Три мушкетёра

роман Александра Дюма (1844)

«Три мушкетёра» (фр. Les trois mousquetaires) — роман Александра Дюма-отца, написанный в 1844 году. Книга посвящена приключениям молодого человека по имени д’Артаньян, покинувшего дом, чтобы стать мушкетёром, и трёх его друзей-мушкетёров Атоса, Портоса и Арамиса.

Три мушкетёра
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях

История продолжается в двух других романах трилогии: «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя».

Цитаты

править

Часть первая

править
  •  

— Смеётся над конём тот, кто не осмелится смеяться над его хозяином! — воскликнул в бешенстве гасконец. — I

  •  

— Постарайтесь не заставить меня ждать. В четверть первого я вам уши на ходу отрежу.
— Отлично, — крикнул д'Артаньян, — явлюсь без десяти двенадцать! — IV

  •  

Париж, чёрт возьми, не вымощен батистовыми платочками. — IV

  •  

— А я дерусь просто потому, что дерусь, — покраснев, ответил Портос. — V

  •  

— Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу юноша, почти ребёнок, а скажут, скажут что нас было четверо. — V

  •  

Это действительно была одна из самых тяжелых болезней Людовика XIII.
Случалось, он уводил кого-нибудь из своих приближенных к окну и говорил ему: «Скучно, сударь! Давайте поскучаем вместе». — VI

  •  

— Ваше величество, — в один голос воскликнули четыре приятеля, — мы дали бы себя изрубить в куски за нашего короля!
— Хорошо, хорошо! Но лучше оставайтесь неизрубленными. — VI

  •  

Будь вино плохое, начальник стражи, быть может, усомнился бы в искренности д’Артаньяна, но вино было хорошее, и он поверил. — IX

  •  

— А теперь, господа, — произнёс д'Артаньян, <…> — один за всех, и все за одного — это отныне наш девиз, не правда ли? — IX

 

— Et maintenant, messieurs, dit d’Artagnan, <…> tous pour un, un pour tous ; c’est notre devise, n’est-ce pas ?

  •  

— Я допускаю, — сказал Атос, — что шпиона могла обмануть фигура, но лицо…
— На мне была широкополая шляпа, — объяснил Арамис.
— О, боже, — воскликнул Портос, — О, боже, сколько предосторожностей ради изучения богословия! — X

  •  

Тонкий, сверкающий белизной чулок, кружевной воротничок, изящная туфелька, красивая ленточка в волосах не превратят уродливую женщину в хорошенькую, но хорошенькую сделают красивой, не говоря уж о руках, которые от всего этого выигрывают. Руки женщины, чтобы остаться красивыми, должны быть праздными. — XI

  •  

А что ваше высокопреосвященство сделали с этим человеком? <…>
— Сделал с ним всё, что можно было с ним сделать. Я сделал из него шпиона, и он будет следить за собственной женой. — XIV

  •  

Тысяча чертей! — воскликнул Портос. — С каких это пор мушкетёрам предоставляется отпуск, о котором они не просили?
— С тех пор, как у них есть друзья, которые делают это за них. — XIX

  •  

За три секунды д'Артаньян трижды ранил [графа де Варда], при каждом ударе приговаривая:
— Вот это за Атоса! Вот это за Портоса! Вот это за Арамиса! — XX

  •  

— Весьма сожалею, сударь, но я прибыл первым и не пройду вторым.
— Весьма сожалею, сударь, но я прибыл вторым, а пройду первым. — XX

  •  

— Мы говорим: «Горд, как шотландец», — вполголоса произнёс герцог.
— А мы говорим: «Горд, как гасконец», — ответил Д’Артаньян. — Гасконцы — это французские шотландцы. — XXI

  •  

После награды за преданность должна была прийти награда за любовь. — XXIII

  •  

У пистолей, молодой человек, нет имени, а у этого перстня имя есть, страшное имя, которое может погубить того, кто носит его на пальце. — XXIII

  •  

Когда я счастлив, мне хочется, чтобы были счастливы все кругом, но, по-видимому, это невозможно. — XXIV, вероятно, неоригинальная мысль

  •  

— Мир — это склеп, и ничего больше. — XXVI

  •  

Oн только улыбался, слыша латинские выражения, которыми щеголял Арамис и которые якобы понимал Портос; два или три раза, когда Арамис допускал какую-нибудь грамматическую ошибку, ему случалось даже, к величайшему удивлению друзей, поставить глагол в нужное время, а существительное в нужный падеж. — XXVII

  •  

— Вы ранены?
— Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и всё. И никогда ещё человек не трудился так усердно, чтобы этого достигнуть… — XXVII

  — д'Артаньян и Атос
  •  

Я хочу сказать, что любовь — это лотерея, в которой выигравшему достается смерть! Поверьте мне, любезный д’Артаньян, вам очень повезло, что вы проиграли! Проигрывайте всегда — таков мой совет. — XXVII

  — Атос
  •  

— О, боже мой, боже! — произнёс д'Артаньян, потрясенный страшным рассказом. <…>
Д'Артаньян не в силах был продолжать этот разговор, он чувствовал, что сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит.
— Разучилась пить молодёжь, — сказал Атос, глядя на него с сожалением, — а ведь этот ещё из лучших! — XXVII

  •  

Это моя излюбленная история о белокурой женщине, и, если я рассказываю её, значит, я мертвецки пьян. — XXVIII

  — Атос

Часть вторая

править
  •  

Бедная курица была худа и покрыта той толстой и щетинистой кожей, которую, несмотря на все усилия, не могут пробить никакие кости; должно быть, её долго искали, пока наконец не нашли на насесте, где она спряталась, чтобы спокойно умереть от старости.
«Чёрт возьми! — подумал Портос. — Как это грустно! Я уважаю старость, но не в вареном и не в жареном виде». — II

  •  

Он привлёк Кэтти к себе. Сопротивляться было невозможно — от сопротивления всегда столько шума, — и Кэтти уступила. — III

  •  

— И правда! — сказала Кэтти, — ведь ваш сын — единственный наследник своего дяди, и до его совершеннолетия вы могли бы располагать его состоянием.
Услыхав, как это пленительное создание ставит ему в вину то, что он не убил человека, которого она на его глазах осыпала знаками дружеского расположения, — услыхав этот резкий голос, обычно с таким искусством смягчаемый в светском разговоре, д'Артаньян весь затрепетал.
— Я давно отомстила бы ему, — продолжала миледи, — если б кардинал не приказал мне щадить его, не знаю сама почему.
— Да! Зато, сударыня, вы не пощадили молоденькую жену галантерейщика, которую он любил.
— А, лавочницу с улицы Могильщиков! Да ведь он давно забыл о её существовании! Право же, это славная месть!
Лоб д’Артаньяна был покрыт холодным потом: поистине эта женщина была чудовищем. — III

  •  

Д'Артаньян распечатал письмо и прочитал следующие строки:
«Вот уже третий раз я пишу вам о том, что люблю вас. Берегитесь, как бы в четвёртый раз я не написала, что я вас ненавижу». — III

  •  

— О, вы не любите меня! — вскричала Кэтти. — Как я несчастна!
На этот упрёк есть один ответ, который всегда вводит женщин в заблуждение. Д’Артаньян ответил так, что Кэтти оказалась очень далека от истины. — III

  •  

«Обычно люди обращаются за советом, — говорил Атос, — только для того, чтобы не следовать ему, а если кто-нибудь и следует совету, то только для того, чтобы было кого упрекнуть впоследствии». — IV

  •  

Понимаю. Чтобы разыскать одну женщину, вы ухаживаете за другой: это самый длинный путь, но зато и самый приятный. — IV

  •  

Д’Артаньян смотрел поочерёдно на этих двух женщин и вынужден был признать в душе, что, создавая их, природа совершила ошибку: знатной даме она дала продажную и низкую душу, а субретке — сердце герцогини. — V

  •  

Она смотрела на часы, вставала, снова садилась и улыбалась д’Артаньяну с таким видом, который говорил: «Вы, конечно, очень милы, но будете просто очаровательны, если уйдёте!» — V

  •  

Сердце лучшей из женщин безжалостно к страданиям соперницы. — V

  •  

— Такие женщины, как я, не плачут, — сказала миледи. — VI

  •  

— Итак… — ответил д’Артаньян, нагибаясь к уху Атоса и понижая голос, — итак, миледи заклеймена на плече цветком лилии. — VIII

  •  

— А Бастилия? — спросил Арамис.
— Подумаешь! Вы вытащите меня оттуда, — сказал д’Артаньян. — IX

  •  

— Так вы богаты? — удивился Арамис.
— Богат, богат, как Крез, дорогой мой! — И д’Артаньян забренчал в кармане остатками своих пистолей. — IX

  •  

Четыре товарища пустились в путь: Атос на лошади, которой он был обязан своей жене, Арамис — любовнице, Портос — прокурорше, а д’Артаньян — своей удаче, лучшей из всех любовниц. — IX

  •  

— Хватит, хватит! — сказал кардинал. <…> — И всё же я дам вам один совет: берегитесь, господин д’Артаньян, ибо с той минуты, как вы лишитесь моего покровительства, никто не даст за вашу жизнь и гроша! — IX

  •  

В таком случае я скажу вашему высокопреосвященству, что все мои друзья находятся среди мушкетёров и гвардейцев короля, а враги, по какой-то непонятной роковой случайности, служат вашему высокопреосвященству, так что меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение, ваша светлость. — X

  •  

Атос глубоко задумался и ничего не ответил. Однако, когда они остались вдвоём, он сказал другу:
— Вы сделали то, что должны были сделать, д’Артаньян, но быть может, вы совершили oшибку.
Д’Артаньян вздохнул, ибо этот голос отвечал тайному голосу его сердца, говорившему, что его ждут большие несчастья. — X

  •  

— Атос, Атос, уверяю вас, это ваша жена! — повторял д’Артаньян. — Неужели вы забыли, как сходятся все приметы?
— И все-таки я думаю, что та, другая, умерла. Я так хорошо повесил её… — XII

  •  

— Я только временно состою в мушкетёрах, — со смирением сказал Арамис.
— По-видимому, он давно не получал известий от своей любовницы, — прошептал Атос. — Не обращайте внимания, это нам уже знакомо. — XII

  •  

— Исповедуйтесь мне — ведь вам известно, что я имею право отпускать грехи.
— Я, ваша светлость, — сказал Атос, — даже и не прикоснулся к шпаге я просто взял своего противника в охапку и вышвырнул его в окно… Кажется, при падении, — продолжал Атос с некоторым колебанием, — он сломал себе ногу.
— Ага! — произнес кардинал. — А вы, господин Портос?
— Я, ваша светлость, знаю, что дуэли запрещены, поэтому я схватил скамью и нанес одному из этих разбойников удар, который, надо думать, разбил ему плечо.
— Так… — сказал кардинал. — А вы, господин Арамис?
— У меня, ваша светлость, самый безобидный нрав, и к тому же я собираюсь постричься в монахи, что, быть может, неизвестно вашему высокопреосвященству. Поэтому я всячески удерживал моих товарищей, как вдруг один из этих негодяев нанес мне предательский удар шпагой в левую руку. Тут мое терпение истощилось, я тоже выхватил шпагу, и когда он снова бросился на меня, то мне показалось, что он наткнулся на острие всем телом. Не знаю точно, так ли это, но твердо помню, что он упал, и, кажется, его унесли вместе с двумя остальными. — XIII

  •  

Открыто и честно… — повторила миледи с едва уловимым оттенком двусмысленности. — XIV

  •  

— Если он будет упорствовать… — Кардинал сделал паузу, потом снова заговорил: — Если он будет упорствовать, тогда я буду надеяться на одно из тех событий, которые изменяют лицо государства. — XIV

  •  

— Да, ад воскресил вас, — продолжал Атос, — ад сделал вас богатой, ад дал вам другое имя, ад почти до неузнаваемости изменил ваше лицо, но он не смыл ни грязи с вашей души, ни клейма с вашего тела! — XV

  •  

— А теперь… — сказал Атос <…>, — теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь! — XV

  •  

— Но раз она попалась тебе в руки, почему ты её не утопил, не задушил, почему не повесил? — спросил Портос. — Ведь мёртвые не возвращаются обратно.
— Вы так думаете, Портос? — заметил Атос с мрачной улыбкой... — XVII

  •  

— А знамя, чёрт побери! Нельзя оставлять знамя неприятелю, даже если это просто салфетка. — XVII

  •  

Атос нашел подходящее название: семейное дело. Семейное дело не подлежало ведению кардинала; семейное дело никого не касалось; семейным делом можно было заниматься на виду у всех. — XVIII

  •  

Эти три «да» были произнесены Атосом, и каждое последующее звучало мрачнее предыдущего. — XVIII

  •  

И д’Артаньян бросил мешок на стол. При звоне золота Арамис поднял глаза, Портос вздрогнул, Атос же остался невозмутимым. — XVIII

  •  

Теперь остаётся только надписать на этом письме адрес. — Это очень легко, — сказал Арамис. Он кокетливо сложил письмо и надписал: «Девице Мишон, белошвейке в Туре». — XVIII

  •  

— Эх, господа, надо принимать во внимание все случайности! Жизнь — это чётки, составленные из мелких невзгод, и философ, смеясь, перебирает их. Будьте, подобно мне, философами, господа, садитесь за стол, и давайте выпьем: никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. — XVIII

  •  

— Право, этот человек очень неосторожно поступает, разговаривая так с мужчинами. Можно подумать, что ему приходилось иметь дело только с женщинами и детьми. — XXI

  •  

Бросьте жертву в пасть Ваала,
Киньте мученицу львам
Отомстит Всевышний вам!..
Я из бездн к нему воззвала. — XXV

  •  

«Любезный кузен! Вот вам разрешение моей сестры взять нашу юную служанку из Бетюнского монастыря, воздух которого, по вашему мнению, вреден для неё». — XXX

  •  

— Если бы вы имели дело только с четырьмя мужчинами, д’Артаньян, я отпустил бы вас одного. Вы же будете иметь дело с этой женщиной — так поедем вчетвером, и дай бог, чтобы всех нас, да ещё с четырьмя слугами в придачу, оказалось достаточно! — XXX

  •  

— Засвидетельствуйте моё почтение кардиналу.
— А вы — мое почтение сатане. — Миледи и Рошфор обменялись улыбками и расстались. — XXXII

  •  

— Мне думается, однако, — заметил лорд Винтер, — что если нужно принять какие-нибудь меры против графини, то это моё дело: она моя невестка.
— И моё, — сказал Атос, — она моя жена. — XXXIII

  •  

— Лилльский палач! Лилльский палач! — выкрикивала миледи, обезумев от страха и цепляясь руками за стену, чтобы не упасть. — XXXV

  •  

Печальное зрелище представляли эти шесть человек, ехавшие молча, погруженные в свои мысли, мрачные, как само отчаяние, грозные, как само возмездие. — XXXIV

  •  

Атос поднял руку.
— Шарлотта Баксон, графиня де Ла Фер, леди Винтер, — произнес он, — ваши злодеяния переполнили меру терпения людей на земле и бога на небе. Если вы знаете какую-нибудь молитву, прочитайте её, ибо вы осуждены и умрёте. — XXXV

  •  

— Потому что я не хочу умирать! — воскликнула миледи, пытаясь вырваться из рук палача. — Потому что я слишком молода, чтобы умереть!
— Женщина, которую вы отравили в Бетюне, была ещё моложе вас, сударыня, и, однако, она умерла, — сказал д’Артаньян.
— Я поступлю в монастырь, я сделаюсь монахиней… — продолжала миледи. — Вы уже были в монастыре, — возразил палач, — и ушли оттуда, чтобы погубить моего брата. — XXXVI

  •  

— Я прощаю вам, — сказал он, — все зло, которое вы мне причинили. Я прощаю вам мою разбитую жизнь, прощаю вам мою утраченную честь, мою поруганную любовь и мою душу, навеки погубленную тем отчаянием, в которое вы меня повергли! Умрите с миром! — XXXVI

  •  

Друг мой, для Атоса это слишком много, для графа де Ла Фер, — слишком мало. — XXXVI

Перевод

править

В. С. Вальдман (ч. I, гл. I-XXI), Д. Г. Лившиц (ч. I, гл. XXII-ХХХ; ч. II, гл. I-XXI), К. А. Ксанина (ч. II, гл. XIV-ХХХVI), до 1951

О романе

править
  •  

— Один за всех!
Воистину за всех![1]

  — КВН, Высшая лига 1997(игра, команда?)

Примечания

править
  1. Функционирование библеизмов в русском и немецком языках и лингвопрагматические особенности вариантов перевода : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.02.19. — Краснодар, 2001.