Жёны художников

«Жёны художников» (фр. Femmes d'artistes) — сборник Альфонса Доде из 12 рассказов, изданный в 1874 году. Изначально они предназначались для сборника «Рассказы по понедельникам», но были выделены и дополнены во время работы над ним в отдельный сборник.

Цитаты

	… лобик без единой морщинки, что свидетельствовало не столько о молодости, сколько о полном отсутствии мыслей. — вероятно, неоригинально; перевод: М. В. Вахтерова (Петровская), 1965
	…d'un petit front têtu, étroit, où l'absence de rides marquait moins la jeunesse qu'une nullité complète d'idées.
	— «Госпожа Гертбиз» (Madame Heurtebise)

	Семья сохранила в Париже деревенский обычай гостеприимства, <…> к завтраку, как обычно, явился один из паразитов, плешивый, потрепанный, желчный, ворчливый человек, которого называли у них «тот, кто прочитал Прудона». Под этим прозвищем Гертбиз, вероятно, даже не знавший его имени, представлял его гостям. Когда знакомые спрашивали: «Кто это такой?» — он отвечал с убеждением: «Это серьёзный учёный, он прочитал всего Прудона». Как ни странно, мудрый философ высказывался только за столом, недовольно ворча, что жаркое недожарено или соус не удался.
	Comme on avait gardé à Paris les habitudes de la banlieue, à Fheure du déjeuner, <…> il arriva un parasite, petit homme chauve, râpé, roide, grincheux, qu'on appelait dans la maison : ff rhomme qui a lu Proudhon. » C'est ainsi qu'Heurtebise, qui n'avait sans doute jamais su son nom, le présentait à tout le monde. Quand on lui demandait : « Qui estçar » il répondait avec conviction : « Oh ! un garçon trèsfort, qui a beaucoup lu Proudhon, » Il n'y paraissait guère, du reste, car cet esprit profond ne se manifestait jamais qu'à table pour se plaindre d'un rôti mal cuit ou d'une sauce manquée. Ce matin-là, l'homme qui avait lu Proudhon déclara le déjeuner détestable, ce qui ne l'empêcha pas d'en dévorer la moitié à lui tout seul.
	— там же

	Целых десять лет её жизнь тянулась ровно и однообразно, как прямые, усыпанные песком дорожки в их саду, и она покорно гуляла по ним размеренным шагом, с тоскою прислушиваясь к непрерывному, надоедливому лязгу садовых ножниц, подстригавших ветки, или к монотонному шуму воды, когда её муж поливал из лейки свои пышные цветники. Как истый садовод, он заботился о жене не менее бережно и педантично, чем о тепличных растениях. Неукоснительно измерял температуру в заставленной букетами гостиной, оберегал молодую женщину от апрельских заморозков и от мартовского солнца, распределял весь её день по часам, следя за показаниями барометра и за фазами луны с той же методичностью, с какой выносил из оранжереи и вносил обратно кадки с цветами. — перевод: М. В. Вахтерова
	Pendant dix ans sa vie se maintint droite et uniforme comme les allées finement sablées du jardin de son mari, et elle la suivit à pas comptés en écoutant avec un ennui résigné le bruit agaçant et sec des ciseaux toujours en mouvement, ou la pluie monotone, infinie, qui tombait des pommes d'arrosoirs sur les plantes touffues. Cet horticulteur enragé avait de sa femme le même soin méticuleux que de ses fleurs. Il mesurait le froid et le chaud à son salon encombré de bouquets, craignait pour elle la gelée d'avril ou le soleil de mars ; et, comme ces plantes en caisse que Ton sort et que l'on rentre à des époques déterminées, la faisait vivre méthodiquement, les yeux fixés sur le baromètre et les variations de la lune.
	— «Любовный символ веры» (Le Credo de l’amour)

	… молодая женщина сбежала от мужа, очертя голову бросилась из тихого отейльского сада в объятия поэта. «Я не могу больше жить с этим человеком! Увези меня на край света!» В подобных случаях мужа всегда называют этот человек, даже если это безобидный цветовод.
	la … jeune femme s'évada brusquement du jardin d'Auteuil et vint se jeter dans les bras de son poëte. — « Je ne peux plus vivre avec cet homme ! Emmènemoi. » En pareil cas, le mari s'appelle toujours cet homme, même quand il est pépiniériste.
	— там же

	Аплодисменты… Этот стук града, который так сладостно отдаётся в коридорах, в зале, за кулисами! Кто раз познал это ощущение, тот не может без него жить. Великие артисты умирают не от болезни и не от старости — они перестают существовать, когда им больше не аплодируют. — перевод: К. Ксанина
	Oh ! les applaudissements, ce bruit de grêle qui a de si douces résonnances dans les couloirs, la salle, les coulisses, lorsqu'une fois on l'a connu, il est impossible de s'en passer. Les grands comédiens ne meurent ni de maladie ni de vieillesse ; ils cessent d'exister quand on ne les applaudit plus.
	— «Певец и певица» (Un Ménage de chanteurs)

	… поэзия — сущность жизни, она витает над землёй, словно зыбкое пламя, в котором слова и мысли очищаются и преобращаются. — вероятно, неоригинально; перевод: М. В. Вахтерова
	… la musique, c'est bon quand on est petite fille et qu'on n'a lumière vibrante où les mots, les pensées s'élèvent et se transfigurent.
	— «Недоразумение» (Un Malentendu)

	Как печально видеть, когда замужняя женщина утрачивает все чары, какими пленяла вас молоденькая девушка! Реплика подана, роль сыграна, актриса сбрасывает театральный костюм. Все эти светские таланты, чарующие улыбки, изящные манеры были только для виду, напоказ, чтобы привлечь женихов.
	Savez-vous rien de plus triste que cet abandon par la jeune femme de tout ce qui plaisait dans la jeune fille ! La réplique donnée, le rôle iîni, ringénue quitte son costume. Tout cela n'était qu'en vue du mariage, une surface de petits talents, de jolis sourires et de passagère élégance.
	— там же

	… бережно, будто касаясь тюля и кружев, он приподнял драгоценное одеяние и, с бесконечными предосторожностями облачившись в него, подошёл к зеркалу. Ах, какой милый человек смотрел на него! Какой приятный, свежеиспечённый академик: низенький, толстенький, довольный, улыбающийся, седоватый, с брюшком, с короткими ручками, движениям которых вышитые обшлага придавали какую-то неестественную, нарочитую важность! Явно удовлетворённый своей наружностью, Гильярден расхаживал перед зеркалом, раскланивался, словно шествуя по залу заседаний, улыбался своим собратьям по искусству, принимал величественные позы. Но, как ни гордись своей особой, невозможно два часа простоять в парадной форме перед зеркалом. В конце концов наш академик устал и, боясь измять мундир, решил снять его и бережно положить на прежнее место. Сам он уселся напротив, по другую сторону камина, и, вытянув ноги, скрестив руки на парадном жилете, не спуская глаз с зелёного мундира, предался приятным размышлениям. — перевод: А. С. Кулишер
	… doucement, comme s'il maniait du tulle, des dentelles, il souleva la précieuse défroque, et, l'ayant endossée avec des précautions infinies, il vint se mettre devant sa glace. Oh! la gracieuse image que la glace lui renvoya ! Quel aimable petit académicien tout frais pondu, gras, heureux, souriant, grisonnant, bedonnant, avec des bras trop courts qui avaient dans les manches neuves une dignité roide et automatique! Evidemment satisfait de sa tournure, Guillardin marchait de long en large, saluait comme pour entrer en séance, souriait à ses collègues des beaux-arts, prenait des poses académiques. Mais, si fier de sa personne qu'on soit, on ne peut pas rester deux heures en tenue, debout, devant une glace. A la longue notre académicien se fatigua, et, craignant de chiffonner son habit, prit le parti de le retirer et de le remettre à sa place, bien soigneusement posé sur un fauteuil. Lui-même s'assit en face, à l'autre coin de la cheminée; puis, les jambes allongées, les deux mains croisées sur son gilet de cérémonie, il se mit à songer délicieusement en regardant son habit vert.
	— «Признания академического мундира» (Les Confidences d’un habit à palmes vertes)

	Божественная искра, золотая пчёлка, которая залетает в мозг подлинного художника, пронизывая его сиянием и трепетом своих крыльев…
	Mais le rayon, <…> l'abeille d'or qui traverse le cerveau du véritable artiste en y mettant l'éclair et le bourdonnement de ses ailes…
	— там же

О сборнике

	Книгу составили воспоминания о богеме, обо всём, что он видел странного и даже невероятного в некоторых выбившихся из колеи семьях, — воспоминания, которые он так любил теперь, когда его жизнь, после множества ухабов, покатилась по прочным рельсам прямо к цели.
	— Люсьен Доде, «Жизнеописание Альфонса Доде», 1941