Посланец в Грейт-Нек

«Посланец в Грейт-Нек» (англ. The Delegate from Great Neck) — статья Эдмунда Уилсона, опубликованная в 1924 году под названием «Воображаемые разговоры II» (Imaginary Conversations II) и через 2 года под окончательным названием вошедшая в его сборник «Спорные встречи» (Discordant Encounters). В то время Фрэнсис Скотт Фицджеральд жил в Грейт-Нек, где познакомился с писателями «потерянного поколения». Статья — одна из первых попыток охарактеризовать черты его писательской индивидуальности, многие оценки повторяются в большинстве американских работ о нём.

Цитаты

Фицджеральд. <…> вы лучше всех пишете об американской литературе. Потому-то мы и написали вам это письмо. <…> Молодое Поколение Американских Писателей послало меня поздравить вас с получением премии. <…> потому что я — родоначальник Молодого Поколения. Конечно, молодых писателей было сколько угодно и раньше, до того как я написал «По эту сторону рая», но они не понимали себя, а читатели не понимали, что они имеют в виду. Вот тут появился я и открыл Америке глаза на её молодёжь. Брукс. Я, конечно, весьма польщён… Фицджеральд. Кроме того, я один из немногих, кто до сих пор молодо выглядит. Большинство постарело, облысело и отчаялось. <…> «Вы одним из первых провозгласили романтическую доктрину ценности эмоции как таковой и воздействия литературы на политическую и общественную жизнь. Вашу эстетическую программу можно было бы, наверное, критиковать за излишнюю категоричность, но именно она помогла нам осознать ту роль, которую наше поколение играет в современном мире, и те требования, которые предъявляет нам жизнь. Наши отцы отставали от европейской культуры сильнее, чем наши деды. Вы же вернули нашей стране то место, которое принадлежит ей по праву. Наше поколение пробудил ваш призыв оставить детские шалости и всерьёз заявить о себе как о художниках — этого требовало время».

Mr. Fitzgerald: … you’re the greatest writer on American literature, anyway. That’s the reason we’ve written you this letter. <…> I’ve been delegated by the Younger Generation of American writers to congratulate you for getting the prize. <…> me as really the original member of the Younger Generation. Of course, there were a lot of people writing before This Side of Paradise—but the Younger Generation never really became self-conscious before then nor did the public at large become conscious of it. My slogan is that I am the man who made America Younger-Generation-conscious. Mr. Brooks: Well, I am certainly very much flattered— Mr. Fitzgerald: Besides, I’m about the only one who still really looks young. Most of the others are getting old and bald and discouraged. <…> “You were among the first to urge upon Americans the romantic doctrine of the value of “experience for its own sake” and the importance of literature as a political and social influence. Those ideas were perhaps open to criticism as a definitive aesthetic program; but they served at least to awaken us to a sense of the drama in which we were playing and of the heroic demands of the part. Our fathers had been further than our grandfathers from the civilization of Europe and you goadedus back to our proper role in the western world. You roused us with the cry that the hour had come ‘to put away childish things and to walk the stage as poets do.’”

Фицджеральд. «У Марка Твена есть поразительные страницы, содержащие то, чего мы так и не нашли в вашем «Испытании Марка Твена». В них не только горечь тех нелёгких времён на Миссисипи, но и романтика, и юмор первооткрывателей огромного дикого континента, и во всём этом — в горечи, романтике, юморе, где одновременно присутствуют жестокость и сострадание, — <…> нам открывается противоречивая сложность бытия вообще». Брукс. <…> я совершенно убеждён в том, что его знаменитый юмор и не менее знаменитая романтичность во многом вымышлены. Детство Марка Твена на Миссисипи было крайне унылым; <…> а романтика приключений, выпавших впоследствии на его долю в Неваде и Калифорнии, сводилась в основном к богохульству, пьянству, азартным играм и поножовщине. Грубое веселье, о котором вы говорите, — да и многое другое — лишь истерическая разрядка после пережитых невзгод и постоянного подавления желаний. <…> Фицджеральд. Неужели вы думаете, что во времена Марка Твена, попав в Калифорнию, под лучи такого же яркого, как сегодня, солнца, можно было оставаться трезвым? Кто бы не опьянел, оказавшись на золотом берегу, где навсегда освобождаешься от тягот прежней жизни, где не властно само Время, этот деспотический средневековый анахронизм, где жизнь обретает первоначальную райскую свободу, где всегда лето и всегда день? Брукс. <…> поколение Марка Твена, совершенно очевидно, пренебрегало созерцанием красот природы ради того, чтобы сосредоточить всё внимание на насущных, материальных проблемах. Психология пуритан и первооткрывателей, как мне кажется, воспитала в американцах удивительное равнодушие к красоте природы. Можно <…> усомниться, что найдётся хотя бы один американец, которого она по-настоящему трогает.

Mr. Fitzgerald: “So Mark Twain has most poignant pages that give us something which we do not find in your Ordeal of Mark Twain; it is not only the sadness of the Mississippi in the days when life there was poor, but the romance and the humor of the pioneers straying wide across the empty continent; and we recognize in that sadness, that romance and that humor at once genial and cruel, <…> we are moved by the troubling compound of life in all places at all times.” Mr. Brooks: <…> I believe it is really very difficult to doubt that its reputed humor and romance are almost entirely fictitious. The life along the Mississippi which Mark Twain knew in his boyhood was depressing in the extreme; <…> and the romantic attractions of the life which he was to know afterwards in Nevada and California consisted chiefly of profanity, drunkenness, gambling, and outbreaks of murder. The savage jokes of which you speak were, like those other manifestations, merely an hysterical relief from repression and privation. <…> Mr. Fitzgerald: Do you suppose that the men who went to California, even in Mark Twain’s time, could havehelped getting drunk with the sunshine like the Californians today? Don’t you think they really must have felt a great exhilaration when they found themselves on that golden coast, where no worry from the old world ever comes, where Time itself seems to have been abandoned like some tyrannous mediaeval institution and human life restored at last to the original spaciousness of Eden, where it is always summer-time and always afternoon? Mr. Brooks: <…> the generation of Mark Twain— who can doubt it?—throttled its impulse to delight in natural beauty as an interference with its concentration upon its immediate material task. The psychology of the Puritan and the pioneer has always, it seems to me, rendered Americans singularly blind to natural beauty. It may <…> be doubted whether there has ever been an American who can be said to have appreciated it properly.

Фицджеральд. «Мы начинаем подозревать, что, вместо того, чтобы считать хотя бы некоторых современных писателей одарёнными, вы — как нечто само собой разумеющееся — считаете их всех одинаково бездарными. В самом деле, у американского художника есть столько возможностей не состояться, столь многие из них превратились в трупы для упражнений социологов-анатомов, что американская литература напоминает комнату ужасов. И у нас возникает тяжёлое ощущение, что вы обходите молчанием деятельность ваших современников лишь из деликатности, ибо не хотите расчленять их заживо. Вместе с тем наши молодые писатели искренне стараются в своей писательской деятельности следовать выдвинутым вами принципам. Блистательные победы великих мастеров европейской прозы не убили в них творческого импульса, в чём вы упрекали предыдущее поколение, они учились на этих великих образцах. Их глубоко волнует жизнь родной страны, их сердца откликаются на всё происходящее вокруг. Несмотря на свои пессимистические заявления, они бодры и полны уверенности. Но когда они готовы были уйти из-под своих пестрых знамен и стать под ваш белоснежный стяг, вы продолжали перебирать недостатки старшего поколения и вспоминать проигранные им битвы. Они видят, как вы дрожите от архивного холода, и им тоже становится холодно. А между тем Америка полна энергии — в том числе и энергии творческой, которая может согреть всех нас». <…> И подписи. Я их читать не буду, но тут они практически все. <…> Брукс. Я ценю вашу мужественную попытку достойно сносить трудности, но боюсь, что равнодушие нашего делового общества уже нанесло вашей храбрости тяжёлый удар, а ваши духовные искания не находят отклика. Фицджеральд. Я просто пошутил. На самом деле никакие они не старые и не отчаявшиеся. Это я в отчаянии. Жизнь в Грейт-Нек стоит тридцать шесть тысяч в год, вот и приходится писать всякую чушь — надоело и страшно угнетает. Брукс. Может быть, вам лучше переселиться в другое место, где не так дорого? Фицджеральд. И умирать там от скуки? <…> Брукс. Говоря о своей литературной деятельности, вы пользуетесь жаргоном бизнесмена. У меня возникает тревожное ощущение, что написание книг превращается у молодого поколения всего лишь в разновидность промышленного производства — одну среди многих. Едва успела горстка молодых писателей познать первый успех, как они были атакованы целой армией издателей, жаждавших превратить их в источник прибыли — не в рабочих лошадок старого образца, которые вынуждены были делать не то, что им хотелось, но в людей, которые сознательно пишут посредственно, потому что за это платят лучше, чем за попытки писать хорошо и непохоже на других <…>. У выдающихся писателей прошлого, которых я склонен якобы недооценивать, было одно замечательное качество: они никогда не теряли чувства собственного достоинства, — и то, что писалось ими для журналов, ничем не уступало их «серьёзным творениям»… <…> говоря о подписях, среди которых, наверное, стоит и ваша, вы сказали «они», а не «мы». Мне кажется, что это лишнее подтверждение тому, что ваше единство — надуманное, что на самом деле каждый из вас находится в духовной изоляции. Увы, такова участь всех американских писателей. Позволив превратить своё искусство в вид индустрии, вы отрезали себе путь к интеллектуальному единству и подчинились анархии американской деловой жизни с её конкуренцией. Боюсь, что в лучшем случае вы сможете добиться — причём каждый для себя — только денег и дешёвой популярности, но ни то ни другое вот уже пятьдесят лет не приносит Америке ничего, кроме разочарования и отчаяния.

Mr. Fitzgerald: “We begin to suspect that, instead of regarding all our contemporary writers as equally gifted, you have formed a habit of taking it for granted that they must all be equally deplorable—merely so many dreadful examples of ways in which it is possible for artists to fail in America—so many cadavers for the sociological clinic—not a literature but a Chamber of Horrors. And we end with an uneasy suspicion that, if you neglect your contemporaries, it is perhaps chiefly from a feeling of delicacy about cutting people up before they are dead. “Yet the younger generation of writers have tried their hardest to put into practice the principles you recommended. They have not blenched before the artistic boldness of the great European masters, as you accuse their fathers of doing; and they have attempted to follow their example. They are deeply interested in the life of their own country; and they have opened their souls to the experience it offers. For all their pessimistic pronouncements, they are filled with confidence and gaiety. But when they have looked for your snow-white banner flying beside their motley ones, they have found you still brooding the wrongs of an earlier generation, the defeats of an older army. They find you shivering among the archives and they shiver at the sight of your chill. Meantime, there is life in America—even artistic life—to warm us all.” <…> And then the names—I won’t read the list—but practically everybody, you see. <…> Mr. Brooks: I appreciate your gallant effort to take a cheerful view of your situation; but I fear that your courage has already been shrivelled by the indifference of a commercial society and your gestures toward spiritual expression lost in the void. Mr. Fitzgerald: Oh, I was just kidding about them. They’re not really old and discouraged. I’m the only one that’s discouraged, because I find that I can’t live down at Great Neck on anything under thirty-six thousand a year and I have to write a lot of rotten stuff that bores me and makes me depressed. Mr. Brooks: Couldn’t you live more cheaply somewhere else? Mr. Fitzgerald: Nowhere that’s any fun. <…> Mr. Brooks: In describing your literary activities, you could not avoid the jargon of business. For it strikes me that the production of books by the younger generation has at last become an industry like another. The first crop of younger writers had scarcely scored their first successes when a race of editors and publishers appeared, eager to commercialize them— not by turning them into hacks of the old sort who would have had to do work of a kind altogether against their conscience, but by stimulating them to write much and often rather than thoughtfully and well, by putting a premium on their second best <…>. I will say of the distinguished writers of the last generation, whom you accuse me of undervaluing, that almost invariably they followed their art with a high sense of its dignity, so that their very journalism sounds like the work of serious men of letters… <…> when you mention the signatories, who explicitly include yourself, you always speak of them as “they” instead of “we.” And I can’t help feeling that, in doing so, you furnish an irresistible piece of evidence that, in spite of the artificial unity which you have assumed in collaborating, you are actually, in spirit and ideas, as far isolated from one another as it has always seemed that literary men must inevitably be in America. In allowing your art to become a business, you have made intellectual unity impossible and have given yourselves up to the competitive anarchy of American commercial enterprise. You can at best, I fear, gain nothing but money and hollow popular reputations—each for himself—and these things for fifty years in America have brought nothing but disillusion and despair.

Перевод

А. Ю. Бураковская (с незначительными уточнениями) // Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Портрет в документах. — М.: Прогресс, 1984. — С. 248-258.