Планета изгнания
«Планета изгнания» (англ. Planet of Exile) — фантастический короткий роман Урсулы Ле Гуин из Хайнского цикла. Написан в 1963-64 годах, впервые издан в 1966.
Цитаты
править… чуть заметная тропа, которая вела на запад, была исполосована бесчисленными бороздами — их оставили бродячие корни в своём движении на юг… — глава 1 | |
… a faint path that led west, scored and rescored in grooves by the passing southward of the footroots… |
… босые подошвы размётывали кипящий прибой сухих листьев… — глава 1 | |
… bare feet beating in the surf of leaves… |
Сейко всегда умела распознать пережитое им унижение, как бы хорошо он его не замаскировывал или даже заставлял себя забыть. Его родственница, хотя и дальняя, участница его детских игр, когда-то возлюбленная и неизменный верный друг, она умела мгновенно уловить и понять любую его слабость, любую боль, и её сочувствие, её сострадание смыкались вокруг него, точно капкан. — глава 3 | |
Seiko could always dig up his humiliation no matter how well he had buried and forgotten it. His cousin ten times over, his sister-playmate-lover-companion, she possessed an immediate understanding of any weakness in him and any pain he felt, and her sympathy, her compassion closed in on him like a trap. |
Агат вдруг испытал прилив безотчётного ужаса, словно в детстве: планета, на которой он родился, на которой родился его отец и все его предки до двадцать третьего колена, не была его родной. Они здесь — чужие. И всегда ощущали это. Ощущали, что они — дальнерожденные. И мало-помалу, с величественной медлительностью, с неосмысленным упорством эволюционного процесса эта планета убивала их, отторгая чужеродный привой. — глава 3 | |
The old terror of his childhood came over Agat, the terror which, as he became adult, he had reasoned thus: this world on which he had been born, on which his father and forefathers for twenty-three generations had been born, was not his home. His kind was alien. Profoundly, they were always aware of it. They were the Farborn. And little by little, with the majestic slowness, the vegetable obstinacy of the process of evolution, this world was killing them-rejecting the graft. |
… в этом жилище были изображения на стене большой комнаты… <…> она так долго смотрела на изображения, что они стали миром, а она — стеной. Мир этот был сплетениями, сложными и прихотливыми, точно смыкающиеся ветви деревьев, точно струи потока, серебристые, серые, чёрные, пронизанные зеленью, алостью и желтизной, подобно золоту солнца. | |
… this house was the painting on the wall of the big room… <…> she stood gazing at this picture till it became the world and she the wall. And the world was a network: a deep network, like interlacing branches in the woods, like inter-running currents in water, silver, gray, black, shot through with green and rose and a yellow like the sun. |
… они не воспринимали ни времени, ни пространства в их непрерывной протяжённости. Время для них было фонарём, освещающим путь на шаг вперёд и на шаг назад, а всё остальное сливалось в единую непроницаемую тьму. Время — это Сегодня: вот этот, только этот день необъятного Года. У них не существовало лексики для исторических понятий, а только «сегодня» и «былое время». Вперёд они не заглядывали, — во всяком случае, не дальше следующего Времени Года. Они не видели времени со стороны, а пребывали внутри него, как фонарь в ночном мраке, как сердце в теле. И так же обстояло дело с пространством. Пространство для них было не поверхностью, по которой проводятся границы, а Пределом, сердцем всех известных земель, где пребывает он сам, его клан, его племя. Вокруг Предела лежали области, обретавшие чёткость по мере приближения к ним и сливающиеся в неясный туман по мере удаления — чем дальше, тем все более смутно. Но линий, границ не было. — глава 9 | |
Time to them was a lantern lighting a step before, a step behind-the rest was indistinguishable dark. Time was this day, this one day of the immense Year. They had no historical vocabulary; there was merely today and "timepast." They looked ahead only to the next season at most. They did not look down over time but were in it as the lamp in the night, as the heart in the body. And so also with space: space to them was not a surface on which to draw boundaries but a range, a heart, and centered on the self and clan and tribe. Around the Range were areas that brightened as one approached them and dimmed as one departed; the farther, the fainter. But there were no lines, no limits. |
… они родились не в ту пору, в неположенный срок. Нельзя начинать любить, когда приходит время смерти. — глава 12 | |
… she and he had been born at the wrong time. In the wrong season. You cannot begin a love in the beginning of the season of death. |
Перевод
правитьИ. Г. Гурова, 1980
Предисловие (1978)
правитьС занятным постоянством всем писателям-фантастам задают один и тот же вопрос: «Откуда вы черпаете ваши идеи?» Никто из нас не знает, что ответить, и только Харлан Эллисон решительно заявляет: «Из Скенектади!» | |
All science fiction writers are asked, with wonderful regularity, "Where do you get your ideas from?" None of us knows what to answer, except Harlan Ellison, who replies crisply, "Schenectady!" |
«Планета изгнания» была написана в 1963–64 годах, до того, как феминизм оправился от своего тридцатилетнего паралича. Эта книга демонстрирует мою раннюю, «естественную» (то есть сложившуюся саму собой), неосмысленную, неосознанную манеру обращения с персонажами мужского и женского пола. В те времена, скажу я с чистой совестью и даже в похвалу себе, мне было просто безразлично, мужчин описывать или женщин, были бы они людьми. С какой стати женщина должна писать только о женщинах? Я была раскована, не чувствовала никаких обязательств, и потому, уверенная в себе, спокойно удовлетворялась традициями, не увлекаясь экспериментами. | |
Planet of Exile was written in 1963-4, before the reawakening of feminism from its thirty-year paralysis. The book exhibits my early, "natural" (i.e. happily acculturated), unawakened, un-con— sciousness-raised way of handling male and female characters. At that time, I could say with a perfectly clear conscience, indeed with self-congratulation, that I simply didn't care whether my characters were male or female, so long as they were human. Why on earth should a woman have to write only about women? I was unselfconscious, without sense of obligation: therefore self-confident, unexperimental, contentedly conventional. |
Неужели я должна жертвовать идеалами правды и красоты, чтобы доказать какой-нибудь идеологический постулат? | |
Am I to sacrifice the ideal of truth and beauty in order to make an ideological point? |
О романе
править… «Планета изгнания» отмечен[а] печатью зрелого мастерства. Ни одна подробность не кажется лишней. Из посылок вытекают причипы, из причин — следствия, и всё это, звено за звеном, образует нерасторжимую цепь взаимообусловленных факторов. Поражает пластичность видения, рельефность образов, точнейшая топография, словно автор сам побывал на третьей планете звезды Эльтанин (Гамма Дракона), занимался картографической съёмкой, исследовал необычную экологию, изучал как этнограф общинно-родовой быт, ритуалы, обычаи племени Аскатевара <…>. Словно автор сам посетил Космопор, столицу некогда процветавшей колонии, а теперь малолюдный город, давно потерявший связь с Лигой, обречённый на полное вымирание… | |
— Евгений Брандис, «Миры Урсулы Ле Гуин», 1980 |