Леонид Генрихович Зорин

Леонид Генрихович Зорин (3 ноября 1924) — русский советский писатель, драматург, сценарист.

Леонид Зорин

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

Афоризм примиряет нас с правдой, даже делает её живописной — он упаковывает её в очень нарядную фольгу.

Бойтесь убеждённых людей, бегите от аскетов и праведников — они никогда вас не пожалеют. Как только встречаете человека, который сообщает, что органически не способен солгать, немедленно переходите на другую сторону улицы.

Был слишком брезглив, чтобы быть терпимым.

Ваши беды не трогают никого? Это не худшее. Они могли радовать.

В искусстве, в художестве, в футболе — импровизация тогда эффективна, когда мастерство почти безошибочно.

Воображение — это проклятье. Может довести до петли.

Всё-таки нет ничего омерзительней, нежели дикторские голоса из кинофильмов прошлых лет. Вся ложь, вся низость и грязь эпохи — в их барабанном оптимизме, в хорошо темперированном пафосе, в безукоризненной артикуляции.

Всякий роман поэта с властью кончается плохо, и в особенности когда он кончается хорошо.

Герменевтика — та сфера науки, где характер и умонастроение исследователя играют решающую роль.

Герои писателя — читатели, герои критика — писатели.

Годы обостряют пороки и заметно притупляют достоинства.

Глупые хохочут, умные смеются, мудрые улыбаются.

Дать и отдать — не одно и то же. Те, кто дают, нас умиляют. Те, кто отдают, — удивляют.

Для примитивных организмов трупный яд сладок.

Доживать жизнь — значит дожевать свою жизнь.

Дурной человек с хорошим характером предпочтительнее, чем хороший — с дурным.

Если уж выбирать религию, то стоит предпочесть бахаизм, объединивший в себе все веры.

Есть в русском языке одно слово, которое ни на какой другой не переводится, — слово «тоска».

Есть ремесло, вознесённое до искусства, и искусство, низведённое до ремесла.

Женщина — это влага, не утоляющая жажды, но принимающая форму сосуда.

Женщина-радиодиктор для зрячего, что любая женщина для слепого.

Жизнь — это маленькие победы и окончательное поражение.

Жизни — сила, искусству — страсть.

Законы жизни и творчества не всегда совпадают. Ни один судьбоносный поступок не был совершён по совету, но есть великие произведения, созданные по заказу.

И Пушкин и Гоголь — комические фамилии, а как величественно звучат!

Известны три заповеди цинизма: мир ничем не удивишь, упущенные возможности вновь не представляются, себе всё дозволено. Все три на поверку ложны. Мир удивляют и потрясают бесчётное количество раз. Упущенные возможности вновь возникают, если с первого раза им не удалось вас одурачить. Себе дозволено не всё, а лишь столько, сколько вы можете выдержать.

Когда на Западе гранили камни, на Востоке их шлифовали.

Культ прецедента — из самых опасных. Было, значит, можно и впредь.

Любая идея дешевле жизни. Даже идея о ценности жизни.

Любовь к демонстрациям, манифестациям - стойкий синдром конференсиазиса, поразивший наш мир в двадцатом веке.

Мало кто слышит крик, но все ловят шёпот.

Можно сказать, что бифуркация — это детерминанта времени. Можно доходчивей: спасайся, кто может!

Мужское тщеславие рядом с женским не более чем скифский курган, поставленный рядом Эверестом.

Настал худший момент в жизни: неудачи ещё огорчают, а успехи уже не радуют.

Национализм словно источает бездарность.

Не странно ли, что, полюбив, умники глупеют, а дурни умнеют?

Нет наркотика беспощадней, чем чтение. От него и все радости и все беды.

Ни похвала, ни порицание ничего не меняют в произведении. Оно таково, каково оно есть.

Никто, разумеется, не оспаривает превосходства качества над количеством, но не тогда, когда речь идёт о деньгах.

Новая мысль — это следующий виток хорошо освоенной — спираль раскручивается.

Опыт — не знания, а ошибки, которые, как известно, не учат. Нет оснований кичиться опытом.

Отборные крупнокалиберные болваны.

Память может и подвести, зато забвение — безотказно.

Пауза, точно сыгранная актёром, вспахивает и углубляет текст. Так и в прозе необходимы лакуны, в которых накапливается энергия.

Подарок старости — боязнь ненужных слов.

Политику уподобляют шахматам. Но это весьма опасные шахматы с весьма своеобразными правилами. Можно увидеть занятную партию — фигуры играют игроками.

Проза требует насыщенности физических действий и детализированного описания. Не должно быть ничего само собой разумеещегося. Опишите, прочувствуйте и осмысляйте. Самое главное — не спешите. Сперва — вы подробны, потом — интересны, а там уж читатель — ваш солдат.

Профессия публична, а чувство интимно. Лишь у безумцев, пошедших в политику, их профессиональные чувства требуют публики и подмостков.

Пусть философы будут правыми, художникам достаточно быть правдивыми.

Рождаются поэтами, умирают ораторами.

Сколь ни странно, именно нетерпимость придаёт мысли законченность.

Скоро и мой телефон будут вычёркивать за ненадобностью из всяческих записных книжек.

Скромный автор стремится не солгать. Большой — ставит целью сказать правду.

Скучно тебе с самим собой? Бедняга, ты недорого стоишь.

Смерть — заразная болезнь.

Смерть — это тот самый заговор большинства против меньшинства, который обречён на победу.

Смешно говорить о нескромности автора. Искусство нескромно по определению.

Смысл жизни ищут от страха смерти.

Способные люди — тактики жизни. Большие люди — стратеги судьбы.

Стоит ли торопиться к бессмертию, если оно начинается смертью?

Стиль мужской — почтительно грубоватый.

Так гордо он нёс свою порядочность, что все мечтали, чтоб он кого-нибудь предал.

Так и умру, не поняв различия между демократией и охлократией.

Талант неожиданно взбунтовался: не пожелал быть братом краткости.

У вечности не бывает любимчиков.

Характер — это позвоночник таланта.

Художник хочет успеть, ремесленник — поспеть.

Чем больше можем, тем больше глупеем. В упоении от своих возможностей спешим к коллективному суициду.

Источники

• Зорин Л. Г. Зелёные тетради. — Новое литературное обозрение, 1999. — 496 с. — ISBN 5-86793-069-6