Наталья Гончарова (Цветаева)

«Наталья Гончарова (Жизнь и творчество)» — очерк Марины Цветаевой 1928—29 года о художнице Н. С. Гончаровой, с несколькими главами о её двоюродной прабабке Н. Н. Гончаровой и А. С. Пушкине.

Цитаты

В первый раз я мастерскую [Гончаровой] увидела днём. Тогда ущелье было коридором, одним из бесчисленных коридоров старого дома — Парижа. А мастерская — по жаре — плавильней. Терпение стекла под нестерпимостью солнца. Стекло под непрерывным солнечным ударом. Стекло, каждая точка которого зажигательное стекло. Солнце палило, стекло калилось, солнце палило и плавило. <…> Пещера — пустыня — гончарня — плавильня. — Мастерская

… какая страшная посмертная месть Дантесу! Дантес жил — Пушкин рос. <…> превращался на его глазах в первого человека России, не «шёл в гору», а в гору — вырастал. — «Моя родословная»

Странное у меня чувство к первой Гончаровой, точно она ничего не познает, всё узнает. — Притча

«Внешняя жизнь Гончаровой так бедна, так бедна событиями, что даже и не знаешь, какие назвать, кроме дня рождения выставок». Кажется — самое простое, общее место. <…> Во-первых, неверность фактическая. Что такое жизнь, богатая событиями? Путешествия? Они были. <…> Встречи с людьми? С лучшими своего времени, с верховодами его. <…> Второе — что такое внешнее событие? Либо оно до меня доходит, тогда оно внутреннее. Либо оно до меня не доходит (как шум, которого не слышу), тогда его просто нет, точнее, меня в нём нет, как я вне его, так оно извне меня. Чисто-внешнее событие — моё отсутствие. Всё, что моё присутствие, — событие внутреннее. Событие, которое меня касается, просто не успевает быть внешним, уже становится внутренним, мною. <…> Есть люди — сами события. Дробление события самой Натальи Гончаровой на события. Единственное событие Натальи Гончаровой — её становление. Событие нескончаемое. <…> Возможность не — то, чего заведомо лишена Гончарова. — «Внешние события»

Створчатость большинства гончаровских вещей, роднящая Гончарову с иконой и ею в личную живопись введённая первой, идёт у неё <…> от малости храмины. Комната была мала, картина не умещалась, пришлось разбить на створки. — Русские работы

… обусловливающее вещь свойство больше самой вещи, шире её, вечнее её, единственная её надежда на вечность. Морское больше, чем море, ибо морским может быть всё и морское может быть всем. — Защита твари

Растение, вот к чему неизбежно возвращаюсь, думая о Гончаровой. Какое чудесное, кстати, слово, насущное состояние предмета сделавшее им самим. Нет предмета вне данного его состояния. <…> без ничего, единоличное, сам рост. — После-России

Гончарова вместе с Пушкиным смело может сказать: «я сама народ». — Гончарова и театр

Мнится мне, Гончарова не теоретик своего дела, <…> её задачи скорее задачи всей сущности, чем осознанные задачи, ставимые как цель и как предел. Гончаровское что не в теме, не в цели, а в осуществлении. Путевое. Попутное. — Повторность тем

Там, где налицо многообразие, школы, в строгом смысле слова, не будет. Будет — влияние, заимствование у тебя частностей, отдельностей, ты — в розницу. — Гончарова и школа

Гончарова машину изнутри — вовне выгоняет, как дурную кровь. — Гончарова и машина

Две Гончаровы

Николай I Пушкина ласкал, как опасного зверя, который вот-вот разорвёт. Пушкина — приручал. <…> Ум — тоже хищный зверь, для государей — самый хищный зверь. Особенно — вольный. <…> Николай I Пушкина видел под страхом, под страхом видела его и Гончарова. Их отношение — тождественно. <…> Наталья Гончарова, как женщина, существо инстинкта, боялась в нём — его всего. <…> Почему Гончарова всё-таки вышла замуж за Пушкина, и некрасивого, и небогатого, и незнатного, и неблагонадёжного? Нелюбимого. Разорение семьи? Вздор! Такие красавицы разорять созданы. Захоти Гончарова, она в любую минуту могла бы выйти замуж за самого блистательного, самого богатого, самого благонадёжного, — самое обратное Пушкину. Его слава? Но Гончарова, как красавица — просто красавица — только, не была честолюбивой <…>. Страх перед страстью. Гончарова за Пушкина вышла из страху, так же, как Николай I из страху взял его под своё цензорское крыло. Не выйду, так… придётся выйти. Лучше выйду. Проще выйти. «Один конец», так звучит согласие Натальи Гончаровой. Гончарова за Пушкина вышла без любви, по равнодушию красавицы, инертности неодухотворённой плоти — шаг куклы! — а может быть и с тайным содроганием. Пушкин знал, и знал в этот час больше, чем сама Гончарова. Не говоря о предвидении — судьбе — всем над и под событиями, — Пушкин, как мужчина, знавший много женщин, не мог не знать о Гончаровой больше, чем Гончарова, никогда ещё не любившая.

Пушкин <…> в своём гении то же, что Гончарова в своём. Не пара? Нет, пара. Та рифма через строку со всей возможностью смысловой бездны в промежутке. Разверзлась. Пара по силе, идущей в разные стороны, хотелось бы сказать: пара друг от друга. <…> Чистое явление гения, как чистое явление красоты. Красоты, то есть пустоты. <…> Наталья Гончарова просто роковая женщина, то пустое место, к которому стягиваются, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Смертоносное место. (Пушкинский гроб под розами!) Как Елена Троянская повод, а не причина Троянской войны (которая сама не что иное, как повод к смерти Ахиллеса) <…>. Тяга Пушкина к Гончаровой, которую он сам, может быть, почёл бы за навязчивое сладострастие и достоверно («огончарован») считал за чары, — тяга гения — переполненности — к пустому месту. Чтобы было куда. <…> Он хотел нуль, ибо сам был — всё. И ещё он хотел того всего, в котором он сам был нуль.

Что такое Гончарова по свидетельствам современников? Красавица. <…> Молчаливая. Если приводятся слова, то пустые. До удивительности бессловесная. <…> Так и останется: невинная, бессловесная — Елена — кукла, орудие судьбы. Страсть к балам — то же, что пушкинская страсть к стихам: единственная полная возможность выявления. (Явиться — выявиться!) Входя в зал — рекла. Всем, от мочки ушка до носка башмачка. Всем сразу. Всем, кроме слов. Всё être красавицы — в paraître. Зал и бал — естественная родина Гончаровой. Гончарова только в эти часы была. Гончарова не кокетничать хотела, а быть. Вот и разгадка Двора и деревни. А дома зевала, изнывала, даже плакала. Дома — умирала. Богиня, превращающаяся в куклу, возвращающаяся в небытие.

Пушкин должен был быть убит белым человеком на белой лошади, в которого так свято верил <…>. Судьба посредством Гончаровой выбирает Дантеса, пустое место, равное Гончаровой. Пушкин убит не белой головой, а каким-то — пробелом. <…> Чтобы не любить Пушкина (Гончарова) и убить Пушкина (Дантес), нужно было ничего в нём не понять. Гончарову, не любившую, он взял уже с Дантесом in dem Kauf, то есть с собственной смертью. Посему, изменила Гончарова Пушкину или нет, только кокетничала или целовалась, только целовалась или другое всё, ничего или всё, — не важно, ибо Пушкин Дантеса вызвал за его любовь, не за её любовь. Ибо Пушкин Дантеса вызвал бы в конце концов и за взгляд. Дабы сбылись писания. И ещё, изменила ли Гончарова Пушкину или нет, целовалась или нет, всё равно — невинна. Невинна потому, что кукла невинна, потому что судьба, невинна потому, что Пушкина не любила.

Ну, а вне Пушкина, Дантеса, Ланского? Сама по себе? Не было. Наталья Гончарова вся в житейской биографии, фактах (другой вопрос — каких), как Елена Троянская вся в борьбе ахейцев и данайцев. Елены Троянской — вне невольно вызванных и — тем — претерпенных ею событий просто нету. Пустое место между сцепившихся ладоней действия. Разведите — воздух.