Ольга Фёдоровна Берггольц

русская, советская поэтесса и прозаик

О́льга Фёдоровна Бергго́льц (1910—1975) — русская и советская поэтесса, прозаик.

Ольга Фёдоровна Берггольц
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

править
  •  

Никто не забыт и ничто не забыто.
 — Последняя строка эпитафии, написанной Ольгой Фёдоровной Берггольц для центральной стелы Пискарёвского кладбища (1960) в Ленинграде, где погребены его жители (около 470 тысяч человек) и воины Ленинградского фронта, погибшие в течение 900-дневной блокады города 1941—1943 гг.

  •  

Но сжала рот упрямо я,
замкнула все слова.
Полынь, полынь, трава моя,
цвела моя трава.

  — «Полынь»
  •  

Там, где стучит сырой лопух,
там, где чадит конопля.
«Да будет лёгкою вам, как пух,
державная наша земля!..»[1]

  — «Повесть о тринадцатом товарище», 1936
  •  

…Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под охраной гранита,
Но знай, внимающий этим камням,
Никто не забыт и ничто не забыто.

  •  

Я в госпитале мальчика видала.
При нём снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.

  — «Пусть голосуют дети», 1949
  •  

О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!
Проклятье тем, кто там, за океаном,
за бомбовозом строит бомбовоз,
и ждёт невыплаканных детских слёз,
и детям мира вновь готовит раны.
О, сколько их, безногих и безруких!
Как гулко в чёрствую кору земли,
не походя на все земные звуки,
стучат коротенькие костыли.

  — «Пусть голосуют дети», 1949
  •  

Пусть ветеран, которому от роду
двенадцать лет, когда замрут вокруг,
за прочный мир, за счастие народов
подымет ввысь обрубки детских рук.

  — «Пусть голосуют дети», 1949
  • А город был в дремучий убран иней.
    Уездные сугробы, тишина…
    Не отыскать в снегах трамвайных линий,
    одних полозьев жалоба слышна.
    Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
    На детских санках, узеньких, смешных,
    в кастрюльках воду голубую возят,
    дрова и скарб, умерших и больных…
    Так с декабря кочуют горожане
    за много вёрст, в густой туманной мгле,
    в глуши слепых, обледеневших зданий
    отыскивая угол потеплей.
    («Февральский дневник», поэма, январь—февраль 1942)
  • Вот женщина ведёт куда-то мужа.
    Седая полумаска на лице,
    в руках бидончик — это суп на ужин.
    Свистят снаряды, свирепеет стужа…
    «Товарищи, мы в огненном кольце».
    А девушка с лицом заиндевелым,
    упрямо стиснув почерневший рот,
    завёрнутое в одеяло тело
    на Охтинское кладбище везёт.
    Везёт, качаясь, — к вечеру добраться б…
    Глаза бесстрастно смотрят в темноту.
    Скинь шапку, гражданин!
    Провозят ленинградца,
    погибшего на боевом посту.
    («Февральский дневник», поэма, январь—февраль 1942)
  •  

О, первый грозный, нищий наш ночлег,
горсть чечевицы, посвист канонады
и первый сон вдвоём…
Забудь о нём навек.
Совсем забудь. Как не было. Так надо.[1]

  — «…Пусть падают листки календаря…», 1960

Источники

править
  1. 1 2 Берггольц О. Ф. Избранные произведения. — Л.: Советский писатель, 1983. — (Библиотека поэта).