Рецидивист (Воннегут)

«Рецидивист» (англ. Jailbird) — роман Курта Воннегута 1979 года.

Цитаты

	Джон Фиглер <…> тихий такой школьник. Пишет, что прочёл почти все мои книжки и вот понял теперь, какая у меня самая главная мысль, в каждой книжке она появляется, начиная с первой. Он её, мысль эту, так сформулировал: «Обманет всё, любовь сгорит, но благородство победит». По-моему, хорошо сказано — и точно. — пролог
	John Figler is a <…> high-school student. He says in his letter that he has read almost everything of mine and is now prepared to state the single idea that lies at the core of my life's work so far. The words are his: "Love may fail, but courtesy will prevail." This seems true to me — and complete.

	Она неудачно взялась фотографировать на свадьбах. Снимки у неё мрачные какие-то выходили, словно завтра война, и ни один ретушёр тут ничего не мог поделать. Впечатление такое, что вот веселятся, а завтра вместе с гостями в траншеях очутятся или в газовой камере. — 2
	Her second failure was as a wedding photographer. There was always an air of prewar doom about her photographs, which no retoucher could eradicate. It was as though the entire wedding party would wind up in the trenches or the gas chambers by and by.

	«Выпьем за Всемогущего Бога, первого лентяя во всей округе». — 3
	"Here's to God Almighty, the laziest man in town."

У них там, на Викуне, оказывается, время кончилось. Трагедия там произошла, а всё из-за того, что их учёные понаторели извлекать время с поверхности почв и океанов, а также из атмосферы — дома им отапливали, моторы приводили в движение на яхтах, удобряли поля, даже в пищу его употребляли, костюмы из него шили и так далее. Подают к столу время что на обед, что на ужин, собакам и кошкам своим скармливают, очень этим, с Викуны, нравилось показывать всем на свете, какие они умные да богатые. Здоровые ломти беспечно бросали в переполненные мусорные баки пусть себе сгниют, к чёртовой матери. «На Викуне, — признаётся судья, — мы жили так, как будто никакого завтра не существует». — 5; роман Килгора Траута

They ran out of time on Vicuna, he says. The tragedy of the planet was that its scientists found ways to extract time from topsoil and the oceans and the atmosphere — to heat their homes and power their speedboats and fertilize their crops with it; to eat it; to make clothes out of it; and so on. They served time at every meal, fed it to household pets, just to demonstrate how rich and clever they were. They allowed great gobbets of it to putrefy to oblivion in their overflowing garbage cans.  "On Vicuna," says the judge, "we lived as though there were no tomorrow."

	Я <…> совершил, может быть, самый непристойный за всю мою жизнь интимный поступок. Я родил надломленного, вечно ворчащего старичка — для этого только и потребовалось, что в цивильный костюм облачиться. — 6
	I <…> was perhaps the most obscenely intimate physical act of my life. I gave birth to a broken, querulous little old man by doing this: by putting on my civilian clothes.

	Вакансии вдруг исчезли, словно птицы додо. — 7
	Vacancies had suddenly become as extinct as dodo birds.

Помню, штучка там была одна любопытная вроде чашки, к отделению для перчаток приклеена скотчем. А из чашки выскакивает, чуть в грудь меня не ударив, длинный — с фут, не меньше — шланг, из таких цветы в саду поливают. И на самом его конце белое колесо пластмассовое размером с тарелку. Только мы двинулись, колесо это давай меня гипнотизировать — то вверх, то вниз, когда выбоина попадется, а когда сворачиваем, то вправо сместится, то влево. Зачем это, спрашиваю. Оказывается, игрушечный руль. У Лоуза сынишка семи лет, он его иногда с собой берёт. И мальчишка это пластиковое колесо вертит, вроде как управляет лимузином. <…> Хитрая, говорю, игрушка. А Лоуз отвечает — ещё какая интересная, особенно если водитель, который за настоящим рулем сидит, выпил и гонит машину, не оглядываясь, бортами встречные грузовики чуть не задевает, машины, на обочине припаркованные, и так далее. Вот бы, говорит, президенту Соединённых Штатов такое колесо при вступлении в должность вручать, чтобы не забывал: ему только кажется, что он нашей колымагой управляет. — 8

There was a curious object stuck by means of a suction cup to the glove compartment in front of me, I remember. Coming out of the cup and aimed at my breastbone was what looked like about a foot of green garden hose. At the end of the shaft was a white plastic wheel the size of a dinner plate. Once we got going, the wheel began to hypnotize me, bobbing up and down when we went over bumps, swaying this way and then that way as we went around curves.  So I asked about it. It was a toy steering wheel, it turned out. Lawes had a seven-year-old son he sometimes took with him on trips. The little boy could pretend to be steering the limousine with the plastic wheel. <…>  I said it was a clever toy.  Lawes said it could be an exciting one, too, especially if the person with the real steering wheel was drunk and having close shaves with oncoming trucks and sideswiping parked cars and so on. He said that the President of the United States ought to be given a wheel like that at his inauguration, to remind him and everybody else that all he could do was pretend to steer.

	… она коллекционирует слуг, причём очень старых. — 9
	… she also stockpiled servants, all very old.

	Между прочим, французский я четыре года изучал в кливлендской школе, только ни разу не встретился мне человек, который изъяснялся бы на диалекте, там преподававшемся. Наверно, на таком французском говорили одни ирокезы-наёмники, когда французы с индейцами воевали. — 10
	I had studied French for four years in a Cleveland public high school, by the way, but I never found anyone who spoke the dialect I learned out there. It may have been French as it was spoken by Iroquois mercenaries in the French and Indian War.

Посмотрел я на своё отражение и вижу, как-то странно руки у меня лежат. Размышляю, отчего бы? Словно новорождённого к груди прижал. А, понятно: соответствует моему настроению, это ведь я своё только-только народившееся будущее лелею, как ребёночка. Показываю ребёночку — вот, смотри, Эмпайр-стейт, а это небоскреб Крайслера, а там, где львы на лестнице, Публичная библиотека. Понёс дитя своё на Центральный вокзал — надоест Нью-Йорк, билет на первый попавшийся поезд купим. — 12

There was something odd about the position of my arms in my reflection. I pondered it. I appeared to be cradling a baby. And then I understood that this was harmonious with my mood, that I was actually carrying what little future I thought I had as though it were a baby. I showed the baby the tops of the Empire State Building and the Chrysler Building, the lions in front of the Public Library. I carried it into an entrance to Grand Central Station, where, if we tired of the city, we could buy a ticket to simply anywhere.

[Радио]ведущий этак весело, как щенок разлаявшийся, одно сообщение за другим выкладывал, можно подумать, что жизнь — бег с препятствиями, устроенный на потеху публики: барьеры всякие необычные напридумывали, ямы особенные вырыли на дорожке, да ещё машинами её перегородили. Заставил этот ведущий и меня испытать такое чувство, будто я тоже в состязании участвую, разлегся в ванне с водой, а ванну три муравьеда волокут, или там не знаю кто ещё. Причём могу и выиграть этот бег не хуже других. <…> Да, так вот про этого молодого человека с транзистором. Подумалось: транзистор для него, как протез для инвалида, приспособленьице такое, чтобы смотреть на жизнь с искусственным энтузиазмом. Он уж и замечать перестал радио свое, как я не замечаю, что у меня передние зубы вставные. Несколько таких вот молодых людей я с тех пор повидал, они всегда группами сбиваются, и у всех транзисторы настроены на разные волны оживленный диалог между ящичками этими чёрными. А самим-то молодым людям и сказать друг другу нечего, ещё бы: они с пелёнок только одно и слышали — «заткнись». — 12

The newscaster spoke with a barking sort of hilarity, as though life were a comical steeplechase, with unconventional steeds and hazards and vehicles involved. He made me feel that even I was a contestant — in a bathtub drawn by three aardvarks, perhaps. I had as good a chance as anybody to win. <…>  About the young man and his radio. I decided that he had bought the thing as a prosthetic device, as an artificial enthusiasm for the planet. He paid as little attention to it as I paid to my false front tooth, I have since seem several young men like that in groups — with their radios tuned to different stations, with their radios engaged in a spirited conversation. The young men themselves, perhaps having been told nothing but "shut up" all their lives, had nothing to say.

	У меня от этих толстенных томов мысли путались, а вот Мэри Кэтлин глотала их с жадностью людоеда, дорвавшегося до сочного мяса. Пожирала эти тома, как юный каннибал сердце старого и храброго врага зубами раздирает. Совсем этой книжной магии поддалась. — 16
	Those volumes had been chores to me, but they were a cannibal feast to Mary Kathleen. She read my books the way a young cannibal might eat the hearts of brave old enemies. Their magic would become hers.

	Ах, — говорит, — если бы ещё и Кеннет Уистлер жив оказался! Всё равно что сказала бы: «Ах, если бы Дональд Дак был в живых!» Этот Кеннет Уистлер был по профессии рабочий лидер, которому в былые дни я поклонялся, как идолу, а теперь никаких чувств к нему не испытываю, много лет и не вспоминал про него. — 16
	"Oh — if only Kenneth Whistler were alive, too," she said. She might as well have said, "If only Donald Duck were alive, too." Kenneth Whistler was a labor organizer who had been my idol in the old days — but I felt nothing about him now, had not thought about him for years.

	Я сохранял спокойствие. Если только что семенные пузырьки прочистил, [таким храбрым] становишься. — 18
	I remained calm. Such was the magic of having emptied my seminal vesicles so recently.

	— А ты чем занимался, пока в официанты не пошел? — Вычищал птичий помёт из часов с кукушкой, — говорю. — 20
	"What did you do before you were a waiter?" "I used to clean birdshit out of cuckoo clocks," I said.

	Экономика — тот же безмозглый климат, и ничего более. — эпилог
	The economy is a thoughtless weather system — and nothing more.

Перевод

А. М. Зверев, 1992 (с незначительными уточнениями)

О романе

	Не раз в «Рецидивисте» мистер Воннегут клюёт носом, движется неизвестно куда.
	Not once in "Jailbird" does Mr. Vonnegut nod off, go vague.
	— Джон Леонард

	… всё более кровосмесительные подражания Воннегута самому себе становятся утомительными. То, что было освежающим в «Бойне номер пять» и «Завтраке для чемпионов», сейчас только болезненное производное…
	… Vonnegut’s increasingly incestuous imitations of himself are getting tiring. What was refreshing in Slaughterhouse Five and Breakfast of Champions is only painfully derivative now…
	— Орсон Скотт Кард