Я бывалый газетчик

«Я бывалый газетчик» (англ. I'm an Old Newspaperman Myself) — автобиографический очерк Синклера Льюиса 1947 года.

Цитаты

	Мой старший брат <…> Клод был неутомимым предводителем ватаги сорванцов <…>. Клод стал хирургом и как был, так и остался вожаком. Меня нисколько не волнует, что скажут обо мне Джордж Бернард Шоу, Джордж Джин Натан и король Джордж Седьмой, но я добиваюсь похвалы моего брата Клода вот уже шестьдесят лет.
	My older brother <…> Claude was a hustler, the leader of his gang <…>. Claude is a surgeon now, and a natural leader still. I might be indifferent to what George Bernard Shaw, George Jean Nathan, and George the Seventh might say, but for sixty years I have tried to impress my brother Claude.

Для провинциального издателя <…> в 1900 году мистер Хендрикс был настоящим кладезем премудрости; ему не хватало только уверенности в том, что он нуждается в [моих] услугах. <…> однако он всё же принял меня — на нулевое жалованье. <…> Я был признанным репортёром. Я ловил банкира Люциуса Келлса на Северном вокзале в ту минуту, когда он садился в поезд, идущий в Города-близнецы, и принимался дипломатично зондировать: «Не собираетесь ли вы съездить в Города-близнецы?» Почтенные сорокалетние матроны, которые раньше и не замечали Гарри, рыжего братишки Клода, теперь всячески зазывали меня к себе, подкупали пирогами (нисколько не заботясь о моей нравственности) и вручали мне список новоизбранных членов правления Кофейно-Дискуссионного клуба.

Mr. Hendryx was unusually literate for a country editor <…> in 1900, and he was not at all certain that Harry would be useful. <…> but he took me on—at a salary of nothing a week. <…> I was a licensed reporter. I dashed up to Banker Lucius Kells at the G.N. Depot and, just as he got on the train for the Twin Cities, I craftily probed, "Are you thinking of taking a train for the Twin Cities?" Venerable old matrons of forty, who had never much noticed Claude's red-headed brother Harry, now called me up on their porches, bribed me (so early!) with cup cakes, and handed me the list of newly elected officers of the Kaffee-klatsch Klub.

Следующие летние каникулы я <…> поступил в другой еженедельник, <…> твёрдо усвоил, что клевета куда менее опасна, чем ошибка в инициалах тех лиц, о которых нам случалось упоминать примерно раз в неделю.

… в Нью-Йорке <…> я стал ночным дежурным Главного Бюро Заявлений Объединения Благотворительных Обществ и Ассоциации по Улучшению Условий Жизни Бедняков (каковые условия, несмотря на все мои усилия, до сих пор продолжают ухудшаться). <…> Достославное ГБЗОБОАУУЖБ платило мне по два доллара в неделю за каждую букву своих винегретных инициалов. <…> днём ещё исполнял обязанности «обследователя». Просители, претендовавшие на более существенную помощь, сообщали нам место своей последней работы, и я отправлялся туда <…> и наводил справки. — Если оказывалось, что наш клиент там действительно когда-то работал и при этом не напивался до белой горячки и не воровал лампочек, мы выдавали ему пособие, которое позволяло ему умереть с голоду не сразу, а лишь спустя несколько дней. <…> Считаю своим долгом уведомить ГБЗ и т. д., что если бы я не сидел в то время у филантропического края их душеспасительного стола, то, конечно, стоял бы у его противоположного края и умолял ночного агента не посылать меня в городской ночлежный дом.

… два года длилась эта счастливая пора, когда я был отъявленным бездельником, беспутным и независимым скитальцем, когда меня то и дело выгоняли с работы и я почти ничего не зарабатывал, но зато чего только не повидал! Впоследствии я стал весьма ответственным молодым нью-йоркским журналистом и приобрёл унылую привычку к деловитости и пунктуальности — какая это была ошибка! Будь во мне хоть каплей больше бродяжьей закваски, как у Хемингуэя или Эдгара По, я мог бы стать великим писателем, а не добросовестным хроникёром семейных дрязг.

Подлинные события моей карьеры заставляют <…> взять под подозрение все жизнеописания и в особенности автобиографии; читая пышные славословия премьер-министрам, епископам и магнатам универсальных магазинов, я всегда подозреваю, что хотя в молодые годы они и бывали трудолюбивыми и честными двадцать шесть часов в сутки, на их долю, вероятно, всё же выпадали счастливые минуты блаженного и высокопарного идиотизма.

Вот так и пишется история. Вы отыскиваете свидетелей, которые видели Диккенса своими глазами и могут до мельчайших подробностей описать его необыкновенную жилетку, а запамятовали только, любил он рождество, детей и толстых добродушных джентльменов или смертельно ненавидел их и пытался стереть с лица земли.

… я привык есть систематически, а эта разорительная привычка погубила куда больше юных идеалистов, чем любовь или выпивка.

Перевод

И. Е. Линецкий, 1965 (с незначительными уточнениями)