Басни из журнала «Fun» (Бирс)

«Басни из „Fun“» (англ. Fables from «Fun») — 15 коротких басен Амброза Бирса, написанных для журнала «Fun» в 1872—1873 году. Вместе с ещё 120 они вошли в цикл «Басни Замбри, парса» (Fables of Zambri, the Parsee), опубликованный в сборнике «Cobwebs from an Empty Skull» 1874 года, в 1911 они были немного изменены и изданы в шестом томе собрания сочинений.

Цитаты

править
  •  

Дикая Лошадь, встретив Домашнюю, стала насмехаться над условиями её рабской жизни, однако прирученное животное клялось, что оно свободно, как ветер.
— Если это так, — сказала Дикая Лошадь, — то скажи, пожалуйста, для чего у тебя эти удила во рту?
— Это железо, — ответила Домашняя Лошадь. — Одно из лучших в мире тонизирующих средств.
— А зачем же к ним привязаны вожжи?
— Чтобы не дать выпасть изо рта, когда мне становится лень держать их самой.
— А как же тогда насчет седла?
— Оно спасает меня от усталости: стоит мне слегка притомиться, как я надеваю его и скачу без устали. — приведено полностью

 

A Wild Horse meeting a Domestic One, taunted him with his condition of servitude. The tamed animal swore that he was as free as the wind.
"If that is so," said the other, "pray what is the office of chat bit in your mouth?"
"That," was the answer, "is iron, one of the best tonics known."
"But what is the meaning of the rein attached to it?"
"That keeps it from falling from my mouth when I am too indolent to hold it."
"How ahout the saddle?"
"It spares me fatigue: when I am tired I mount and ride."

  — «Две лошади»
  •  

Нагруженный зёрнышком пшеницы, которое он тащил ценою огромных усилий, Муравей шел навстречу потоку своих Товарищей, каждый из которых, согласно этикету, останавливал его, ощупывал его со всех сторон и пожимал ему ногу. Уставшему Муравью пришло в голову, что чрезмерная педантичность этой церемонии есть злоупотребление учтивостью, и он положил на землю свой груз, сел на него, подобрав под себя все свои ноги, и улыбнулся мрачной улыбкой.
— Эй! — окликнули его Товарищи. — Что там у тебя стряслось?
— Устал от пустых условностей этой проклятой цивилизации, — послышался раздраженный ответ. — Вернулся к безусловной простоте примитивной первобытной жизни.
— А-а! Ну, тогда нам придется побеспокоить тебя из-за твоего зерна! В жизни без условностей нет обусловленных прав на собственность.

 

Laden with a grain of wheat which he had acquired with infinite toil, an Ant was breasting a current of his fellows, each of whom, as is their etiquette, insisted on stopping him, feeling him all over and shaking hands. It occurred to him that excess of ceremony is abuse of courtesy; so he laid down his burden, sat upon it, folded all his legs and smiled a smile of great grimness.
"Hello!" said his Fellow Ants, "what is the matter with you?"
"Sick of the hollow conventionalities of an efifete civilization," was the rasping reply — "returned to the simplicity of primitive life."
"Ah! then we must trouble you for that grain. In the primitive life there are no rights of property."

  — «Муравей и Зерно»
  •  

Попугая, которого учили греческому, раздувало от самомнения.
— Вот преимущества классического образования! — кричал он. — Я могу молоть чепуху на языке Платона!

 

Having been taught Greek, a Parrot was puffed up with conceit.
"Observe," said he, "the advantages of a classical education! I can chatter nonsense in the tongue of Plato."

  — « Попугай и его учитель»
  •  

У известного Чародея была Свинья, которая привыкла жить в чистоте и вела себя по-джентльменски, чем добилась широкой известности и завоевала сердца людей. Однако, чувствуя, что животное страдает, Чародей превратил её в человека, и человек немедленно наплевал на все свои галстуки, музыкальные инструменты и великосветские замашки, нашел грязную луку и, хрюкая от наслаждения, погрузился в неё до кончика носа. — полностью

 

A certain Magician had a Learned Pig who had lived a cleanly, gentlemanly life, achieving a wide renown and winning the hearts of the people, attending his elevating performances. But perceiving that the creature was unhappy, the Magician transformed him to a man. Straightway the man abandoned his cards, his timepiece, his musical instruments and the other devices of his profession, and betook himself to a pool of mud, wherein he inhumed himself to the tips of his nose, grunting with sodden satisfaction.

  — «Чародей и Свинья»
  •  

— Позволю спросить, а какое тебе дело до того, кричу я или мычу, или не делаю ни того, ни другого?
— Я не знаю, что тебе сказать, — не зная, что сказать, сказал Вол и уныло покачал головой. — Я плохо разбираюсь в этом вопросе. Я только могу сказать, что я привык осуждать мнение, не совпадающее с моим собственным.
— Совершенно верно, — заметил Осёл, — ты пытался оправдать своё нахальство, называя своё предпочтение принципом. Ты изобрёл слово «вкус», совершенно неспособное выразить идею, которую просто невозможно выразить, а, употребляя его вместе со словами «хороший» и «дурной», ты субъективно применяешь термины объективного. Такое применение раздвигает границы чистого нахальства, превращая его в безграничную наглость!
Вол, набычившись, глядел на Осла, не зная, что сказать в ответ на эту заумную тираду; наконец, критик решился и промычал:
— Это дурной вкус!

 

"May I ask how it concerns you whether I bellow or bray, or do both, or neither?"
"I cannot tell you," said the Ox, shaking his head despondingly — "I do not at all understand the matter. I can only say that I have been used to censure all discourse that differs from my own."
"Exactly," said the Ass; "you have tried to make an art of impudence by calling preferences principles. In ^taste' you have invented a word incapable of definition to denote an idea impossible of expression, and by employing the word 'good' or 'bad' in connection with it you indicate a merely subjective process, in terms of an objective quality. Such presumption transcends the limits of mere effrontery and passes into the boundless empyrean of pure gall"
The bovine critic having no words to express his disapproval of this remarkable harangue, said it was in bad taste.

  — «Вол и Осёл»
  •  

Черепаха и Броненосец, поссорившись, отправились в уединённое место, чтобы постоять за свою честь в ближнем бою.
— Ну, давай! — крикнула Черепаха, втянув голову и лапы поглубже в панцирь.
— Давай! — сказал Броненосец, туго завернувшись в свою броню. — Я готов!
Историк того времени прозрачно намекает, что этот инцидент предвосхищал ближний морской бой в недалёком будущем. — полностью

 

A Tortoise and an Armadillo, having quarreled, repaired to a secluded spot to vindicate their honor by an appeal to arms.
"Now, then," shouted the Tortoise shrinking into the innermost recesses of his shell, "come on!"
"Very well," assented the Armadillo, coiling up tightly in his coat of mail, "I am ready for you I"
An historian of the period obscurely alludes to the incident as foreshadowing the naval engagement of the future.

  — «Черепаха и Броненосец»
  •  

Шакал, преследовавший Оленя, уже было схватил его, но в этот момент землетрясение разверзло широкую пропасть между ним и его жертвой.
— Это неправомерное вмешательство законов Природы! — сказал Шакал. — Я отказываюсь признавать подобное отступление от правил! — и он возобновил погоню, попытавшись пересечь пропасть в два прыжка.

 

A Jackal in pursuit of a Deer was about to seize it, when an earthquake opened a broad and deep chasm between him and his prey.
"This," he said, "is a pernicious interference with the laws of Nature. I refuse to recognize any such irregularity."
So he resumed the chase, endeavoring to cross the abyss by two leaps.

  — «Шакал и Олень»

Перевод

править

В. А. Козаровецкий, 2009 («Старые басни на новый лад», «Басни для „Забавы“»)