Геркулес на Эте

«Геркулес на Эте» (лат. Hercules Oetaeus) — трагедия Сенеки, написанная между 42 и 64 годами под влиянием «Трахинянок» Софокла и, может, утерянного «Геракла сожигаемого» Спинфара. Единственная сохранившаяся трагедия, подробно воплотившая стоическое перенесение страданий и приятие смерти. Большинство современных критиков считает, что большую часть пьесы написал не Сенека, т.к. имеется много небольших стилистических отличий от его трагедий, переработанных отрывков оттуда, и она почти вдвое длиннее, являясь с 1996 строками самой длинной дошедшей до нас античной драмой.

Цитаты

Ссылки и примечания по.

Геркулес … зверя для побед моих Земля зачать боится, — и не выдумать Ей новых чудищ, так что Геркулес теперь Стал чудищем для всех: так много голыми Руками одолел я зол невиданных И преступлений. — 53-9

Иола Чем начать мне плач? Чем кончать мне стон? Всё надо бы мне оплакать равно, Но одну только грудь даёт нам Земля, И удар не звучит достойно беды. О боги, молю, превратите меня В многослезный кремень на Сипиле-горе, Унесите туда, где течёт Эридан, Чтоб и мне шелестеть меж сестёр-Гелиад, Или дайте среди Сицилийских камней Сиреной рыдать над фессальской судьбой, Иль умчите под кров Эдонийских лесов, Чтоб с давлидской стенать я птицей могла… — 181-92

Деянира Юнона, в небе где б ни пребывала ты, Пошли такое на Алкила чудище, Чтоб гнев насытить мой. <…> если нечто есть, Страшней, огромней, мерзостней чудовищ всех, Чтоб отвернулся Геркулес, узрев его, Пусть выползет из логова. А чудищ нет, Так душу преврати мою: любою стать Она могла бы пагубой. Дай облик мне Под стать страданью. Сердце не вместит угроз. Зачем тебе весь мир переворачивать По пропастям искать и в царства Дитовом? Всех в этом сердце ты найдёшь — на страх ему — Чудовищ… Здесь вооружи вражду свою! Я мачехой пусть буду. Погубить моей Рукою можешь пасынка! Что ж медлишь ты? Возьми мой гнев на службу. Зло найди, вели — Пойду на всё. А ты отступишь, — ярости Моей довольно будет. — 255-8, 60-75

Кормилица Погибнешь! Деянира Да, но Геркулеса славного Женой погибну! Утро не узрит меня Покинутой вовек. Моим соперница Не завладеет ложем. <…> Я брачный факел кровью погашу своей. Иль он умрёт, иль я. К убитым чудищам Пускай жену прибавит. К Геркулесовым Пусть подвигам причтут меня. Хладеющим Я телом ложе заслоню Алкидово. К теням, к теням уйдёт жена с охотою, Но отомстив. От Геркулеса нашего Пусть понесла Иола, — вырву плод сама, Напавши на неё средь брачных факелов. Пускай на свадьбу в жертву принесёт меня Проклятый, — лишь бы пасть на труп соперницы. И бездыханный счастлив, кто врага подмял. — 332-5, 39-50

Деянира Он легкомыслен, слава не влечёт его. Не для того, чтоб равным стать Юпитеру, Не в поисках величья исходил он свет: Любви он ищет, женщин домогается! Откажут — он похитит; истребит народ, Чтобы добыть невесту; назван доблестью Безудержный порок. Титан Эхалию Поутру невредимою, а вечером Разрушенною видел; а причина — страсть. За Геркулеса выдать дочь откажется Отец — так пусть боится: станет вмиг врагом, Не ставши тестем; коль не взял в зятья — умри! Что ж руки мне беречь от преступления, Пока в притворном в помраченье разума Меня и сына не сразит он стрелами? Ведь только так он прогоняет жён своих, Таков развод, — и всё слывёт невинным он: Для всей земли злодейств его виновница — Юнона. Что ж ты медлишь, мой ленивый гнев? Пока не опустились руки, первым бей! — 416-35

Кормилица Побеждал богов Амур! Деянира Сам будет побеждён: с него оружие Сорвёт Алкид, свершив последний подвиг свой. — 472-4

Геркулес Пусть выйдет ночь и сгинет с небосвода день — Мой смертный день. Пусть непроглядный мачехе Мрак застит взор. Отец, к слепому хаосу Вселенную верни, со скреп распавшихся Обоим сводам неба дай обрушиться! К чему беречь светила? Геркулеса ты Теряешь! Озирай весь мир внимательней, Чтоб Фессалийских не метнул хребтов Гиант И лёгкой Энкеладу тяжесть Офриса Не стала. Дверь темницы отворит Плутон Надменный и отца, освобождённого От уз, вернёт на небо. Я, пришедший в мир Быть вместо молнии твоей и факелов, — Я к Стиксу возвращаюсь. Из под бремени Пусть Энкелад восстанет и придавит им Богов! С моею смертью станет власть твоя, Родитель, ненадежна. Так пока враги Не завладели миром, небеса обрушь И схорони меня под их обломками! <…> Я без врага сражён (о доблесть жалкая!), И смерти день мне оттого мучительней, Что зла не уничтожил он, что отдал жизнь Я не во имя подвига. О, вся земля! О боги, прежних дел моих свидетели! О ты, судья вселенной! Иль угодно вам, Чтоб смерть вотще пропала Геркулесова? Постыдный рок! Моим убийцей женщину Все назовут. Кого же ради я умру? Коль мне от женской пасть руки назначила Судьба неодолимая и выпряла Позорнейшую смерть, то пусть убила бы Меня Юнона: пал бы я от женских рук, Но власть держащих в мире. Слишком многого Прошу? Так пусть бы амазонка скифская Меня смирила. Кто она, сгубившая Врага Юноны — к вящему стыду её? Чему ликуешь, мачеха? Что нынче вновь Земля в угоду злобе родила твоей? Тебя затмила в ненависти смертная! Слабее Геркулеса ты слыла досель, — Теперь двоих слабее. Жалок гнев богов! — 1132-50, 70-91

Геркулес Всюду и нигде недуг! Дай хоть узнать, какой убит болезнью я! Но что ни есть ты, — хоть чума, хоть чудище, — Боишься выйти! Кто же место дал тебе Так глубоко? Вот кожу прорвала рука, Утробу обнажив, — но глубже прячешься Ты, с Геркулесом сходственная пагуба! Что? Плачу я, и слёзы по щекам текут? Мои глаза, когда-то непреклонные, Невзгодам слёз вовеки не дарившие, Всегда сухие, плакать научились вы! Когда и где в слезах Алкида видели? Тебе лишь доблесть, столько зла сгубившая, Тебе лишь поддалась. Меня заставила Ты первой плакать! Первой на лице моём, Как Симплегады твёрдом, как халибов сталь, Разжала губы, влагой залила его. <…> Хор этолийских женщин Над чем не возьмёт страдание верх? Тот, что тверже был, чем Фракийский Гем, Кто суровей был паррасийской оси, Отдал тело теперь страданью во власть. Клонит голову он без сил по плечам, И тяжесть её всё тело гнёт. Только доблесть с век гонит слёзы порой: Так под Арктом снег растопить до конца Горячим лучом не смеет Титан, И Солнца в его цветущей поре Побеждается зной грядой ледяной. Геркулес На муки взгляд, родитель, обрати мои! К твоей ни разу не прибег я помощи <…>. Зверей чудовищных И злых владык я истреблял — но к звёздам глаз Не поднимал, и все мольбы исполнила Моя рука, ты ж ради сына молнией Не нросверкнул. Лишь этот заставляет день Просить: он, первым услыхав мольбу мою, Последним будет. Молнии одной прошу! Сочти меня гигантом: посягнуть и я На небо мог бы, если бы не чтил в тебе Отца. Хоть милосердным, хоть жестоким будь Отцом, но сыну помоги и смерть его Ускорь: пусть эта честь тебе достанется. А если руки запятнать претит тебе, Дай из-под Сицилийских круч пылающих Титанам выйти: Оссу пусть метнут они Иль Пинд, чтобы горою раздавить меня. Беллоне дай взломать затворы Тартара, Меч на меня поднять! <…> Ты, мачеха, К тебе простёр я руки; порази стрелой. <…> Грозить Не полно ли? Смирись, пора насытиться! Мольбу Алкида слышишь. Что ещё тебе? Ни дальний край не видел, ни чудовище, Чтоб я тебя молил. В сильнейшей ярости Ты, мачеха, нужна мне, — что же стих твой гнев И ненависть? Молю я смерти — ты щадишь. О города земли, ужель оружия Никто не даст мне? И моё похитили? — 1258-74, 79-91, 95-1312, 16-26

Филоктет Мать в неистовстве Одежды рвёт, до чресел обнажив себя, Бьёт с воплем в алчущую грудь ладонями, Язвит богов словами и Юпитера, И женским криком горы оглашаются. «Уйми, — сказал он, — слёзы, безобразною Не смей кончину делать Геркулесову! Спрячь скорбь, о мать! Зачем Юноне радостный Ты даришь день, рыдая? Плач соперницы Отрадно слышать злобной. Сердце слабое Скрепи: грешно терзать меня родившую Утробу, грудь-кормилицу». И с криком он, — Такой, каким по Арголиде некогда Вёл пса, презрев Плутона, победив Эреб, Судьбу дрожать заставив, — на костёр возлёг. Кто колесницу вёл в победном шествии Так радостно? Кто из владык с таким лицом Давал законы? Был покой в очах его! И в нас умолкло горе побеждённое, Иссякли слёзы: плач по умирающем Казался стыдным. <…> Хор Пред тем, как быть сожжённым, не молился он Всевышним, иль вознес мольбы Юпитеру? Филоктет Смотрел он в небеса, в себе уверенный, Искал глазами, не глядит ли где-нибудь Отец, потом, простерши руки, вымолвил: «Откуда б ты на сына ни взирал, отец, Тебя молю, чьей волей день покоился, А ночи две слились, — коль оба берега, Где всходит и нисходит Феб, и Скифия, И край, сожжённый зноем, мне поют хвалу, Коль в городах не стонут, если нет злодейств И не сквернятся алтари безбожные, И мир везде, то к звёздам допусти мой дух, Молю тебя! Не смерти преисподняя Обитель, царство черного Юпитера Меня пугает — стыдно к побеждённым мной Богам вернуться тенью. Разгони же мглу, Чтоб взор богов увидеть мог горящего Алкида. А не дашь ни звёзд, ни неба мне, Так я заставлю… <…> Вот он, полусожжённый и растерзанный, Но с непреклонным взором, встал средь пламени, Сказал: «Теперь ты мать моя поистине: Так должно над костром стоять Алкидовым». Средь жара, средь сжигающего пламени, Несломленный, недвижный, он не корчился Горящим телом, но и не был в праздности: Учил, увещевал, исполнил мужеством Всех слуг. Казалось, нас он жжёт, пылающий. Толпа, оцепенев, не верит пламени: Так величав он, так спокоен лик его… Сгореть он не спешил, но смерти доблестной Воздав довольно, по его суждению, К себе собрал он брёвна несгоревшие, Их распалил и, сильный и бестрепетный, В огонь, где тот пылал сильнее, кинулся. Лица достигло пламя. Уж косматая Пылала борода, уже и волосы Лизал огонь, вздымаясь и грозя глазам, Но век не опустил он. — 1668-88, 91-1710, 40-55

Алкмена Прах Геркулеса держишь ты. Тесней его прижми: тебе защитою Останки будут. Отпугнёт любых царей И тень его! <…> О, сколько с сыном я сынов утратила? Не быв царицей, царства я дарить могла. Средь матерей, живущих на земле, одна Я не тревожила всевышних просьбами При жизни сына: доблесть Геркулесова Все дать могла мне. Кто бы из богов посмел Мне отказать? Все просьбы сын держал в руке: Не даст Юпитер — Геркулес исполнит их. — 1828-31, 40-7

Геркулес Стремится доблесть к звёздам, трусость — к гибели. — 1971

Хор О доблесть! Вовек в край подземных рек Не уходишь ты: кто храбр, тот живёт, И его не влечёт суровый рок За Летейский поток, но в последний час, Когда изойдёт отпущенный срок, Слава путь ему открывает к богам. И ты, герой, смиритель зверей, Даровавший мир всей вселенной, — ты жив: Так с небес озирай наш дольний край; Если яростный зверь обличьем своим Невиданным вновь устрашит племена, Ты молнию сам в него метни: Трезубой стрелой ты будешь разить Отважней отца. — 1983-96 (конец)

Перевод

С. А. Ошеров, 1983