Приговор (Кафка)

«Приговор» (нем. Das Urteil) — рассказ Франца Кафки, написанный в 1912 году. Вместе с «В исправительной колонии» и «Превращением» составил цикл «Кары» (Strafen).

Цитаты

— Ты доволен, что лёг в постель? — сказал Георг и подоткнул одеяло. — Ты меня хорошо укрыл? — снова спросил отец, придавая, казалось, большое значение ответу. — Успокойся, я тебя хорошо укрыл. — Нет! — сразу же крикнул отец. Он отбросил одеяло с такой силой, что оно на мгновение взвилось вверх и развернулось, потом встал во весь рост в кровати. Только одной рукой он чуть придерживался за карниз. — Ты хотел меня навсегда укрыть, это я знаю, ну и сынок! Но ты меня ещё не укрыл. И если мои силы уже уходят, на тебя-то их хватит, хватит с избытком. <…> В сущности, ты был невинным младенцем, но ещё вернее то, что ты сущий дьявол! И потому знай: я приговариваю тебя к казни — казни водой. Георг почувствовал, словно что-то гонит его вон из комнаты, в ушах у него ещё стоял шум, с которым отец грохнулся на постель. На лестнице, по которой он сбежал, как по покатой плоскости, перепрыгивая через ступеньки, он налетел на служанку, она подымалась наверх, чтобы убрать квартиру. — Господи Иисусе! — воскликнула она и закрыла фартуком лицо, но он уже исчез. Выскочив из калитки, он перебежал через улицу, устремляясь к реке. Вот он уже крепко, словно голодный в пищу, вцепился в перила, перекинул через них ноги, ведь в юношеские годы, к великой гордости родителей, он был хорошим гимнастом. Держась слабеющими руками за перила, он выждал, когда появится автобус, который заглушит звук его падения, прошептал: «Милые мои родители, и всё-таки я любил вас» — и отпустил руки. В это время на мосту было оживлённое движение. — конец; перевод: И. С. Татаринова, 1965

„Es gefällt dir also schon im Bett“, sagte Georg und legte das Deckzeug besser um ihn. „Bin ich gut zugedeckt?“ fragte der Vater noch einmal und schien auf die Antwort besonders aufzupassen. „Sei nur ruhig, du bist gut zugedeckt.“ „Nein!“ rief der Vater, daß die Antwort an die Frage stieß, warf die Decke zurück mit einer Kraft, daß sie einen Augenblick im Fluge sich ganz entfaltete, und stand aufrecht im Bett. Nur eine Hand hielt er leicht an den Plafond. „Du wolltest mich zudecken, das weiß ich, mein Früchtchen, aber zugedeckt bin ich noch nicht. Und ist es auch die letzte Kraft, genug für dich, zuviel für dich. <…> Ein unschuldiges Kind warst du ja eigentlich, aber noch eigentlicher warst du ein teuflischer Mensch! — Und darum wisse: Ich verurteile dich jetzt zum Tode des Ertrinkens!“ Georg fühlte sich aus dem Zimmer gejagt, den Schlag, mit dem der Vater hinter ihm aufs Bett stürzte, trug er noch in den Ohren davon. Auf der Treppe, über deren Stufen er wie über eine schiefe Fläche eilte, überrumpelte er seine Bedienerin, die im Begriffe war heraufzugehen, um die Wohnung nach der Nacht aufzuräumen. „Jesus!“ rief sie und verdeckte mit der Schürze das Gesicht, aber er war schon davon. Aus dem Tor sprang er, über die Fahrbahn zum Wasser trieb es ihn. Schon hielt er das Geländer fest, wie ein Hungriger die Nahrung. Er schwang sich über, als der ausgezeichnete Turner, der er in seinen Jugendjahren zum Stolz seiner Eltern gewesen war. Noch hielt er sich mit schwächer werdenden Händen fest, erspähte zwischen den Geländerstangen einen Autoomnibus, der mit Leichtigkeit seinen Fall übertönen würde, rief leise: „Liebe Eltern, ich habe euch doch immer geliebt“, und ließ sich hinfallen. In diesem Augenblick ging über die Brücke ein geradezu unendlicher Verkehr.

О рассказе

	Знаешь ли ты, что означает последнее предложение? Когда я его писал, у меня было такое ощущение, будто извергается мощный вулкан.
	— Франц Кафка (в беседе с Максом Бродом), 1913

Невеста, которая появляется в рассказе только вместе с его другом и лишь в качестве его принадлежности, даже и не помышляет о вступлении в брак и не пытается войти в кровоточащий круг, заключающий в себе отца и сына. Этот круг, впрочем, может быть легко разорван отцом. Всё, что они имеют, — всё исходит от отца. Георг не видит в этом ничего, кроме чего-то чуждого, подобного русской революции, что должно быть принято как данность, но чему он никогда не последует. У него не осталось ничего, что сохранило бы образ его отца. Приговор разделил отца и сына мощной непреодолимой стеной.

— Франц Кафка, Дневник, 2 ноября 1913

	… во всех странных семействах у Кафки и отец влачит своё существование за счёт сына, навалившись на него чудовищным трутнем. Пожирая не только все его силы, но и само его право на существование. Мало того: отец, воплощающий собой кару, оказывается ещё и обвинителем. И грех, в котором он сына обвиняет, похоже, нечто вроде первородного греха.
	— Вальтер Беньямин, «Франц Кафка», 1934

	Длинные и утомительно без-образные многоголосия, первое из которых — разговор с отцом в «Приговоре», имеют целью показать людям, (чего никоим образом не достигнешь) их неидентичность, дополняющую их копиеобразную схожесть друг с другом.
	— Теодор Адорно, «Заметки о Кафке», 1955

Насколько бы законченной ни была катастрофа, остается последний зазор, и мы не знаем, несет ли он надежду или, наоборот, устраняет её навсегда. И мало того, что сам Бог, вынеся себе приговор, подвергается самому гнусному падению, неслыханному распаду деталей и органов, — остаётся ещё ждать его воскрешения и возвращения его непонятной справедливости, которая обрекает нас на вечный страх и вечное успокоение. Мало того, что сын, в ответ на неоправданный и бесповоротный приговор своего отца, бросается в поток с выражением тихой любви к нему, надо ещё, чтобы эта смерть была связана с продолжающейся жизнью странной финальной фразой, <…> для которой сам Кафка подтвердил символическое значение, точный физиологический смысл.

— Морис Бланшо, «Чтение Кафки»

	… «Приговор» не только одно из наиболее сильных <…> произведений Кафки, но также и текст, в котором проявляются мысли, не доверяемые им ни своим друзьям, ни даже своему «Дневнику».
	— Клод Давид, «Франц Кафка», 1989

	«Приговор» анализирует общественную власть и общественную борьбу за власть, и, следовательно, её сущность в гражданском обществе. Он раскрывает её в социальном, экономическом и эротическом аспектах.
	‚Das Urteil‘ liefert eine Analyse sozialer Macht und sozialer Machtkämpfe und somit eine Analyse der ‚Machtökonomie der bürgerlichen Welt‘. Sie zeigt, was Macht ist und wie Macht sozial, ökonomisch und erotisch definiert wird.
	— Оливер Яраус, «„Приговор“ Кафки и теория литературы. Десять моделей анализа», 2002