Лёнечка-Леонардо

«Лёнечка-Леонардо» — сатирический рассказ Кира Булычёва 1973 года. Впервые опубликован в 1980 году под неавторским названием «Лёшенька-Леонардо». Вошёл в переиздаваемый авторский сборник «Чудеса в Гусляре» 1993 года.

Цитаты

В день Лёнечкина девятимесячного юбилея Борис Щегол пришёл к нему в комнату с новой погремушкой. Лёнечка в это время сидел в кроватке и слушал, как Ложкин читает ему вслух «Опыты» Монтеня. — Гляди, какая игрушечка, — показал Борис. Он, как всегда, спешил и поэтому собирался тут же покинуть сына, но Леонардик сказал вслух: — Любопытно, что эта игрушка напоминает мне пространственную модель Солнечной системы. Борис возмутился: — Дядя Коля, что за чепуху вы ребёнку читаете? Как будто нет хороших детских книг. Про курочку и яичко, например, я сам покупал. Куда вы её задевали? Ложкин не ответил, потому что Лёнечка из книжки про курочку делал бумажных голубей, чтобы выяснить принципы планирующего полёта. Борис Щегол отобрал «Опыты» Монтеня и унёс книжку из комнаты. Ещё через несколько дней произошла сцена с участием Клары Щегол. Она принесла Лёнечке тарелочку с протёртым супом, и, для того чтобы поставить её, ей пришлось смахнуть со столика несколько свежих медицинских журналов и словарей. — Вы о чём здесь бормочете? — спросила она миролюбиво у Ложкина. — Шведским языком занимаемся, — откровенно ответил Николай Иванович. — Ну ладно, бормочите, — разрешила Клара. Лёнечка положил ручку на ладонь старику: не обращай, мол, внимания. Тут же они услышали, как в соседней комнате Клара рассказывает приятельнице: — Мой-то кроха, сейчас захожу в комнату, а он бормочет на птичьем языке. — Он у тебя уже разговаривает? — Скоро начнёт. Он развитой. И что удивительно, к нам один старичок ходит, по хозяйству помогает, так он этот птичий язык понимает. — Старики часто впадают в детство, — произнесла подруга. Леонардик вздохнул и прошептал Ложкину: — Не обижайся. В сущности, мои родители добрые, милые люди. Но как я порой от них устаю!

— Ты забыл, что ты — гомо футурис, человек будущего? — Допускаю такую возможность, — печально согласился ребёнок. — Но должен сказать, что я стою перед неразрешимой дилеммой. Помимо долга перед человечеством, у меня долг перед родителями. Я не хочу пугать их тем, что я — моральный урод. Их инстинкт самосохранения протестует против моей исключительности. Они хотят, чтобы всё было как положено или немного лучше. Они хотели бы гордиться мною, но только в тех рамках, в которых это понятно их друзьям. И я, жалея их, вынужден таиться. С каждым днём всё более. — Поговорим с ними в открытую. Ещё раз. — Ничего не выйдет. Когда на следующий день Ложкин пришёл к Щеглам, держа под мышкой с трудом добытый томик Спинозы, он увидел, что мальчик сидит за столом рядом с отцом и учится читать по складам. — Ма-ма, Ма-ша, ка-ша… — покорно повторял он. — Какие успехи! — торжествовал Борис. — В два года начинает читать! Мне никто на работе не поверит! И тут Ложкин не выдержал. — Это не так! — воскликнул он. — Ваш ребёнок тратит половину своей творческой энергии на то, чтобы показаться вам таким, каким вы хотели бы его увидеть. Он постепенно превращается из универсального гения в гения лицемерия. <…> Но ведь вас тоже ждёт слава, — прибегнул к последнему аргументу Ложкин. — Как родителей гения. Ну представьте, что вы родили чемпиона мира по фигурному катанию… — Это другое дело, — ответил Борис. — Это всем ясно. Это бывает. И тогда Ложкин догадался, что Щегол давно обо всём подозревает, но отметает подозрения. <…> С тех пор прошло три года. Скоро Леонардик пойдёт в школу. Он научился сносно читать и пишет почти без ошибок. Ложкин к Щеглам не ходит. Один раз он встретил Лёнечку на улице, ринулся было к нему, но мальчик остановил его движением руки. — Не надо, дедушка, — сказал он. — Подождём до института. — Ты в это веришь? Лёнечка пожал плечами. Сзади, в десяти шагах, шла Клара, катила коляску, в которой лежала девочка месяцев трёх от роду и тихо напевала: «Под крылом самолёта…» Клара остановилась, улыбнулась, с умилением глядя на своего второго ребёнка, вынула из-под подушечки соску и дала её девочке.

О рассказе

Написал я как-то рассказ «Лёнечка-Леонардо», а мне в журнале говорят: — Голубчик, мы отлично понимаем, на какого Лёнечку ты намекаешь. Тебе-то что, ты писатель, лицо безответственное. А нам надо держаться за своё место — ведь если нас выгонят, то и тебе негде будет печататься. — Клянусь вам, — сопротивлялся я, — у меня Лёнечка новорожденный и очень талантливый, а Лёнечка, на которого вы намекаете, совсем уже пожилой, а таланты его ограничиваются областью художественной литературы. — Поменяй Лёнечке имя! — умоляли друзья-редакторы. <…> Хоть я капитулировал, махнул рукой и согласился, чтобы после двухлетнего «вылёживания» он вышел под названием «Лёшенька-Леонардо». Но при первой же возможности, включая его в сборник, я вернул рассказу первоначальное название.

— Кир Булычёв