Распутин (Тэффи)

«Распутин. Воспоминания» — мемуарный очерк Тэффи об обеде литераторов с Распутиным 14 или 15 апреля 1915 года, опубликованный в августе 1924 под заглавием: «Колдун: Из воспоминаний о Распутине». Вошёл в её книгу «Воспоминания» 1932 года.

Цитаты

Бывают люди, отмеченные умом, талантом, особым в жизни положением, которых встречаешь часто и знаешь их хорошо и определишь их точно и верно, но пройдут они мутно, словно не попав в фокус вашего душевного аппарата, и вспомнятся всегда тускло; сказать о них нечего, кроме того, что все знают <…>. Мутные плёнки любительской фотографии. Смотришь и не знаешь — не то девочка, не то баран… — начало

Измайлов вообще был человек жутковатый: жил на Смоленском кладбище, где отец его был когда-то священником, занимался чернокнижием, любил рассказывать колдовские истории, знал привороты и заклинания, и сам, худой, бледный, чёрный, с ярко-красной полоской узкого рта, похож был на вурдалака. — 1

Главное же, удивлялись необычайной наглости Распутина. Н. Разумов, бывший тогда директором горного департамента, рассказывал с негодованием, что к нему явился чиновник его ведомства из провинции с просьбой о переводе по службе и как протекцию принёс листок, на котором рукой совершенно с Разумовым не знакомого Распутина было коряво нацарапано: «Милай, дарагой, исполни просьбу подателеву а у меня в долгу не останешься. Григорий». — Подумайте — наглость-то! Наглость-то какая! И очень многие министры рассказывают, что получают подобные записочки. И очень многие (о чём, конечно, уже не рассказывают) просьбы эти исполняют. И мне даже говорили неосторожно, мол, с вашей стороны, что вы так рассердились, ему передадут. — 3

— Так не хочешь пить? Ишь ты какая строптивая. Не пьёшь, когда я тебя уговариваю. И он быстрым, очевидно привычным, движением тихонько дотронулся до моего плеча. Словно гипнотизер, который хочет направить через прикосновение ток своей воли. И это было не случайно. По напряжённому выражению всего его лица я видела, что он знает, что делает. <…> Так вот оно что! Гриша работает всегда по определённой программе. <…> — Что за кольцо у тебя на руке? Что за камешек? — Аметист. — Ну, всё равно. Протяни мне его тихонько под столом. Я на него дыхну, погрею… Тебе от моей души легче станет. Я дала ему кольцо. — Ишь, чего ж ты сняла-то? Я бы сам снял. Не понимаешь ты… Но я отлично понимала. Оттого я и сняла сама. Он, прикрыв рот салфеткой, подышал на кольцо и тихонько надел мне его на палец. — Вот когда ты придёшь ко мне, я тебе много расскажу, чего ты и не знала. — Да ведь я не приду? <…> Вот он, Распутин, в своём репертуаре. Этот искусственно-таинственный голос, напряжённое лицо, властные слова. Всё это, значит, изученный и проверенный приём. Если так, то уж очень это всё наивно и просто. Или, может быть, слава его как колдуна, вещуна, кудесника и царского любимца давала испытуемым особое, острое настроение любопытства, страха и желания приобщиться этой жуткой тайне? Мне казалось, будто я рассматривала под микроскопом какую-то жужелицу. Вижу чудовищные мохнатые лапы, гигантскую пасть, но притом прекрасно сознаю, что на самом-то деле это просто маленькое насекомое. — Не при-идёшь? Нет, придёшь. Ты ко мне придёшь. И он снова тайно и быстро дотронулся до моего плеча. Я спокойно отодвинулась и сказала: — Нет, не приду. И он снова судорожно повёл плечом и застонал. Очевидно, каждый раз (и потом я заметила, что так действительно и было), когда он видел, что сила его, волевой его ток не проникает и отталкивается, он чувствовал физическую муку. И в этом он не притворялся, потому что видно было, как хочет скрыть и эту плечевую судорогу, и свой странный тихий стон. Нет, всё это не так просто. Чёрный зверь ревёт в нём… — 4

Основной, значит, лейтмотив распутинских чар был ясен: люби — Бог простит. Но почему же его дамы от такой простой и милой формулы впадают в истерический экстаз? — 5

Для человека, ведущего какую-нибудь серьёзную политическую линию, Распутин показался мне недостаточно серьёзным. Слишком дергался, слишком рассеивался вниманием, был сам весь какой-то запутанный. Вероятно, поддавался уговорам и подкупам, не особенно обдумывая и взвешивая. Самого его несла куда-то та самая сила, которою он хотел управлять. Не знаю, каков он был в начале своей карьеры, но в те дни, когда я его встретила, он словно уже сорвался и несся в вихре, в смерче, сам себя потеряв. Повторял бредовые слова: «Бог… молитва… вино», путал, сам себя не понимал, мучился, корчился, бросался в пляс с отчаянием и с воплем, как в горящий дом за забытым сокровищем. — 7

— У меня, скажу я тебе, так: у меня есть которые деточки и которые другие. Я врать не буду, это так. — А… царица? — вдруг осмелев, сдавленным голосом просипел Измайлов. — Александра Фёдоровна? Я немножко испугалась смелости вопроса. Но, к удивлению моему, Распутин очень спокойно ответил: — Царица? Она больная. У неё очень грудь болит. Я руку на неё наложу и молюсь. Хорошо молюсь. И ей всегда от моей молитвы легче. Она больная. Молиться надо за неё и за деточек. Плохо… плохо… — забормотал он. — Что плохо? — Нет, ничего… молиться надо. Деточки хорошие… Помню, в начале революции я читала в газетах о том, что найдена «гнусная переписка старца с развращёнными княжнами». Переписка такого содержания, что «опубликовать её нельзя». Впоследствии, однако, письма эти опубликовали. И были они приблизительно такого содержания: «Милый Гриша, помолись за меня, чтобы я хорошо училась». «Милый Гриша, я всю неделю вела себя хорошо и слушалась папу и маму…» <…> — Да ты приходи ко мне. Всех покажу и про всех расскажу. — Зачем же я приду? Они ещё рассердятся. — Кто рассердится? — Да все ваши дамы. Они меня не знают, я человек для них совсем чужой. Наверное, будут недовольны. — Не смеют! — Он стукнул кулаком по столу. — У меня этого нет. У меня все довольны, на всех благодать почиет. Прикажу — ноги мыть, воду пить будут! У меня все по-Божьему. Послушание, благодать, смирение и любовь. — Ну вот, видите — ноги мыть. Нет, уж я лучше не приду. — Придёшь. Я зову. — Будто уж все и шли, кого вы звали? — До сих пор — все. — 8

И что я знаю обо всех этих наших сотрапезниках? Кто из них из охранки? Кто кандидат на каторгу? А кто тайный немецкий агент? И для кого из всей этой честной компании мы были привлечены как полезная сила? Распутин ли здесь путает, или его самого запутывают? Кого продают? — 9

— Это я могу. Палаты каменные. Увидишь. Я много могу. Только приходи ты, ради Бога, скорее. Помолимся вместе. Чего ждать-то! Вот меня всё убить хотят. Как на улицу выхожу, так и смотрю во все стороны, не видать ли где рожи. Да. Хотят убить. Ну что ж! Не понимают, дураки, кто я таков. Колдун? А может, и колдун. Колдунов жгут. так и пусть сожгут. Одного не понимают: меня убьют, и России конец. Помни, умница: убьют Распутина России конец. Вместе нас с ней и похоронят. <…> Тряс вытянутой крючковатой рукой, похожий на мельника из «Русалки» в игре Шаляпина. — 9