Сомерсет Моэм

Уильям Сомерсет Моэм (1874—1965) — английский писатель.

Сомерсет Моэм

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

В революции на поверхность поднимается пена общества, негодяи и преступники.

…только слепой может не увидеть, что жизнь пролетариата в больших городах — сплошная нужда и неурядица. Трудно примириться с тем, что у людей нет работы, что сама работа так уныла, что они, а с ними их жёны и дети, живут впроголодь и впереди их не ждёт ничего, кроме нищеты. Если помочь этому может только революция, тогда пусть будет революция, и поскорее… Я не сомневаюсь, что пролетариат, всё яснее осознавая свои права, в конце концов, захватит власть в одной стране за другой… Если то, что произошло в России, повторится у нас, я постараюсь приспособиться…

Вот поистине ирония жизни: то, к чему мы стремимся, оказывается лучше, когда оно достигнуто не полностью.

Жизнь слишком коротка, чтобы делать для себя то, что могут для тебя сделать за деньги другие.

Отложить удовольствие — значит увеличить его.

Когда мужчина достигает возраста, в котором уже нельзя служить чиновником, садовником или полицейским, считается, что он как раз созрел для того, чтобы вершить судьбы своей страны.

Любовь умирает. Величайшая трагедия жизни состоит не в том, что люди гибнут, а в том, что они перестают любить.

Слово «любовь» означает две разные вещи: просто любовь, то есть страсть, и милосердие.

Только мужчина, уважающий женщину, может расстаться с ней, не унижая её.

Моя самая большая ошибка заключалась в том, что я воображал себя на три четверти нормальным и только на четверть гомосексуалом, тогда как в действительности всё было наоборот.

Деньги — это шестое чувство, позволяющее пользоваться остальными пятью.

Каждый из нас одинок в этом мире. Каждый заключён в медной башне и может общаться со своими собратьями лишь через посредство знаков. Но знаки не одни для всех, а потому их смысл тёмен и неверен. Мы отчаянно стремимся поделиться с другими сокровищами нашего сердца, но они не знают, как принять их, и потому мы одиноко бредём по жизни бок о бок со своими спутниками, но не заодно с ними, не понимая их и не понятые ими. Мы похожи на людей, что живут в чужой стране, почти не зная их языка; им хочется выразить много прекрасных, глубоких мыслей, но они обречены произносить лишь штампованные фразы из разговорника. В мозгу их бурлят идеи одна интересней другой, а сказать эти люди могут разве что: «Тётушка нашего садовника позабыла дома свой зонтик».

У меня случится прострел в плече, если вы и дальше будете орошать его слезами.

Люди больше всего на свете любят наклеить на другого человека ярлык, который раз и навсегда освобождает их от необходимости думать.

	Если русские желают, чтобы мы [американцы] считали их цивилизованными людьми, почему они не говорят на языке цивилизованных наций? — «Случайный знакомый» (A Chance Acquaintance), 1928
	If the Russians want us to look upon them as a civilised people, why don’t they talk a civilised language?
	— Джон Куинси Харрингтон

Нет ничего на свете коварней женской лести: потребность в этой лести так в нас велика, что можно стать её рабом. — «Рождественские каникулы»

Диалоги

	Был большой приём, и ей все уделяли усиленное внимание. Леди Чарлз, тогда женщина лет за тридцать, с репутацией красавицы, хотя, кроме глаз, у неё не было ни одной красивой черты, и она умудрялась производить эффектное впечатление лишь благодаря дерзкой оригинальности своей внешности, перегнулась через стол с милостивой улыбкой: — О мисс Лэмберт, я, кажется, знала вашего батюшку, я тоже с Джерси. Он был врач, не правда ли? Он часто приходил в наш дом. — У Джулии засосало под ложечкой. Теперь она вспомнила, кто была леди Чарлз до замужества, и увидела приготовленную ей ловушку. Она залилась смехом. — Вовсе нет, — ответила она. — Он был ветеринар. Он ходил к вам принимать роды у сук. В доме ими кишмя кишело. Леди Чарлз не нашлась сразу, что сказать. — Моя мать очень любила собак, — ответила она наконец. Джулия радовалась, что на приёме не было Майкла. Бедный ягнёночек, это страшно задело бы его гордость. — «Театр» (Theatre), 1937
	It was a large party and she was being made much of Lady Charles, a woman of over thirty then, who had the reputation of being a beauty, though except for her eyes she had not a good feature, but by a sort of brazen audacity managed to produce an effective appearance, leant across the table with a gracious smile. "Oh, Miss Lambert, I think I used to know your father in Jersey. He was a doctor, wasn't he? He used to come to our house quite often." Julia felt a slight sickness in the pit of her stomach; she remembered now who Lady Charles was before she married, and she saw the trap that was being set for her. She gave a rippling laugh. "Not at all," she answered. "He was a vet. He used to go to your house to deliver the bitches. The house was full of them." Lady Charles for a moment did not quite know what to say. "My mother was very fond of dogs," she answered. Julia was glad that Michael was not there. Poor lamb, he would have been terribly mortified.
	— Перевод Г. Островской