Сколопендр и планктон

«Сколопендр и планктон» (фр. Vercoquin et le plancton) — дебютный ироничный роман Бориса Виана. Написан в 1943-44 годах, впервые издан в октябре 1946.

Цитаты

Если в молодые годы ты собирал окурки в кафе «Две чурки» если мыл стаканы в тёмном грязном чулане, зимой укрывался старыми газетами, чтобы не околеть на заиндевелой скамье, заменявшей тебе разом квартиру, спальню и кровать, если двое жандармов таскали тебя в участок за то, что ты спёр у булочника буханку хлеба (не зная ещё, что её проще стянуть из сумки какой-нибудь шествующей с рынка матроны), если прозябал ровно триста шестьдесят пять с четвертью дней в году, словно колибри на каменном дереве, в общем, если поддерживал своё существование планктоном, то тебя нарекут писателем-реалистом и читатель непременно подумает: этот человек знает жизнь, он на своей шкуре испытал то, о чём пишет. — начало

Quand on a passé sa jeunesse à ramasser des mégots aux Deux-Magots, à laver des verres dans une arrière-boutique sombre et crasseuse, à se couvrir, en hiver, de vieux journaux pour se réchauffer sur le banc glacé qui vous tient lieu tout à la fois de chambre à coucher, de demeure et de lit, quand on s’est vu conduit au poste par deux gendarmes pour avoir volé un pain chez le boulanger (ne sachant point encore qu’il est beaucoup plus aisé de le dérober au filet de la matrone qui revient du marché) ; quand on a vécu au jour le jour trois cent soixante-cinq fois et un quart par an, tel l’oiseau-mouche sur la branche de micocoulier, en un mot quand on s’est nourri de plancton, on a des titres au nom d’écrivain réaliste, et les gens qui vous lisent pensent en eux-mêmes : cet homme a vécu ce qu’il raconte, a ressenti ce qu’il dépeint.

	… если вы педераст, в этом случае мы настоятельно рекомендуем вам обратиться к широко известной книге генерала Пьера Вейса «Атака с тыла». — первая часть, глава V
	… vous êtes pédéraste. dans ce dernier cas nous vous conseillons vivement de vous reporter au livre bien connu du général Pierre Weiss, Le Pot au noir.

Но в черепе глухом стихов сплошной клубок, что выхода не мог найти из тупика — поскольку наш поэт лишился языка, — закопошился вновь, всеяден и жесток. Александрийский стих в двенадцать злых колец и восьмисложный ямб, свивавшийся в бреду, и прочая напасть — и все, как на беду, плодились и ползли, вгрызаясь под конец в разгорячённый мозг, что болью обуян, — глаза рептилий-рифм глядят из темноты, они огнём горят и кровью налиты — и вот от корки мозг очищен, как банан. Поэт ещё дышал. Прозаик до утра не дожил бы, когда б сожрали мозг враги. Поэт — всегда поэт, на что ему мозги? Он может жить и так. — третья часть, глава VIII

Mais les vers, refoulés dans la vaste cervelle, Empêchés de sortir par le manque de voix Du poète, cloué sur sa couche, aux abois, Vinrent à se lever dans une horreur nouvelle. L’alexandrin rageur, aux douze anneaux gluants, L’octosyllabe sec, se tordant en délire, Les vers impairs, fluets, pointus, pleins de male ire… Il en naissait toujours, et leur tas, refluant Des centres cérébraux vers le bord de son crâne, Grouillait en un chaos répugnant et mortel, Et l’œil rouge des vers dardait un feu cruel Qui pelait la méninge ainsi qu’une banane. Harmaniac résistait encore. Un prosateur N’eût pas tenu longtemps sous cet assaut funeste, Mais le poète est fait par l’ouvrier céleste Pour survivre aussi bien sans cerveau.

	Ключ Майор отдал продавщице сандвичей на улице — она была глуха от рождения и потому не пострадала. — там же; Майор — Жак Лустало (1925—1948), ближайший друг Виана
	Le Major remit la clef, en passant, à la vendeuse de l’extérieur (celle qui débite des sandwiches), sourde de naissance et qui n’avait pas souffert.

Опустилась ночь, ещё больше, казалось, подстегнув упившихся вдрызг гостей. Истекая потом, они все оравой пробегали целые километры, хватали, отпускали, бросали, ловили, раскручивали, закручивали друг друга, играли в теннис-пенис, шашки-сиськи, пробки-попки, ёлки-моталки, держалки, щипалки, к-себе-прижималки, во-всякие-места-целовалки, куда-не-надо-залезалки, по-морде-получалки, сдачи-давалки, ругались по-английски, по-американски, по-негритянски, по-готтентотски, по-чёрному, по-болгарски, по-патагонски, по-огнеземельски, и как талия, и как талия. — четвёртая часть, глава IV

La venue de la nuit semblait accentuer la frénésie des zazous, gorgés de cognac. Des couples dégouttants de sueur parcouraient des kilomètres au pas de course, se prenant, se lâchant, se projetant, se rattrapant, se pivotant, se dépivotant, jouant à la sauterelle, au canard, à la girafe, à la punaise, à la gerboise, au rat d’égoût, au touche-moi-là, au tiens-bien-ça, au pousse-ton-pied, au lève-ton-train, au grouille-tes-jambes, au viens-plus-près, au va-plus-loin, lâchant des jurons anglais, américains, nègres, hottentots, hot-ce-matin, bulgares, patagons, terrafuégiens, et kohêtera.

	В половине третьего утра вечеринка была в полном разгаре. <…> Двое парней проходили мимо ванной. И на пустом месте повздорили. Один врезал другому в глаз, посыпались искры… чудовищная вспышка… и здание взлетело в воздух. <…> В воздухе попахивало чертовщиной и коньяком. — четвёртая часть, главы V и VI
	À deux heures et demie du matin, la surprise-party battait son plein. <…> Deux zazous passèrent près de la salle de bains. Une querelle, à propos de rien, les divisait. Il y eut un coup de poing sur un œil, une chandelle… un éclair formidable… et l’immeuble sauta… <…> L’air sentait le diable et le cognac.

Перевод

В. А. Каспаров, 1998

О романе

За туманным названием «Сколопендр и планктон» скрывается подтверждённое документально исследование (поскольку Борис Виан сам был организатором немалого количества вечеринок) своеобразных обычаев, принятых на такого рода увеселениях. Книгу эту можно давать в руки не каждому и меньше всего — родителям, которые, если бы знали, что на самом деле происходит на праздниках у их отпрысков, запретили бы им там появляться и отправились бы туда сами.

— газета «Point de vue», 8 мая 1947