Придирки по мелочам (Лем)

«Придирки по мелочам» (буквально: «Дырки в целом», польск. Dziury w całym) — сборник Станислава Лема 1997 года из 57 статей и эссе, опубликованных в католическом еженедельнике «Tygodnik Powszechny» с 1995-го в рамках постоянной рубрики «Мир по Лему» (Świat według Lema). Непосредственное продолжение сборника «Милые времена» (1995).

Цитаты

править
  •  

… в рекламе <…> всё чудесно, можно даже говорить о шутовском наследовании религиозных схем. Сначала мы имеем состояние греха: кастрюля пригорает, на платье посажено грязное пятно, стиральный порошок с ним не справляется. Затем приходит ангел или даже архангел в виде доброго пана или пани, которая говорит, что нужно делать, <…> и в самом конце мы видим блаженные лица, псевдорелигиозный восторг, почти экстаз — всё удалось. — перевод: В. И. Борисов, 2018

 

… w reklamowych. I rzeczywiście — tam wszystko jest cudowne, można nawet mówić o błazeńskim naśladowaniu religijnych schematów. Najpierw mamy stan grzechu: suknia jest splamiona, proszek do prania nie chce działać, garnek się przypalił. Potem przychodzi anioł czy nawet archanioł pod postacią dobrego pana albo pani, która mówi, co robić, <…> i na samym końcu widać rozanielone twarze, pseudoreligijny zachwyt, niemal ekstazę, bo jednak się udało.

  — «Без корсета» (Bez gorsetu), 1995
  •  

Шоры, вожжи и категории, в которых нас воспитывали, как-то нас поддерживали; были не только жёсткими зашнурованными корсетами[1], но неким родом полезных жизненных указаний. — вариант трюизма

 

Szory, cugle i kategorie, w których byliśmy wychowywani, jakoś nas wspierały; nie były to tylko okrutne sznurówkowe gorsety, ale rodzaj przydatnych życiowych wytycznych.

  — там же
  •  

Роман Стефана Хвина «Ханеман» <…> заслуживает того, чтобы о нём писали; отсутствие должного количества откликов и дискуссий лишний раз свидетельствует о распаде в Польше «литературной» культуры. <…> Нет точек соприкосновения, все расползаются в разные стороны, как побеги дикорастущего кустарника. <…> Отношение к молодым авторам просто ужасное, можно сказать, нигилистическое; вы не увидите их книг на витринах, а зачастую и на прилавках книжных магазинов. <…>
Это образец психосоциальной эсхатологии: Хвин пронзительно изображает зловещую лёгкость, с которой можно уничтожить, разрушить, растоптать всё человеческое; хорошо известное он показывает со свежестью, исполненной жестокости. Текст проработан до мельчайших подробностей, в конце даже есть словарик немецких названий улиц, но при этом в книге трудно обнаружить хотя бы намёк на существовавший тогда в Германии строй — нет гауляйтеров или иных бонз, загоняющих гданьчан на палубу балтийских судов. Всё происходит в социально-государственном вакууме. Это не упрёк; я полагаю, автор сознательно избрал такой приём.
Хвин уловил явление, которое меня всегда потрясало, — я сам несколько раз переживал подобное во Львове. Речь идёт о той минуте, когда господствующий строй и традиционная иерархия житейских проблем, самый фундамент быта рушатся. Одна армия уходит, другая ещё не пришла, возникает зияющая пустота, перерыв в истории, а от людей остаются только вещи. <…> «Ханеман» в своей цельности — поскольку не поддаётся расщеплению на отдельные строительные блоки — хорошая, даже очень хорошая книга, более плотно сотканная и гораздо больше меня волнующая, чем, например, проза Щиперского, принесшая автору известность за границей. — перевод: К. Я. Старосельская[2]

 

Powieśc Stefana Chwina Hanemann <…> zasługuje na to, żeby o niej pisano; brak dostatecznego odzewu i dyskusji uświadamia raz jeszcze stan roztrzaskania kultury literackiej w Polsce. <…> Brak punktów stycznych, wszyscy się rozłażą jak pędy dziko rosnącego krzewu. <…> Stosunek do młodszych autorów jest okropny, nihilistyczny właściwie; nie znajdzie się ich książek na wystawach, a często i wewnątrz księgarni. <…>
To rodzaj psychospołecznej eschatologii — Chwin przejmująco maluje ponurą łatwość, z jaką wszystko co ludzkie ulega zniszczeniu, destrukcji, zmiażdżeniu; ukazuje rzeczy dobrze znane ze świeżością pełną okrucieństwa. Książka dopracowana jest do najmniejszego szczegółu, na końcu znajdziemy nawet słowniczek niemieckich nazw ulic, ale równocześnie trudno w niej znaleźć ślad choćby ustroju, który w Niemczech wtedy panował, nie ma gauleiterów czy innych bonzów, którzy gdańszczan na pokłady bałtyckich statków pędzili. Wszystko dzieje się w ustrojowo–socjalnej próżni. To nie jest zarzut; chodzi, myślę, o świadomy zabieg autorski.
Pochwycone tu zostało zjawisko, które zawsze mnie bardzo frapowało, bo przeżywałem je kilkakrotnie we Lwowie: chwila, gdy ustrój panujący i tradycyjna hierarchia ludzkich spraw, cały fundament bytu ulegają strzaskaniu. Jedna armia uchodzi, druga jeszcze nie nadeszła, następuje rozziew, przerwa w historii, a po ludziach pozostają tylko rzeczy. <…> Hanemann to książka w sposób nierozkładalny na poszczególne elementy budowlane dobra, a nawet bardzo dobra, gęściej tkana i bardziej dla mnie poruszająca niż na przykład proza, na której wypłynął za granicą Szczypiorski.

  — «Проза плотного плетения» (Proza gęsto tkana), 1995
  •  

«Элегия на смерть книжного магазина»[1]о книготорговле в Польше

  — название эссе (Elegia na śmierć księgarni), 1995
  •  

… человек занимает пассивную позицию перед лицом вызовов, брошенных ему цивилизацией, а технология, которая должна его развлекать, иногда оказывается технологией, которая взрывается, как бомба. — игра слов: rozrywka — развлечение; rozrywać — разрывать, взрывать[1]

 

... człowiek jest spychany na pozycję bierną wobec wyzwań rzucanych mu przez cywilizację, a technologia, która ma go zabawić, okazuje się czasem technologią rozrywającą jak bomba.

  — «Взрывающее развлечение» (Rozrywka rozrywająca), 1996
  •  

Массачусетский технологический институт недавно написал мне <…> просьбу отрецензировать работу некоего джентльмена, который занимается компьютерным симуляционным моделированием искусственных культур. Этот господин уже переписывался со мной и прислал свою работу. <…>
Теперь вместе с письмом я получил каталог издательства института «MIT-Press» и карточку, на которой мог отметить, какие изданные ими книги я хотел бы получить в качестве гонорара. Я ответил следующее: могу бесплатно заявить, что труд этого господина не имеет никакой ценности, и хотел бы воспользоваться случаем, чтобы выразить сожаление по поводу того, что присланный мне каталог является ещё одним доказательством упадка западной цивилизации.
Я всегда питал огромное уважение к издательствам американских университетов, но сегодня, просматривая эту брошюру, не нахожу ничего интересного. Однако я нашёл <…> «Общую теорию дыр»[3]. <…> Речь идёт о выяснение того, что такое дыры — дыра в бублике, дыра в свитере, дыра на локте, дыра в стене. Это одно и то же или это разные типы отверстий? Является ли дырчатость как явление сущностью или существованием? У меня такое впечатление, что даже схоласты в худшие свои годы не занимались подобными вопросами. <…>
Я бы предпочёл, чтобы они издали какие-нибудь интересные кулинарные книги, типа кулинарной книги каннибалов — она будет ужасной, но, по крайней мере, не вздорной. <…> сегодня мы живём в эпоху упадка науки. Вокруг науки существует такое «гало», как вокруг Луны, сообщающее о плохой погоде; люди цепляются за концепцию науки и пишут всякую ерунду. Немного сходно с современным искусством: никто не может сказать, что король голый. <…>
Граница между серьёзными исследованиями и так называемой «мутнологией» в наше время[1] почти полностью размыта…

 

… Massachusetts Institute of Technology napisała niedawno do mnie <…> abym się krytycznie wypowiedział na temat pracy pewnego pana, który zajmuje się symulacyjnym komputerowym modelowaniem sztucznych kultur. Ten pan już ze mną korespondował i pracę swoją przysłał. <…>
Teraz razem z listem otrzymałem katalog wydawnictwa Instytutu, MIT–Press, a w nim kartę, na której mogłem zaznaczyć, jakie książki przez nich wydane życzę sobie otrzymać jako honorarium. Odpowiedziałem tak: gratis stwierdzić mogę, że praca tego pana nie ma żadnej wartości, a przy sposobności pozwalam sobie wyrazić ubolewanie, że przysłany mi katalog jest kolejnym dowodem upadku cywilizacji zachodniej.
Zawsze miałem kolosalny szacunek dla amerykańskich uniwersyteckich wydawnictw, tymczasem dziś, przeglądając tę broszurę, nic dla siebie nie znajduję. Znajduję natomiast <…> „Ogólna teoria dziur”. <…> Chodzi o wyjaśnienie, czym są dziury — dziura w obwarzanku, dziura w swetrze, dziura na łokciu, dziura w murze. Czy chodzi o to samo, czy też są to różne rodzaje dziur? Czy dziurowatość jako zjawisko jest esencją czy egzystencją? Mam wrażenie, że nawet scholastycy w najgorszym swym okresie nie zajmowali się podobnymi zagadnieniami. <…>
Wolałbym już, żeby oni wydawali jakieś ciekawe książki kucharskie, na przykład podręcznik sztuki kulinarnej kanibalów — będzie to okropne, ale przynajmniej nie nonsensowne. <…> żyjemy dziś w epoce upadku nauki. Wokół nauki powstaje takie „halo” jak wokół księżyca, kiedy ten wieści niepogodę; przyczepiają się do pojęcia naukowości ludzie, którzy wypisują rozmaite banialuki. Trochę podobnie ze współczesną sztuką: nikt nie potrafi powiedzieć, że król jest nagi. <…>
Granica między rozsądnymi dociekaniami a tak zwaną mętnologią prawie zupełnie się w naszych czasach zatarła…

  — «Общая теория дыр» (Ogólna teoria dziur), 1996
  •  

Утверждение, будто бы Интернет может заменить книги, библиотеки, читальные залы, звучит скверно. Будто кто-то женился на расстоянии, имея невесту на другом конце света. — перевод: А. Бусагин

 

Twierdzenie, jakoby Internet mógł zastąpić księgarnie, biblioteki, książki po prostu — brzmi fatalnie. Trochę tak, jakby ktoś się zdalnie żenił, mając partnerkę na drugim końcu świata.

  — «Берегись Интернета»[4] (лат. Cave Internetum), 1996
  •  

Можно запретить строить храмы Вельзевула, но вряд ли можно запретить производство кирпичей, <…> которые пойдут на строительство этого храма[1] где-то далеко.

 

Można zabronić budowy takich świątyń, ale trudno zabronić produkowania cegieł <…> w jakimś ustroniu na pewno świątynię Belzebubowi postawi.

  — «Запатентованные гены» (Geny opatentowane), 1997
  •  

Даже здоровье Ельцина <…> отошло на второй план по сравнению с <клонированной> овцой. Овца — намного важнее.[1]

 

Nawet zdrowie Jelcyna <…> zeszły na dalszy plan w stosunku do owcy. Owca jest najważniejsza.

  — «Овца заслонила Ельцина» (Owca przed Jelcynem), 1997
  •  

Когда люди перестают верить в возможность рая на Земле, им становится не по себе, потому что они не хотят ждать, когда в долине Иосафата осуществится загробный суд; они хотят иметь рай здесь, как можно быстрее и как можно дешевле. Тем временем происходит скорее наоборот — рая не видно, а мир, кажется, погружается в хаос. — перевод: В. И. Борисов, 2018

 

Jak ludzie przestają wierzyć w możliwość raju na Ziemi, to im się nijako robi, bo nie życzą sobie czekać, aż dopiero w dolinie Jozafata zostanie im zagwarantowana komunia z zaświatem; chcą mieć raj już, zaraz, możliwe szybko i możliwie małym kosztem. Tymczasem jest raczej odwrotnie — raju nie widać, a świat zdaje się pogrążać w chaosie.

  — «Рая не видно» (Raju nie widać), 1997

Примечания

править
  1. 1 2 3 4 5 6 Конспект сборника // Блог В. И. Борисова (БВИ), 2005-06-21.
  2. Иностранная литература. — 1997. — № 12.
  3. R. Casati, A. Varzi, Holes and Other Superficialities. Boston, MIT Press, 1994.
  4. Станислав Лем: «В какое необыкновенное время мы живем теперь!». Беседа с Владимиром Борисовым // Лавка фантастики (Пермь). — 2000. — № 1. —С. 53.