Carpe Jugulum

«Хватай за горло» (лат. Carpe Jugulum) — юмористический фэнтезийный роман Терри Пратчетта 1998 года, 23-й в цикле «Плоский мир», шестой в подцикле «Ведьмы». Название отсылает к выражению carpe diem, что поясняется в тексте.

Цитаты

	… только твёрдо стоящий на земле человек способен строить прочные воздушные замки.
	… only those with their feet on rock can build castles in the air.

… вампиры <…> — это не только люди (если, конечно, вампиров вообще можно назвать людьми). Среди жителей Овцепикских гор существует поверье, что любой безвредный инструмент, будь то молоток или пила, возжаждет крови, если им не пользоваться больше трёх лет. В Гате свято верят в существование арбузов-кровососов, хотя тамошние предания весьма туманны насчёт того, чем именно эти арбузы-кровососы занимаются. Вполне возможно, их корки являются к вам по ночам. <…> Существует масса способов отправить вампира на тот свет, помимо традиционного осинового кола в сердце, — кстати говоря, данное средство не менее эффективно действует и на обычных людей, так что оставшиеся без надобности колы никогда не пропадут. Классический вампир проводит светлое время суток в гробу под охраной какого-нибудь престарелого, не отличающегося проворством горбуна, который вряд ли сможет противостоять даже самой небольшой толпе. И тем не менее один-единственный вампир способен удерживать в повиновении целую деревню, а то и городок…

… vampires <…> are not just human (if vampires are human. All along the Ramtops may be found the belief that any apparently innocent tool, be it hammer or saw, will seek blood if left unused for more than three years. In Ghat they believe, in vampire watermelons, although folklore is silent about what they believe about vampire watermelons. Possibly they suck back. <…> Vampires're so easy to kill, they point out. There are dozens of ways to despatch them, quite apart from the stake through the heart, which also works on normal people so if you have any stakes left over you don't have to waste them. Classically, they spent the day in some coffin somewhere, with no guard other than an elderly hunchback who doesn't look all that spry, and should succumb to quite a small mob. Yet just one can keep a whole community in a state of sullen obedience…

	— Эволюционный тупик <…>. Одинокие мореплаватели в морях прогресса.
	'An evolutionary cul-de-sac, Lacci. A marooned survivor on the seas of progress.'

	… внутри всякой толстушки живёт тощая девица и много-много шоколада. — развито из фразы «Маскарада»
	… inside a fat girl is a thin girl and a lot of chocolate.

	… железном самообладании матушки Ветровоск <…> можно было гнуть подковы…
	… Granny's iron selfcontrol <…> you could bend a horseshoe round…

	— Уж могла бы и со мной поделиться! Нянюшка сунула трубку в рот так, словно протыкала языки всем сплетницам мира.
	'She could've said!' Nanny poked her pipe back in her mouth as though stabbing all uncommunicative gossips.

	В Ланкре считалось, что застарелая кровная вражда приравнивается к доброму выдержанному вину.
	A bloody good grudge, Lancre reckoned, was like a fine old wine.

	— А это Вильям. Она канюк, хотя считает себя курицей. Летать она не умеет, и сейчас я учу её охотиться. <…> Она залезает в норы и затаптывает кроликов до смерти. Кстати, мне почти удалось отучить её кудахтать.
	'This is William. She's a buzzard. But she thinks she's a chicken. She can't fly. I'm having to teach her how to hunt. <…> walks into the burrows and kicks the rabbits to death. And I've almost cured her of crowing.'

— А теперь представь себе, что эта дорога перегорожена таким вот колом с жёлтыми и чёрными полосками. Только его тутова нет, потому как у нас только один кол, и сегодняшней ночью он перегораживает дорогу к Медной горе. <…> Я, конечно, могу сбегать и принести его, — предложил тролль, переминаясь с одной лапищи на другую. — Только раньше следующего утра не обернусь, понимашь? Но ты можешь притвориться, будто он тутова, а я могу притвориться, будто поднимаю его. И всё будет полный порядок. <…> Но сначалова я должен штой-нибудь пропечатать, — сказал тролль, показывая половину картофелины и пропитанную краской тряпку. — <…> Это будет значить, что вы проехали официально. <…> Ну, картофелина попалась маленькая, а печать надо было сделать, да только я понятия не имел, как выглядит ента самая печать, но, по-моему, уточка получилась очень похоже, — сообщил тролль и радостно добавил: — Сам вырезал. Ну… ты готов? Потому что я поднимаю кол. Вот он поднимается, поднимается… Смотри, смотри, как торчит. Енто значит, вы можете ехать.

'I'd like you to imagine, right, dat dere's a black an' yellow striped one across dis road, right? Only 'cos we've only got der one, an' it's bein' used up on der Copperhead road tonight. <…> I could go an' get it if you like,' said the troll, shifting nervously from one huge foot to the other. 'Only it wouldn't be here till tomorrow, right? Or you could pretend it's here right now, an' then I could pretend to lift it up, and dat'd be okay, right? <…> Only firs' I gotta stamp somethin',' said the troll. It held up half a potato and a paint-soaked rag. <…> 'It'll show you done it officially. <…> Well, the potato wasn't big enough for the official seal and I don't know what a seal look like in any case but I reckon dat's a good carvin' of a duck I done there,' said the troll cheerfully. 'Now… are you ready? 'Cos I'm liftin' der pole. Here it goes now. Look at it pointin' up in der air like dat. Dis means you can go.'

Нянюшка, разумеется, предупреждала её, но всё равно неприятно это как-то — зайти в домик матушки и наткнуться там на Эсме Ветровоск, вытянувшуюся на полу, будто палка, и с табличкой «Я НИ УМИРЛА» в посиневших руках. Хотя это всего-навсего означало, что сейчас матушка пребывает где-то ещё и смотрит на жизнь глазами барсука или, допустим, голубя, путешествуя в чужом разуме в качестве тайком подсевшего пассажира.

Nanny had warned her about it but, even so, it was unnerving to turn up at Granny's cottage and find her stretched out on the floor as stiff as a stick and holding, in fingers that were almost blue, a card with the words: I ATE'NT DEAD. It just meant that she was out in the world somewhere, seeing life through the eyes of a badger or a pigeon, riding as an unheeded passenger in its mind.

	— Урежь немножко фанфары, <…> — попросил король. — Лично я высоко ценю твое искусство, но в данной ситуации уместным будет сыграть что-нибудь более простое и понятное, нежели вступление из «Рэгтайма розового ёжика». <…> — Не часто услышишь фанфары с окончанием «постригли, обрили, да ног лишили». (Лейтмотив Гильдии Цирюльников-Хирургов.)
	'A shorter fanfare this time, <…>' said the King. 'While I personally appreciate your skill, an occasion like this calls for something a little simpler than several bars of "Pink Hedgehog Rag".' <…> 'Yes, not many royafanfares end with "shave and a haircut, no legs".' (The leitmotif of the Guild of Barber-Surgeons.)

	Количество королей [в Овцепиках] было абсолютно произвольным, тем более что некоторые из них правили своими королевствами только по вечерам, подоив коров.
	There seemed <…> to be any number of kings [at Copperhead], even if some of them did their ruling in the evenings after they'd milked the cows.

	Строго говоря, тролли не являлись подданными короля Веренса, и своим присутствием здесь они словно бы заявляли на официальном языке жестов: с футболом человечьими головами давным-давно покончено. Ну, не давным-давно, но давно. Почти покончено. Во всяком случае, в данной местности. Соответствующим указом, который со дня на день будет.
	Trolls weren't strictly subjects of King Verence, but they were there to say, in official body language, that playing football with human heads was something no one did any more, much. Hardly at all, really. Not roun' here, certainly. Dere's practic'ly a law against it.

	— Ахым! — Веренс показывал взглядом на свой трон. То, что выглядело серой подушкой, вдруг перевернулось, зевнуло, наградило короля кратким взглядом и принялось неторопливо вылизываться. — О, Грибо! — воскликнула нянюшка. — А я-то думала, куда ты запропастился… <…> Нянюшка смахнула кота с трона. — Кот имеет право смотреть на короля, — возвестила она. — Но не с таким выражением.
	'Ahem!' Verence's eyes darted towards his throne. What had appeared to be a grey cushion rolled over, yawned, gave the King a brief glance, and started to wash itself. 'Oh, Greebo!' said Nanny. 'I was wonderin' where you'd got to…' <…> Nanny grabbed her cat off the throne. 'A cat can look at a king,' she said. 'Not with that expression, I believe,' said Verence.

	Самодовольная рожа торжествующей добродетели почти так же ужасна, как лицо разоблачённого порока.
	The smug mask of virtue triumphant could be almost as horrible as the face of wickedness revealed.

— А мы не можем поменять имя? — спросил король Веренс. <…> — Э-э… оно было произнесено, ваше величество. В предусмотренное ритуалом время. Думаю, это имя теперь принадлежит ей. <…> — Имя менять нельзя, — твёрдо заявила нянюшка. <…> — Взять, к примеру, старого Муму Голокура из Ломтя… — А с ним что стряслось? — резко спросил король. — Его полное имя — Джеймс Какого-Дьявола-Здесь-Делает-Эта-Корова Голокур, — пояснила Маграт. <…> — Ну, когда-то у нас был король, которого звали О-Боги-Ну-И-Жирдяй Первый, — заметила нянюшка. — Кроме того, подданные уже пару часов как пьют пиво, поэтому они обрадуются любому имени. «Кроме того, — подумала Агнесса, — я точно знаю, что среди них есть люди, которых зовут Сифилида Уилсон, Йодль Лайтли и Полный Бисквит» (В данном вопросе жители Ланкра <…> чаще руководствуются принципом «звучит — не звучит».)

'We can change [name], can't we?' said King Verence. <…> 'No, you can't change it,' said Nanny. <…> 'Look at old Moocow Poorchick over in Slice, for one.' 'What happened to him, then?' said the King sharply. 'His full name is James What The Hell's That Cow Doing In Here Poorchick,' said Magrat. <…> 'Well, we did once have a king called My God He's Heavy the First,' said Nanny. 'And the beer's been on for the last couple of hours so, basic'ly, you'll get a cheer whatever you say.' Besides, thought Agnes, I know for a fact there's people out there called Syphilidae Wilson and Yodel Lightley and Total Biscuit.' (<…> This was because Lancre people <…> generally just picking a sound they liked.)

	… Ланкрский слегка симфонический оркестр…
	… the Lancre Light Symphony Orchestra…

	Голова была как будто набита ватой, в которую непостижимым образом затесалась длинная острая иголка.
	Head felt like a ball of cotton wool in which there was, inexplicably, a needle.

	… у всех государственных гимнов <…> один и тот же второй куплет, состоящий из таких слов, как «нур… хнур… мур… нур-нур, хнур… нур… нур-хнур», которые поются до тех пор, пока кто-нибудь не вспомнит последнюю строку первого куплета, которую и орут все до единого во всю мощь своих глоток.
	… national anthems only ever have <…> the same second verse, which goes 'nur… hnur… mur… nur nur, hnur… nur… nur, hnur' at some length until everyone remembers the last line of the first verse and sings it as loudly as they can.

	её волосы <…> действительно были хорошими. Не просто длинными и густыми, нет, они походили на огромную копну, словно бы должны были уравновешивать тело. Ещё они были блестящими, никогда не секлись и легко расчёсывались — правда, иногда в них пропадали расчёски.
	… her hair was <…> good hair. It wasn't simply big hair, it was enormous hair, as if she was trying to counterbalance her body. It was glossy, it never split, and was extremely well behaved except for a tendency to eat combs.

	— Стоит опустить при ней скабрезную шуточку, и всё, на её голове можно сварить обед на шестерых.
	'Tell her a saucy joke and if you're quick you can cook dinner for six on her head.'

	Нянюшка — вылитая мать. Это написано большими буквами не только на её лице, но и на теле. Разруби её пополам, и на одной половинке будет одно «ма», а на второй — другое.
	Nanny was someone's mum. It was written all over her. If you cut her in half, the word 'Ma' would be all the way through.

	— … об острый ум и порезаться недолго.
	'… if you're too sharp you'll cut yourself.'

	— Терпеть не могу, когда ты выпрыгиваешь из-за угла и обливаешь нас святой водой, — прошипела Лакримоза. — Ну, не такой уж и святой, — возразил отец. — Сильно разбавленной. В худшем случае лишь слегка благочестивой. Но благодаря ей ты стала сильной, а? — Ага. Сначала все время простужалась, а потом ничего, закалилась.
	'I hated the way you used to leap out in corridors and flick holy water on us,' said Lacrimosa. 'It wasn't holy at all,' said her father. 'It was strongly diluted. Mildly devout at worst. But it made you strong, didn't it?' 'I caught colds a lot, I know that.'

— А куда запропастился Игорь? — <…> По-моему, от него нужно избавиться. <…> Лично меня крайне раздражает это его сверхготическое отношение к жизни, — добавила графиня. — А уж этот его дурацкий акцент… И знаете, за каким занятием я застала его в старых подземельях на прошлой неделе? <…> У него была коробка с пауками и кнут! Он заставлял их плести паутину по углам! <…> — Послушайте, но это ведь так просто, — вмешалась Лакримоза. — Надо спустить его в подвал, запереть в «железной деве», затем на пару деньков растянуть на дыбе над огнём, а потом нарезать тонкими ломтиками, начиная с ног, чтобы он всё видел. Он наверняка это оценит.

'Where the hell's Igor?' '<…> I think he'll have to go. <…> I find his more-gothic-than-thou attitude extremely irritating,' said the Countess. 'That stupid accent… and do you know what I found him doing in the old dungeons last week? <…> He had a box of spiders and a whip! He was forcing them to make webs all over the place.' <…> 'Look, it's simple,' said Lacrimosa. 'Just take him down to the cellars, slam him in the Iron Maiden, stretch him on the rack over a fire for a day or two, and then slice him thinly from the feet upwards, so he can watch. You'll be doing him a kindness, really.'

	Она всегда недолюбливала птиц. Когда они порхали в небесах или пели красивые песенки, она ничуть не возражала, но вблизи они превращались в обезумевшие комки перьев с интеллектом комнатной мухи.
	She didn't like birds, in any case. They were fine when they were flying, and their songs were nice, but close to they were mad little balls of needles with the intelligence of a housefly.

	— Насколько я помню, вампиру из Глица следует забить рот солью, вбить по морковке в оба уха и уже потом отрубить голову… — Представляю, сколько они мучились, прежде чем поняли, что надо делать.
	'I believe that in Glitz you have to fill their mouth with salt, hammer a carrot into both ears, and then cut off their head.' 'I can see it must've been fun finding that out.'

	— Продолжай, не стесняйся, — сказала нянюшка сладким, как мышьяк, голосом.
	'Do go on,' said Nanny Ogg, as sweet as arsenic.

	— Если можете, захватите детскую горку. И жёлтого резинового утёнка. И губку в форме медвежонка. И медвежонка в форме губки. Гора вокруг Овса всё росла. С неё уже начали сходить лавины. <…> Она окинула взглядом комнату. — Ничего не забыли? Овёс выплюнул кролика. — Потолок ещё остался.
	'If you can bring the little slide, too. And the yellow rubber duck. And the sponge in the shape of a teddy bear. And the teddy bear in the shape of a sponge.' There was another crash from the mound around Oats. <…> She looked around. 'Have we forgotten anything?' Oats spat out the rabbit. 'Possibly the ceiling,' he said.

	Она <…> выудила носки, настолько толстые, что они скорее напоминали башмаки. — Ланкрская шерсть, — похвасталась она. — Джейсончик по вечерам вяжет, а вы знаете, какие сильные у него пальцы. Этими носками стену пробить можно.
	She <…> produced a couple of pairs of socks so thick that they could have stood up by themselves. 'Lancre wool,' she said. 'Our Jason knits 'em of an evenin' and you know what strong fingers he's got. You could kick your way through a wall.'

	— У неё до сих пор две полки битком набиты мягкими игрушками! <…> — Укоризненный взгляд плюшевого медвежонка способен остановить любого мужчину, даже самого разгорячённого.
	'Do you know she's still got two shelves full of soft toys?' <…> 'Nothing like being stared at by a teddybear to put a young man off his stroke.'

	С расстояния пары дюймов нянюшкино лицо было похоже на дружелюбную кучу старого белья.
	From a couple of inches away her face looked like a friendly pile of elderly laundry.

Агнесса уставилась на пикси. По шкале эфирности от одного до десяти он выглядел так, словно принадлежал к какой-то другой шкале, зарытой глубоко в океанском иле. Синева кожи маленького человечка объяснялась татуировками и боевой раскраской. Ярко-рыжие волосы торчали во все стороны. Его единственной реакцией на температуру на улице была набедренная повязка. Вдруг человечек заметил, что Агнесса его рассматривает. — Чо вылупикса, муикс не видакс? Верзунья чмарая! — Э… извини, — сказала Агнесса. — Хороший язык, верно? — спросила нянюшка. — С лёгкой примесью вереска и навоза.

Agnes looked hard at the pixie. On a scale of ethereal from one to ten he looked as if he was on some other scale, probably one buried in deep ocean sludge. The blueness of his skin, she could see now, was made up of tattoos and paint. His red hair stuck out at all angles. His sole concession to the temperature was a leather loincloth. He saw her looking at him. 'Yist, awa' fra' yeeks, ye stawking gowt that'ya! Bigjobs!' 'Er, sorry,' said Agnes. 'Good language, ain't it?' said Nanny. 'A hint o' heather and midden.'

	Однажды Грибо завалил лося. Он нападал на все и вся, включая предметы архитектуры.
	Greebo had once brought down an elk. There was practically nothing that he wouldn't attack, including architecture.

	… их длинные волосы лениво покоились на плечах, как у поэтов, которые компенсируют своими романтически ниспадающими локонами хроническую неспособность подыскать рифму к слову «нарцисс».
	… they wore their hair long like a poet who hopes that romantically flowing locks will make up for a wretched inability to find a rhyme for 'daffodil'.

	— Но половина картины — голый холст! — удивилась Агнесса. — Согласно семейному преданию, мой дед, когда его рисовали, очень проголодался, — сказал Влад. — Он всегда отличался прямолинейным подходом. Видишь красновато-коричневые потёки? Настоящий приверженец старого стиля.
	'But half the picture's just bare canvas,' said Agnes. 'The family story is that old Magyrato got hungry,' said Vlad. 'A very direct approach to things, my grandfather. See the reddish-brown stains just here? Very much in the old style.'

После четырёх лет обучения в семинарии он так и не понял, чему именно нужно верить. Расколы в Церкви случались настолько часто, что иногда весь учебный план менялся в течение одного дня. <…> Разумеется, Овёс продолжил своё обучение и вскоре превратился из слегка преподобного в довольно-таки преподобного, однако сомнения никуда не девались. <…> И прежде всего потому, что у него на всё было две точки зрения, причём абсолютно противоречащие друг другу. В один прекрасный момент он даже подумывал подвергнуть себя процедуре изгнания беса, но отказался от этой мысли, поскольку в подобных процедурах церковь традиционно использовала весьма смертоносные методы, и серьёзные люди, которые никогда не улыбались, ничуть не удивились бы, услышав, что агрессивный дух, которого он требует изгнать, — это его собственный.

After four years of theological college he wasn't at all certain of what he believed, and this was partly because the Church had schismed so often that occasionally the entire curriculum would alter in the space of one afternoon. <…> Oats had gone on to be fully ordained, but he'd progressed from Slightly Reverend to Quite Reverend a troubled young man. <…> Because he was, he knew, in two minds about everything. At one point he'd considered asking to be exorcized but had drawn back from this because the Church traditionally used fairly terminal methods for this and in any case serious men who seldom smiled would not be amused to hear that the invasive spirit he wanted exorcized was his own.

	От Агнессиного голоса, поднявшегося до верхнего диапазона, начинала плавиться ушная сера. Она сразу взяла ноту повыше и очень быстро поняла, что это было правильным решением. Потому что со стропил дождём посыпались летучие мыши, из древесины полезли древоточцы, а в городе залаяли собаки…
	Agnes's vocal range could melt earwax at the top of the scale. She started high and saw that she'd judged right. Just after the point where bats and woodworm fell out of the rafters, and dogs barked down in the town…

	— Он бывайт нафтоящий арифтократ. Я не дофтоин даже лизайт его фапоги… — Но всё равно лизал? — спросила нянюшка. Игорь кивнул. — Каждый морген. Придавайт приятный блефк. — Хорошо, тогда помоги нам выбраться отсюда, и я позабочусь о том, чтобы всю оставшуюся жизнь тебя пороли надушенными шнурками, — посулила нянюшка.
	'He wath a gentleman, whothe bootth I wath not fit to lick clean…' 'But you did, though?' said Nanny. Igor nodded. 'Every morning. Uthed to get a lovely thine, too.' 'Well, help us out and I'll see you're flogged with a scented bootlace,' said Nanny.

— Пророк Брута говорил, что Ом помогает тем, кто помогает друг другу. — А он помогает? — Честно говоря, на сей счёт существует несколько мнений. — И сколько именно? — Около ста шестидесяти — со времён Раскола Двадцать Третьего Февраля, 10.30 Утра. Тогда воссоединенные свободные хелониане (пупсторонний синод) откололись от воссоединенных свободных хелониан (краесторонний синод). Раскол был довольно серьёзным. <…> завязался кулачный бой, и на одного из дьяконов пролили чернила. <…> Кое-кому выдрали бороды. <…> — Сект-маньяки.

'The Prophet Brutha said that Om helps those who help one another.' 'And does he?' 'To be honest, there are a number of opinions of what was meant.' 'How many?' 'About one hundred and sixty, since the Schism of 10.30 a.m., February 23. That was when the ReUnited Free Chelonianisis (Hubwards Convocation) schismed from the Re-United Free Chelonianists (Rimwards Convocation). It was rather serious. <…> there were fisticuffs and a deacon had ink spilled on him. <…> There was some serious pulling of beards as well.' <…> 'Sects maniacs.'

	Солнце находилось под Диском. Однако там, где падал в бесконечность великий Краепад, солнечные лучи пробивались сквозь воду, создавая сияющую дугу меж ночным океаном и звёздным небом.
	The sun was under the Disc. Around the dark Rim, though, it found its way up through the endless waterfall, creating a glowing band between the night-time ocean and the stars.

	Хотя за многие годы парочка курганов вскрылась сама собой и огромные камни рядом с ними довольно быстро обзавелись собственным фольклором. Считалось, например, что, если рядом с одним из камней оставить на ночь неподкованную лошадь, а на сам камень положить шесть пенсов, то, проснувшись утром, не обнаружишь ни монеток, ни лошади…
	One or two of the old barrows had been exposed over the years, their huge stones attracting their own folklore. If you left your unshod horse at one of them overnight and placed a sixpence on the stone, in the morning the sixpence would be gone and you'd never see your horse again, either…

	… женщина <…> напоминала фигурку, дошедшую до нас из века льдов и мамонтов, когда мужчин в женщинах интересовало только одно — количество. Ради приличия — или просто для того, чтобы отметить экватор, — на особи было надето нечто вроде балетной пачки. В общем и целом это необычное существо напоминало Веренсу волчок.
	… a woman <…> looked exactly like the little figurines back in the days of ice and mammoths, when what men really looked for in a woman was quantity. For the sake of modesty, or merely to mark the equator, it wore what Verence could only think of as a tutu.

[Сокольничий] Ходжесааргх был оригинальным и по-своему хорошим рассказчиком. Если бы ему пришлось пересказывать, например, сагу о Цортской войне, весь рассказ заключался бы в наблюдениях за птицами: сколько присутствовало бакланов и пеликанов; каждый ворон был бы точно описан; ни одна крачка не была бы пропущена. Возможно, упоминались бы и люди в доспехах, но только потому, что на них сидели вороны.

Hodgesaargh was an original storyteller and quite good in a very specific way. If he'd had to recount the saga of the Tsortean War, for example, it would have been in terms of the birds observed, every cormorant noted, every pelican listed, every battlefield raven taxonomically placed, no tern unturned. Some men in armour would have been involved at some stage, but only because the ravens were perching on them.

Редкая птица способна вести себя в клетке более спокойно, чем ланкрский ухтыястреб, он же мученик бородатый. Это плотоядная птица, пребывающая в вечных поисках возможности стать вегетарианцем. Большую часть времени ухтыястреб спит, но, когда совсем подводит желудок, он предпочитает спокойно сидеть на ветке и ждать, пока кто-нибудь умрёт. Перед тем как погрузиться в сон, мученик бородатый покрепче обхватывает ветку когтями, после чего переворачивается вниз головой — и спокойно дремлет. <…> все заслуживающие уважения сокольничие соглашались с тем, что поразить дичь при помощи ухтыястреба можно одним-единственным способом — если метнуть им из пращи.

Fewer birds could sit more meekly than the Lancre wowhawk, or lappet-faced worrier, a carnivore permanently on the lookout for the vegetarian option. It spent most of its time asleep in any case, but when forced to find food it tended to sit on a branch out of the wind somewhere and wait for something to die. When in the mews the worriers would initially perch like other birds and then, talons damped around the pole, doze off peacefully upside down. <…> all reputable falconers agreed that for hunting purposes the only way you could reliably bring down prey with a wowhawk was by using it in a slingshot.

Матушка оглядела нож со всех сторон. — А эта кривая штуковина для чего? — Это Регулируемое Устройство Для Одержания Победы В Онтологических Спорах, — важно сообщил Шон. — Король попросил его добавить. — Ну и как? Работает? — Э… если правильно отрегулировать. — А это лезвие зачем? — Это Инструмент Для Извлечения Истины Из Сказанного. <…> вот начинает противник кричать: «Щас мы тебе отрежем я… язык…» — Шон густо покраснел. — А у тебя, в общем, Инструмент имеется… — И что? — Ну, с помощью его ты сразу Извлечёшь Истину. Отрежут тебе или нет.

Granny peered closer. 'What's the curly thing?' she said. 'Oh, that's the Adjustable Device for Winning Ontological Arguments,' said Shawn. 'The King asked for it.' 'Works, does it?' 'Er… if you twiddle it properly.' 'And this?' 'That's the Tool for Extracting the Essential Truth from a Given Statement. <…> 'cos of when the other side are yelling, "We're gonna cut yer tonk— yer tongue off,"' Shawn blushed and corrected himself, 'and things like that…' 'Yes?' 'Well, you can tell if they're going to be right.'

	Издалека донеслись бормочущие отзвуки грома, но то был не настоящий гром, который раскалывал небо пополам, а другая его разновидность, которая предпочитала гнусно сплетничать с другими грозами где-то за горизонтом.
	There was even a bit of sullen thunder now, not the outgoing sort that cracks the sky but the other sort, which hangs around the horizons and gossips nastily with other storms.

— … в Синоде <…> несколько месяцев спорили о том, сколько ангелов способно уместиться на острие иглы. Он спиной чувствовал, как в матушкиной голове крутятся шестерёнки. — А какого размера иголка? — наконец уточнила она. — К сожалению, понятия не имею. — Если это обычная иголка, то шестнадцать. <…> — Почему? — Не знаю. Может, им нравится танцевать. <…> мой ответ не хуже других. Так вот значит, какие вопросы обсуждают ваши святоши? — Ну, не всегда. Например, сейчас идёт весьма интересный спор о природе греха. — И что они думают? Резко осуждают? — Не так всё просто. Этот вопрос нельзя разложить на чёрное и белое. В нём много оттенков серого. — Ерунда. <…> Серый цвет — это тот же белый, только грязный. <…> А грех, молодой человек, — это когда к людям относятся как к вещам. Включая отношение к самому себе. <…> — Боюсь, всё гораздо сложнее… — А я не боюсь. Потому что не сложнее. Когда люди начинают говорить, что всё гораздо сложнее, это значит, они боятся, что правда им может не понравиться. Люди как вещи, с этого всё и начинается.

'… at the Synod <…> have been known to argue for days about how many angels can dance on the head of a pin.' He could almost feel Granny's mind working. At last she said, 'What size pin?' 'I don't know that, I'm afraid.' 'Well, if it's a ordinary household pin, then there'll be sixteen.' <…> 'Why?' 'I don't know. Perhaps they like dancing.' <…> it's as good an answer as any you'll get. And that's what your holy men discuss, is it?' 'Not usually. There is a very interesting debate raging at the moment about the nature of sin, for example.' 'And what do they think? Against it, are they?' 'It's not as simple as that. It's not a black and white issue. There are so many shades of grey.' 'Nope. <…> There's no greys, only white that's got grubby. <…> And sin, young man, is when you treat people as things. Including yourself.' <…> 'It's a lot more complicated than that—' 'No. It ain't. When people say things are a lot more complicated than that, they means they're getting worried that they won't like the truth. People as things, that's where it starts.'

	— Кстати, Игорь, если ты задумал нас обмануть, я сделаю из твоих кишок подвязки. Игорь застенчиво опустил взгляд. — О лучшей учафти можно только мечтайт, — пробормотал он.
	'And, Igor, if you haven't been thtraight with us, sorry, straight with us, I'll have your guts for garters.' Igor looked down bashfully. 'Oh, that'th more than a man could pothibly hope for,' he murmured.

	Дверь, заскрипев, открылась. Это был долгий, полный мучений и боли скрип. Он словно существовал отдельно от двери и звучал ещё несколько секунд после того, как дверь закрылась.
	The door creaked open. It was a long, tortured, groaning noise: In fact there was more creak than door, and it went on just a few seconds after the door had stopped.

	Это был орга́н — вернее, таким мечтал стать всякий орган, когда вырастет, — потому что данная особь занимала практически весь огромный зал.
	It was an organ, or possibly what an organ hoped to be when it grew up, because it dominated the huge room.

	«Соната для раскатов грома, скрипучих дверей и юных дев в прозрачных одеждах»
	"Sonata for Thunderstorm, Trapdoors and Young Women in Skimpy Clothing"

	— Охвофток — девять тридцать вофьмых ротвейлер. — Какими частями тела? Мне просто интересно. — Две лапа, один ухо, много кишка и нижний челюфть, — быстро перечислил Игорь, и они двинулись дальше. — Да, но мозг у него спаниеля, — заметила нянюшка. — Это у него в кофти, — кивнул Игорь. — Он хватайт людей челюфтями, а потом виляй хвофт, вышибай дух. <…> А иногда он топийт их флюна.
	'Thcrapth ith ninethirtyeighth Rottweiler.' 'Which parts, as a matter of interest?' 'Two legth, one ear, lotth of tubeth and lower jaw,' said Igor promptly as they hurried off again. 'Yes, but he's got a spaniel brain,' said Nanny. 'It'th in the bone,' said Igor. 'He holdth people in hith jawth and beatth them thentheleth with hith tailth. <…> Thometimeth he drownth them in dribble.'

	… во всём своём зловонном великолепии возвышалась на фоне ночного неба известная на все королевство Звонница. Эта башня была проклятием всей жизни Шона. В неё опорожнялись все замковые уборные, а в обязанности Шона входила чистка башни и перенос содержимого в вырытые в парке ямы. Благодаря инновациям Веренса в компостной области, содержимое этих ям очень быстро превращалось, собственно, в Ланкр.
	… the Gong Tower loomed against the night in all its odoriferous splendour. It was the bane of Shawn's life. All the keep's garderobes discharged into it. One of his jobs was to clean it out and take the contents to the pits in the gardens where Verence's efforts at composting were gradually turning them into, well, Lancre.

Вампиры бросились врассыпную, увидев, как с зубчатой стены, кувыркаясь, полетела бутылка. Она разбилась о мост, и большая часть содержимого попала на одного из вампиров-прислужников, который мгновенно вспыхнул, словно его облили горящим маслом. — Криптофер, перестань, — укоризненно произнёс граф, глядя на крутящуюся волчком и вопящую фигуру. — К чему это представление? Ты же знаешь, все зависит от твоего сознания. Позитивное мышление — вот что главное… — Он уже чернеет, — заметила графиня. — Может, ты что-нибудь предпримешь? — Ладно. Влад, будь любезен, сбрось его с моста.

The vampires dived for cover as the bottle, turning over and over, arced down from the battlements. It shattered on the bridge, and most of the contents hit a vampire, who burst into flame as if hit by burning oil. 'Now really, Cryptopher, there's no call for that sort of thing,' said the Count, as the blazing figure screamed and spun around in a circle. 'It's all in your mind, you know. Positive thinking, that's the ticket—' 'He's turning black,' said the Countess. 'Aren't you going to do something?' 'Oh, very well. Vlad, just kick him off the drawbridge, will you?'

	— По-моему, люди в здешних краях не столько умирают, сколько расходятся на запчасти. <…> — Мы называйт это великий круговорот людей в природе, — ответил Игорь.
	'People round here don't so much die as pass on.' <…> 'What goeth around cometh around,' said Igor.

	— И в чём заключается твой новый план? — спросила Лакримоза, осторожно перешагивая через обломки ворот. — Мы убьём всех до единого. Согласен, план далеко не оригинален, но проверен и испытан временем.
	'And your new plan is…?' said Lacrimosa, stepping across the rubble. 'We'll kill everyone. Not an original plan, I admit, but tried and tested.'

	… человек настолько святой, что он не стригся и не мылся целых семьдесят лет…
	… a man so generically holy that he hadn't cut his hair or washed for seventy years…

	Матушка, удивлённо подняв брови, осмотрела Игоря с головы до ног. — Не уверена, что знакома с… этими господами, — промолвила она. — О, это Игорь, — представила нянюшка. — Весьма разночеловечный человек.
	Granny raised her eyebrows and looked Igor up and down. 'I don't think I know this… these gentlemen,' she said. 'Oh, this is Igor,' said Nanny. 'A man of many parts.'

	… раскладная койка выглядела так, словно была предназначена не для человека, а для какого-нибудь гигантского банана.
	… put [camp bed] up and still looked as though it was designed for a man shaped like a banana.

	Свет потускнел. Время «могу» закончилось, и наступило раннее «не могу».
	The light faded from can to can't.

Перевод

Н. Берденников, А. В. Жикаренцев, 2006 («Carpe Jugulum. Хватай за горло») — с некоторыми уточнениями