История Джона Булла

«История Джона Булла» (англ. The History of John Bull) — серия из 5 аллегорических памфлетов 1712 года о войне за испанское наследство, написанных Джоном Арбетнотом, вероятно, при участии Джонатана Свифта. В «Истории» популяризован недавно придуманный ими аллегорический образ Англии — Джон Булл.

Цитаты

	Доподлинно известно, что долги лорда Стратта, жившего лет двести назад, по счетам мясников и булочников по сей день ещё не заплачены. — часть I, глава 1
	it is credibly reported, that the butchers and bakers bill of a lord Strutt, that lived two hundred years ago, are not yet paid.

	Миссис Булл <…> одарила Джона тремя дочерьми, которых звали Воения, Раздория и Ростовщия.
	Mrs. Bull <…> left John three daughters, whose names were Polemia, Discordia, and Usuria.
	— часть I, глава 9

Часть II

Все призывы к целомудрию жён правомерны лишь для обыденных случаев, да и то, естественно, при соблюдении трёх условий: дееспособности, справедливости и верности мужа. Что же до безграничной, безусловной супружеской верности в женщине, то благоразумные мужчины вряд ли когда-либо могли на это уповать. И не бесчестье ли для церкви, когда ей приписывают доктрины, одобряющие притеснения? Доктрина же об исконном праве жены наставлять мужу рога находится в полном соответствии с законами природы, стоящими выше всех законов человеческих, в доказательство чего осмелюсь призвать в свидетели всех без изъятия жён. К великой чести жён английских, они никогда не отступались от сего наисущественнейшего пункта, и, хотя в прежние века прозябали во мраке и власти предрассудков, тем не менее сознание сего права, видимо, столь глубоко отпечаталось в их мозгу, что ничто не могло уже его стереть. Утверждать — каков бы ни был предлог — противозаконность прелюбодеяния всё равно, что рисовать брак в самом непривлекательном свете, чернить необходимые средства для продолжения рода. Да и возможно ли предположить, чтобы и впрямь были приняты законы, разрушающие саму конечную цель супружества — воспроизведение человечества! Я потому называю сии средства необходимыми, что во многих случаях никаких иных не остаётся. А подобная доктрина лишь порочит честь благородных семейств и чинит беспорядок в установлении права на королевства, титулы и имения, ибо, признав незаконными действия, в результате которых эти права возникли, надобно и всё остальное, на них воздвигнутое, также объявить таковыми; но поскольку последнее абсурдно, то и первое, надо полагать, того же толка. В чём причина, что ныне вся Европа стонет под бременем жестокой и разорительной войны, как не в деспотическом обычае некоего народа и мелочной щепетильности вздорной королевы, не пожелавшей исполнить всенепременной обязанности наставить мужу рога, чем, возможно, дала бы королевству наследника, а разногласий о престолонаследии позволила бы избежать. Таковы последствия узости принципов, исповедуемых нашим священством, согласно которым не должно нам «делать зло, чтобы вышло добро». — глава 1 (ч. I, гл. XIII в изд. 1727)

The general exhortations to chastity in wives are meant only for rules in ordinary cases, but they naturally suppose three conditions, of ability, justice, and fidelity in the husband: such an unlimited, unconditioned fidelity in the wife could never be supposed by reasonable men: it seems a reflection upon the church, to charge her with doctrines that countenance oppression. This doctrine of the original right of cuckoldom is congruous to the law of nature, which is superiour to all human laws, and for that I dare appeal to all wives: it is much to the honour of our English wives, that they have never given up that fundamental point; and that though in former ages they were muffied up in darkness and superstition, yet that notion seemed engraven on their minds, and the impression so strong, that nothing could impair it. To assert the illegality of cuckoldom upon any pretence whatsoever, were to cast odious colours upon the married state, to blacken the necessary means of perpetuating families: such laws can never be supposed to have been designed to defeat the very end of matrimony, the propagation of mankind. I call them necessary means, for in many cases what other means are left? Such a doctrine wounds the honour of families; unsettles the titles to kingdoms, honours, and estates; for if the actions from which such settlements spring were illegal, all that is built upon them must be so too: but the last is absurd, therefore the first must be so likewise. What is the cause that Europe groans at present under the heavy load of a cruel and expensive war, but the tyrannical custom of a certain nation, and the scrupulous nicety of a silly queen, in not exercising this indispensable duty of cuckoldom, whereby the kingdom might have had an heir, and a controverted succession might have been avoided? These are the effects of the narrow maxims of your clergy, That one must not do evil, that good may come of it.

До того как оставить наш грешный мир, миссис Булл одарила Джона — о чём уже сказано ранее — тремя дочерьми. Мне нет нужды повторять их имена, а также крайне не хотелось бы наводить тень на молодых особ, чья репутация нуждается в особенно бережном обхождении. Но в нашей стороне их нрав хорошо известен, и сей краткой характеристикой я не причиню им вреда. Старшая сестра была самой драчливой, самовластной, невоздержанной, разгульной девкой, какую когда-либо носила земля. В доме она на всех нагоняла страх: младших детей — щипала, слуг — била, собак и кошек — мучила; сверх того, запускала руку в отцовскую шкатулку с деньгами, оделяя ими молодых повес, к которым питала слабость. Вид у неё был благородный, осанка привлекала величественностью, но дыхание столь тяжёлое и заразное, что все служанки, которые её одевали, неизменно становились чахоточными; стоило ей поднести к носу букет цветов, даже наисвежайших, как они, словно поражённые недугом, тотчас увядали и засыхали. Домой она заявлялась всегда под парами и била фарфор и зеркала; к тому же отличалась весьма неровным нравом, легко попадая под власть страстей, так что легче было бы укротить северный ветер, нежели урезонить её милость, и такой расточительностью, что, дабы оплатить её сумасбродства, недоставало доходов от трёх герцогств. <…> Вторая сестра, годом младше, была самым капризным, настырным, дурным по складу души существом, каких когда-либо видел свет. Уродливая, как смертный грех, тощая, чахлая, с землистым лицом, глазами-плошками, острым носом, да к тому же горбатая, она проявляла неуемность, ловкость и усердие в делах. <…> ночью её одолевали кошмары, и она беспрестанно своими криками во сне будила всю семью, а на следующий день изводила домашних, толкуя то, что ей пригрезилось, ибо почитала свои видения равными евангельским притчам. Чуть что орала она «убивают!», будоража всех соседей; <…> зато тех, кто перед ней лебезил, покрывала даже в самых чёрных делах. <…> Что до третьей сестры, то она была воровка и публичная девка, занимавшаяся этим промыслом без всякой к тому природной склонности. Она сама сознавалась, что не получала от него никакого удовольствия. Ни один человек не внушал ей ни малейшего почтения — что король, что конюх, для неё было все едино, лишь бы платили, и ей ничего не стоило бросить распрекраснейшего джентльмена ради какого-нибудь конопатого малого, если тот давал на шесть пенсов больше. Промышляя этим делом, накопила она полные сундуки добра, но, имея сотен пять отменных туалетов, в люди ездила замарашка замарашкой, а слуг обирала и морила голодом… — глава 4 (ч. I, гл. XVI)

I told you in a former chapter, that Mrs. Bull, before she departed this life, had blessed John with three daughters. I need not here repeat their names, neither would I willingly use any scandalous reflections upon young ladies, whose reputations ought to be very tenderly handled; but the characters of these were so well known in the neighbourhood, that it is doing them no injury to make a short description of them. The eldest was a termagant, imperious, prodigal, lewd, profligate wench, as ever breathed: she used to rantipole about the house, pinch the children, kick the servants, and torture the cats and the dogs; she would rob her father's strong box, for money to give the young fellows that she was fond of: she had a noble air, and something great in her mien, but such a noisome infectious breath, as threw all the servants that dressed her into consumptions; if she smelt to the freshest nosegay, it would shrivel and wither as it had been blighted: she used to come home in her cups, and break the china and the looking-glasses; and was of such an irregular temper, and so entirely given up to her passion, that you might argue as well with the north wind, as with her ladyship: so expensive, that the income of three dukedoms was not enough to supply her extravagance. <…> The second daughter, born a year after her sister, was a peevish, froward, ill-conditioned creature as ever was, ugly as the devil, lean, haggard, pale, with saucer eyes, a sharp nose, and hunchbacked: but active, sprightly, and diligent about her affairs. <…> she never rested quietly abed; but used to disturb the whole family with shrieking out in her dreams, and plague them next day with interpreting them, for she took them all for gospel: she would cry out murder, and disturb the whole neighbourhood; <…> but such, as by flattery had procured her esteem, she would indulge in the greatest crime. <…> As for the third, she was a thief, and a common mercenary prostitute, and that without any solicitation from nature, for she owned she had no enjoyment. She had no respect of persons; a prince or a porter was all one, according as they paid; yea, she would leave the finest gentleman in the world, to go to an ugly pocky fellow, for sixpence more. In the practice of her profession she had amassed vast magazines of all sorts of things; she had above five hundred suits of fine clothes, and yet went abroad like a cinderwench: she robbed and starved all the servants…

О памфлете

	Это самая остроумная и смешная политическая сатира, существующая на английском языке.
	— Томас Маколей