этим персонажем, тем более острым становился обман. Он ненавидел не других, а самого себя. Самая тягостная драма была не в том, что он был практически побежден: напротив, поражение, потому что оно не было окончательным, стало отсрочкой его драмы; драма была в том, что он не считал себя освободителем Аравии — не потому, что потерпел поражение, но потому, что не был им никогда. |
Ему твердили, что он проиграл: он считал, что выиграл. Но он играл против мирового порядка; а теперь обнаруживал, что защищает его, не потому, что он совершил предательство, а потому, что мировой порядок сильнее, чем любая человеческая воля. |
Играть жизнью — не значит убивать себя. Если Лоуренс выбрал ВВС, то лишь потому, что хотел уничижения, но не скуки; и не исключено, что его теневая сторона могла приспособиться там просто из-за присутствия в комнате молодых людей. В Лоуренсе, и это составляло часть его трагической игры, была смутная надежда выиграть. Он хотел покончить с интеллектуальностью, которая теперь была для него лишь инструментом обвинения, но хотел жить с необработанными людьми, и знал, что единственное средство это сделать — разделить их удел и их работу; и он хотел жить с ними так же, как когда-то хотел жить с арабами, потому что у него была смутная надежда — бросившись в другой мир, обрести в награду самого себя, пока что ускользающего от него. Возможно, мир низов дал бы ему то, в чем с такой ясностью отказывал ему мир духа. |
Говорит ли он правду? Он это делал не всегда. И он всегда будет сбивать с толку тех почтенных людей, которые воображают, будто говорить правду это то же самое, что быть искренним. Искренним он был, но он любил выдумки и розыгрыши, любил петлять, сбивая со следа, и рассыпал много словесной пыли, которая ставит в тупик серьезного исследователя. — Опубликовано в книге «The BBC Talks of E.M. Forster, 1929-1960: A Selected Edition» (2008)[8] |
«У цыганок»
править<...> Образованный человек все переносит легче. Вот, например, полковник Лоуренс. <...> Войди он сейчас в трамвай, непременно пристал бы к нему с расспросами. Люблю побеседовать с образованными людьми. Надо думать, милостивый государь, те юноши были студентами. Студентами, весьма преуспевшими в науках. Мы вместе ждали трамвая, и я слышал их разговоры. Они говорили о некоем полковнике Лоуренсе и о его приключениях в Аравийской пустыне. ... Целые страницы из книги этого полковника читали наизусть. Одна фраза мне особенно понравилась, прекрасная фраза о зное, которым встретила полковника Аравийская пустыня. Зной ударил его по темени, ударил его, как сабля... <...> Ужасный аравийский зной ударил его, как сабля, и он потерял дар речи. <...> | |
| — Гаврилеску |
«Не жалейте флагов»
правитьА она все время думала о Безиле. Она думала о нем образами книг о войне, которые ей довелось прочесть. <…> Он представлялся ей Комптоном Маккензи, пауком, плетущим паутину балканских интриг, ведущим подкоп под монархию среди олив и мраморных статуй; он представлялся ей полковником Лоуренсом и Рупертом Бруком. |
То, что считают в Лоуренсе «любовью к рекламе», объясняется его живейшим желанием познать себя. Если за известность считать то, что о нем пишут, можно сказать, что это оставляет его равнодушным. Самое большее, это его забавляет, так же, как когда он встречает людей, которые верят всему, что напечатано о нем, и ведут себя так, как будто легенда — это правда. Его возражения заставляют тогда говорить: «Как же скромны эти герои!» — и это выводит его из себя. Он не верит в существование героев, живых или мертвых. Он подозревает, что все они — вульгарные обманщики. — опубликовано в книге Robert Graves. «Lawrence et les Arabes» (2002) |
В чем можно упрекнуть Лоуренса – правомерно ли это делать? – это в том, что он на слишком большом расстоянии удерживает своих многочисленных друзей, среди которых есть бродяги и короли. Действительно, каждому из своих друзей Лоуренс показывает отдельную сторону своей личности, специально приспособленную, постоянно поддерживаемую. Каждый из них, так сказать, открывает его личность с какой-нибудь стороны, но лишь с одной, он никогда не смешивает их. Итак, существует несколько тысяч Лоуренсов, как тысячи граней алмаза. Лоуренс и сам не может сказать, различна ли окраска этих граней, или они лишь отражают разные образы. У него нет задушевных друзей, которым он мог бы открыться полностью. — опубликовано в книге Robert Graves. «Lawrence et les Arabes» (2002) |
Лоуренс питал одновременно отвращение и любовь к окружающей его легенде, и не мог быть последовательным ни со своими друзьями, ни сам с собой. — опубликовано в книге Robert GRAVES et Alan HODGE «The Long Weekend: a Social History of Great Britain 1918-1939» (1985) |
- (американский писатель и путешественник, автор книги With Lawrence in Arabia (1924))
Он человечен настолько, чтобы любить свою известность, особенно когда есть причины считать, что он ее заслужил. В то же время он достаточно человечен, чтобы скрывать это удовольствие от пытливых и насмешливых глаз более низменных людей. Лоуренс, сверх всего прочего, был человечным. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса | |
It is human to enjoy fame, especially when you have reason to suspect that you have earned it. By the same token it is human to hide that enjoyment from the peering, sneering eyes of other and lesser men. |
Я уверен, что он отказывался от почестей, потому что был глубоко скромным человеком и считал, что титулы и награды не имеют никакого значения. Он любил свою славу, но в то же время хотел ее избежать. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
Он любил славу и переполох. Но он хотел оставаться за кулисами, и прошел бы многие километры, лишь бы избежать света прожекторов. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
Самые вероломные языки противников Лоуренса толкают его дальше всего, как жертву рекламы, этой гидры двадцатого века, к его жребию, к огням рампы. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
Полковник У. Ф. Стирлинг
править- (служил начальником штаба в Аравии)
Никто, глядя на Лоуренса, не счел бы его физически сильным. Но остается фактом, что этот человек должен был побить все рекорды Аравии в выносливости и скорости. Высокие деяния Лоуренса полностью затмили великие саги, которые поются по всей пустыне, о посланниках в дни халифа Гаруна Аль-Рашида. Однажды он делал по меньшей мере 100 миль в день, три дня подряд. Такая выносливость почти невероятна. Я сам однажды ночью проехал 50 миль, но никогда не хотел бы повторить это снова. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
полковник Робин Бакстон
правитьЛоуренс — подстрекатель в национальном арабском движении. На вид он кажется слишком молодым. Его манеры очень спокойны, уравновешены; прекрасная голова, но небольшое тело. Его знают все бедуины. Я задаюсь вопросом, что больше всего они любят в нем и чем восхищаются; его смелостью, неустрашимостью, бескорыстием или теми грабежами, которые он предоставляет им совершать, пуская под откос поезда с богатыми товарами? Он говорил мне, что после каждой победной атаки на железную дорогу арабская армия напоминает цирк Барнума и моментально рассеивается. В любом случае, то, что он совершил с такими бедными инструментами в распоряжении, просто чудо! Его восхождение необычайно, не только среди местных жителей, но и среди его товарищей, даже среди начальников. Здесь он живет совершенно так же, как бедуины, одевается, как они, питается только тем, чем питаются они. Он выдерживает те же тяготы, что и самые скромные из них. Он всегда одет в белоснежный наряд и производит впечатление принца Мекки. — Из письма родным (4 августа 1918); опубликовано в книге Robert Graves «Lawrence et les Arabes» (2002) |
- (офицер, полковник британской армии и разведки)
Его одержимость известностью разрушила его жизнь; он получил то, что хотел, узнал, как это ложно, и испугался. — опубликовано в книге Richard Meinertzhagen «Middle East diary, 1917-1956» (1959) | |
His obsession for publicity ruined his life; he got what he wanted, knew it was all false, and got frightened.[9] |
- (английский историк)
Однажды в 1926 году я встретил его у входа в Британский музей в солдатской форме. | |
One day in 1926 I met him at the gate of the British Museum in his private is uniform. «Hullo, Lawrence.» «Do you recognize me?» «Of course.» Then he said, «The whole afternoon i have been walking about the Museum where every attendant used to know me, and not a single one recognized me, till I inquired about someone I missed. Then the man knew me.» Quise so — what was the good of disguising if no one recognized him? |
Он был сдержанным и все-таки хотел, чтобы его замечали, он был искренне робким и наивным эксгибиционистом. Ему нужно было подняться выше других, чтобы потом самому стать ниже и доказывать свое превосходство в этом добровольном уничижении. Это была таинственная игра, которая началась с того, что он стал рядовым. Некоторых это забавляло или удивляло, других раздражало или отталкивало; ему самому это нравилось, странным и фантастическим образом. Причиной были глубокие противоречия в его собственной жизни. Я задаюсь вопросом, знал ли он сам, почему делал так, или скорее, почему он хотел это делать. — опубликовано в книге Sir Lewis Bernstein Namier «In the Margin of History» (1969) | |
He was retiring and yet craved to be seen, he was sincerely shy and naively exhibitionist. He had to rise above others, and then humble himself, and in his self-inflicted humiliation demonstrate his superiority. It was a mysterious game which he had started long before he became a private. It amused or puzzled some, annoyed or put of others. He himself enjoyed it in a quaint, whimsical manner. It was childish; and people took it too seriously, and yet not seriously enough. A deep cleavage in his own life lay at the root of it. A wonder whether he himself ever knew why he did it, or rather had to do it. |
Он был гениальным человеком, очень богато одаренной личностью, и великим актёром; и лишь он сам знал сколь много ему пришлось сделать и как много он перенес. «Уйдите в пустыню на несколько лет», говорил он мне. «И вы вернетесь пророком. Но если вы останетесь там слишком надолго, вы больше не заговорите никогда.» — опубликовано в книге Sir Lewis Bernstein Namier «In the Margin of History» (1969) | |
He was a man of genius an immensely rich personality, a great artist; he suffered a few ever do, and he knew how much he suffered. «Go into the desert for a few years,» he said. «and you will return a prophet. If you stay there too long, you will never speak again.» |
- (американский писатель)
В двадцатые годы люди могли считать, что некоторые люди являются островами. Т.Э.Лоуренса они признали героем in excelsis (на высоте). Они любили его равнодушие к славе своей эпохи, когда за почести и титулы дрались так же, как за доходы. Любили его манеры подлинной пробы, после низкокачественных шейхов Валентино и Дон-Жуанов в бурнусах мисс М.Э.Клэмп. Также любили его дилетантизм, его «скромность» и его набор инструментов «сделай королевство сам.» — опубликовано в книге Ronald Blythe «The Age of Illusion : England in the twenties and thirties : 1919-1940» (1963) |
- (французский дипломат)
Этот офицер, чье имя часто фигурирует в корреспонденции с Каиром, вероятно, самая примечательная фигура в британской армии и администрации на Востоке. Двадцати семи лет, небольшого роста, худой, с выбритым волевым подбородком, над высоким лбом светлые волосы, всегда взъерошенные, очень ясные глаза светятся напряженной мыслью, он производит глубокое впечатление энергичности и ума. Он обнаружил своим первым путешествием (в Хиджаз) почти мистический энтузиазм по отношению к арабскому делу, абсолютную уверенность в его торжестве, если европейская интервенция не будет слишком поспешной или слишком очевидной, и подлинное неравнодушие к судьбе третьего сына великого шерифа, эмира Фейсала. Фейсал, со своей стороны, находится под сильным влиянием молодого иностранца и, неохотно позволив ему уехать, настоятельно требует его возвращения. — опубликовано в книге Henry Laurens «Lawrence en Arabie» (1992) | |
| — Из рапорта (20 августа 1917 года) |
Полковник Стирлинг <…> говорил, что «Лоуренс был человеком, который, как никто другой, повиновался совести». Если бы он был католиком, я не сомневаюсь, что он вступил бы в один из самых строгих монашеских орденов. Он говорил, что пошел бы в тюрьму, если бы туда можно было попасть, не совершая преступления. Поскольку эти наиболее строгие формы дисциплины были для него закрыты, логично, что он выбрал жизнь рядового авиации в ВВС. — опубликовано в книге «T.E. Lawrence by His Friends» (1954), под редакцией Арнольда Лоуренса |
Конечно же, Лоуренс — воплощенный мифоман. Это усугубляется с того момента, когда у него больше ничего не остается, и он принимается с неистовым лиризмом писать обо всем, о чем он мечтал, путая это с тем, что он делал. — опубликовано в книге Maurice Lares «TE Lawrence, la France et les francais» (1980) | |
| — Из письма Пьера Норда к Морису Ларе (28 июня 1972) |
Other
правитьНет более крупного авторитета в вопросе, чем этот полковник, временно назначенный в британскую армию, стипендиат Колледжа Всех Душ, когда-то студент Колледжа Иисуса и потом — аспирант Колледжа Магдалины, археолог, «некоронованный король Аравии», «принц Мекки», организатор арабского восстания против турок и начальник партизан, сражавшихся за эмира Фейсала. <…> Его отвага и его подвиги, необычайный гений, с которым он управлял дикими туземцами, его полная ассимиляция на Востоке <…> его скромность и эксцентричность почти уже вошли в легенду. У него стройная фигура юноши, и в свои тридцать лет он выглядит на семнадцать, скромные и нервные манеры, незабываемое лицо, глаза, выдающие силу духа и характера, мальчишеская улыбка и непоколебимая уверенность, присущая уважаемой и бесспорной власти — таков Лоуренс, человек, с которым станут считаться еще больше, потому что он уже заложил случай контакта с западной цивилизацией в арабскую традицию. Он имеет право, чтобы к нему прислушались. — Цитата приведена в книге Jeremy Wilson «Lawrence of Arabia: The Authorized Biography of T.E. Lawrence» (1989) | |
| — Из статьи, опубликованной в «Дейли Экспресс», 28 мая 1920. |
<…> Среди них был молодой преемник Магомета, полковник Лоуренс, двадцативосьмилетний покоритель Дамаска, с детским лицом, почти постоянной улыбкой — самая обаятельная фигура на всей мирной конференции, как говорили все вокруг. Его описывали как самого интересного из живущих ныне британцев, который изучал средневековую историю в Колледже Магдалины, где он приобрел привычку спать днем и прогуливаться ночью, отдыхая в оленьем парке в четыре часа утра — личность в том же роде, что Шелли, и все же слишком мужественный, чтобы быть поэтом. Это человек скорее маленького роста, крепко скроенный, выглядит моложе своих двадцати девяти лет, с рыжеватыми светлыми волосами, типично английским лицом, загорелым в пустыне, выделяющимися голубыми глазами и улыбкой на губах. — опубликовано в книге James Thomson Shotwell «At the Paris Peace Conference» (1937) | |
| — Из дневниковой записи американского участника Парижской мирной конференции (январь 1919) |
Т.Э.Лоуренс погребен под пирамидой из полуправд. Он умер в 1935, ранее официально взяв имя Т.Э.Шоу, но легенда о Лоуренсе Аравийском не умерла. Вымысел и факты о его необыкновенной жизни соединились в одну из самых интригующих и широко известных историй двадцатого столетия. ... Феномен Лоуренса противоречив. Его провозглашали стратегическим гением, потонувшем в хаосе войны и бесчестном мире прагматической политики, и разоблачали как невротического мошенника, агента империализма, не испытывавшего подлинной привязанности к арабам, доведенного до душевного расстройства собственными махинациями и навязчивой идеей стать писателем. Самозваные хранители репутации Лоуренса боролись и все еще борются, чтобы сохранить его образ незапятнанным, но информация, преданная гласности, среди прочих, Ричардом Олдингтоном, Найтли и Симпсоном и, конечно же, самим Лоуренсом, сделала неизбежной переоценку этого человека и его репутации. Тем не менее, несмотря на ниспровергателей, легенда приспособилась и выжила. — | |
| — Майкл Ярдли, из предисловия к «T.E. Lawrence: a biography» (2000)[10] |
Примечания
править- ↑ T. E. Lawrence letters, 1922. T. E. Lawrence Studies
- ↑ T. E. Lawrence letters, 1919-20. T. E. Lawrence Studies
- ↑ «Иностранная литература» 1999, №3. Пер. на русский А. Нестерова.
- ↑ Lawrence of Arabia // Winston Churchill «Great contemporaries».
- ↑ Churchill’s tribute to Lawrence // Lawrence of Arabia. pbs.org
- ↑ Alec Kirkbride. «A crackle of thorns: Experiences in the middle east.» 1956, P.7
- ↑ William Rothenstein. «Twenty-four portraits». New York, Harcourt Brace & Co., 1920. Стр. 92
- ↑ E.M.Forster, Mary Lago, Linda K. Hughes, E. M. Walls. «The BBC talks of E.M. Forster, 1929-1960: a selected edition». 2008, стр. 437
- ↑ Richard Meinertzhagen. «Middle East diary, 1917-1956» Cresset Press, 1959
- ↑ Michael Yardley. «T.E. Lawrence: a biography», Cooper Square Press. 2000
См. также
правитьЛитература
править- Лиддель Гарт. «Полковник Лоуренс». — Москва: Воениздат, 1939. — 296 с.
- Lawrence: as I knew him // Sir Lewis Bernstein Namier. «In the Margin of History». — Manchester: Ayer Publishing, 1969. — ISBN 0836900502
- Jeremy Wilson. «Lawrence of Arabia: The Authorized Biography of T. E. Lawrence».. — London: William Heinemann Ltd., 1989. — 1188 с. — ISBN 0434872350
- Richard Aldington. «Lawrence of Arabia; a biographical enquiry».. — Chicago: H. Regnery Co., 1955. — 448 с.
- John E. Mack. «A prince of our disorder: the life of T. E. Lawrence».. — Кембридж (Массачусетс): Harvard University Press, 1998. — С. 506. — 561 с. — ISBN 0674704940
- «T.E. Lawrence by his friends». / A. W. Lawrence. — London: Jonathan Cape, 1954. — 367 с.
- Thomas Edward Lawrence, Malcolm Brown. The letters of T. E. Lawrence / Malcolm Brown. — Publisher Oxford University Press, 1991. — С. 564.
- Thomas Edward Lawrence. «Selected letters of T.E. Lawrence». / David Garnett. — London: Jonathan Cape, 1952. — 384 с.
- T. E. Lawrence, R. Graves, Sir B. H. Liddell Hart. «T.E. Lawrence to his biographers: Robert Graves and Liddell Hart».. — Doubleday, 1938. — 447 с.
Ссылки
править- T. E. Lawrence Studies (англ.)
- Т. Э. Лоуренс на сайте Lib.ru
- Томас Эдвард Лоуренс. Викитека
- Lawrence James. Lawrence, Thomas Edward (known as Lawrence of Arabia) (1888–1935), intelligence officer and author.— Издательство Оксфордского университета. 2004–12