Письма Петра Вяземского: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 1:
Здесь представлены цитаты из писем [[Пётр Вяземский|Петра Вяземского]]. Значительная их часть впервые опубликована в 1899—1913 годах<ref name="пт">Остафьевский архив князей Вяземских. Переписка П. А. Вяземского с А. И. Тургеневым. [http://az.lib.ru/w/wjazemskij_p_a/text_1819_ostafievsky1_oldorfo.shtml Т. I]. 1812—1819. [http://az.lib.ru/w/wjazemskij_p_a/text_1832_ostafievsky2_oldorfo.shtml Т. II]. 1820—1823. [http://az.lib.ru/w/wjazemskij_p_a/text_1836_ostafievsky3_oldorfo.shtml Т. III]. 1824—1836. [http://az.lib.ru/w/wjazemskij_p_a/text_1848_ostafievsky4_oldorfo.shtml Т. IV]. 1837—1845 / Под ред. и с примечаниями В. И. Саитова. — СПб.: изд. гр. С. Д. Шереметева, 1899.</ref><ref>Остафьевский архив князей Вяземских. Т. V, вып. [http://az.lib.ru/w/wjazemskij_p_a/text_1825_ostafievsky5_1_oldorfo.shtml 1], [http://az.lib.ru/w/wjazemskij_p_a/text_1826_ostafievsky5_2_oldorfo.shtml 2] / Под ред. и с примечаниями П. Н. Шеффера. — СПб.: изд. гр. С. Д. Шереметева, 1909, 1913.</ref>.
 
== Цитаты ==
Строка 9:
 
===1820-е===
{{Q|[[Иван Андреевич Крылов|Крылова]] уважаю и люблю, как остроумного писателя, но в эстетическом, литературном отношении всегда поставлю выше его [[Иван Иванович Дмитриев|Дмитриева]] и скажу своё мнение без зазрения и страха, ибо не признаю никаких условных властей в республике словесности. Скажу более, Крылова ценю выше казённой оценки так называемых его почитателей. Чему большая часть из них дивится в нём? Что выдало ему открытый лист на общенародное уважение? Плоскости, пошлости, вредящие его истинному достоинству. У всех на языке «[[s:Огородник и Философ|а философ без огурцов]]!.. [[s:Слон и Моська (Крылов)|Ай, моська!]] Знать, она сильна, что лает на слона» и шутки подобные, да вот и всё! А, конечно, не в этих прибаутках лубочных заключается знаменье его дарования. Крылову многие поклоняются как временщику, его должно уважать, как истинного вельможу. Ищите в нём не мишуру, кидающуюся в глаза, но отыскивайте золото, требующее внимания проницательного, и тогда, сравнивая золото одного и другого, отдадите вы преимущества Дмитриеву, ибо золота в нём более, и оно лучшей пробы.{{#tag:ref|Ответ на критику Булгариным его статьи «[[Известие о жизни и стихотворениях Ивана Ивановича Дмитриева]]»<ref>Ф. Б. Волшебный фонарь: Литература // Литературные листки. — 1824. — Ч. I. — № 2. — С. 62-63.</ref>.||group="К"}} <…> [с] [[Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова|предисловием]] к [[Бахчисарайский фонтан|«Фонтану»]] <…> я долго барахтался с цензурою, но одержал почти все победы. <…> [[Алексей Фёдорович Мерзляков|Мерзляков]] был моим цензором. Мерзляков — добрейшая душа, но на ней сидит Каченовский и какой-то пар университетского навоза.<ref>Русская Старина. — 1888. — Т. 60. — № 11. — С. 330-1.</ref>|Автор=[[Александр Александрович Бестужев|А. А. Бестужеву]], 9 марта 1824}}
 
{{Q|Ваше суждение о [[Карамзин]]е<ref>Н. Арцыбашев. Замечания на [[История государства Российского|Историю государства Российского]], сочинённую г. Карамзиным / предисловие М. П. Погодина // Московский вестник. — 1828. — Ч. 11. — № XIX--XX. — С. 289-294.</ref> такое, что едва ли Карамзин позволил бы себе объявить оное о вас: в ваших словах отзываются ободрительная доброжелательность, покровительство, всегда неуместные, когда их выказывают, но тем более неприличные, когда дело идёт о Карамзине. <…> Соглашаюсь с вами, что новое поколение учится лучше прежнего, <…> но признаюсь также: если преподаваемое ныне учение ведёт к образу мыслей, изложенных вами, <…> чтобы при весьма слабых правах в литературе говорить подобным диктаторским тоном о представителе нашего просвещения и образованности, то нельзя не пожалеть о худом направлении учения и не сознаться, что рассудительность, смирение и уважение к заслугам, видно, не приведены под итог преподаваемых наук.<ref>Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина. Кн. 2. — СПб., 1889. — С. 247-8.</ref><ref>Е. О. Ларионова. «Услышишь суд глупца…» (Журнальные отношения Пушкина в 1828-1830 гг.) // Пушкин в прижизненной критике, 1828—1830. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2001. — С. 20-21.</ref>|Автор=[[Михаил Погодин|М. П. Погодину]], 1828}}
Строка 34:
{{Q|Из Петерб. пишут и уверяют, что ваш одесский Пушкин застрелился{{#tag:ref|Ему об этом с сомнением написал А. И. Тургенев 15 июля<ref name="пж"/>. Слух распространился и по Москве, возможно, в связи с подготовкой [[w:Нессельроде, Карл Васильевич|К. В. Нессельроде]] высылки Пушкина из Одессы в Псков, о чём поэта 29 июля уведомил одесский градоначальник [[w:Гурьев, Александр Дмитриевич|А. Д. Гурьев]]<ref name="м1"/>.||group="К"}}. Я так уверен в пустоте этого слуха, что он меня нимало не беспокоит. J'espère, que Pouchkine ne sera jamais suicidé, que par une bête{{#tag:ref|Я надеюсь, что Пушкин никогда не будет убит, — разве каким-нибудь животным. (фр.)<ref name="м1"/>||group="К"}}.|Комментарий=21 июля 1824}}
 
{{Q|Если Пушкину есть возможность оставаться в Одессе, то пусть остаётся он для меня, чтобы провести несколько месяцев вместе. Мы создали бы вместе что-нибудь! А если он застрелился, то надеюсь, что мне завещал все свои бумаги. Если и вперёд застрелится, то прошу его именно так сделать. Бумаги мне, а барыш — кому он назначит. Вот так! Теперь умирай он себе, сколько хочет. Я ему не помеха!<ref name="м1">Б. Л. Модзалевский. Примечания // Пушкин А. С. Письма, 1815—1825 / Под ред. Б. Л. Модзалевского. — М.; Л.: Гос. изд-во, 1926. — С. 343-4, 514.</ref>|Комментарий=27 июля 1824}}
 
{{Q|… Крылов со всем умом и дарованием его на меня производит действие какого-нибудь сибирского [[w:сирокко|сирокко]]: охлаждает и сушит. От него на меня пышет душным холодом.<ref name="гг">И. А. Крылов в воспоминаниях современников / Сост. и комм. А. М. Гордина, М. А. Гордина. — М.: Художественная литература, 1982. — 503 с.</ref>|Комментарий=7 марта 1828}}
Строка 78:
 
{{Q|Ты можешь почерстветь в этой недоверчивости к людям, которою ты закалиться хочешь. И какое право имеешь ты на недоверчивость? Разве одну неблагодарность свою! Лучшие люди в России за тебя; многие из них даже деятельны за тебя; имя твоё сделалось народною собственностью. Чего тебе недостаёт? Я знаю чего, но покорись же силе обстоятельств и времени. Ты ли один терпишь, и на тебе ли одном обрушилось бремя невзгод, сопряжённых с настоящим положением не только нашим, но вообще европейским. Если припёрло тебя потеснее другого, то вини свой пьедестал, который выше другого. Будем беспристрастны: не сам ли ты частью виноват в своём положении? Ты сажал цветы, не сообразясь с климатом. Мороз сделал своё, вот и всё! Я не говорю, что тебе хорошо, но говорю, что могло бы быть хуже, и что будет хуже, если не станешь домогаться о лучшем и будешь перечить друзей своих. Осекая их попытки в твою пользу, кончишь тем, что и их парализуешь. <…> Гонение придаёт державную власть гонимому только там, где господствуют два раскола общественного мнения. [[Российская империя|У нас везде]] царствует одна православная церковь. Ты можешь быть силён у нас одною своею славою, тем, что тебя читают с удовольствием, с жадностию, но несчастие у нас не имеет силы ни на грош. Хоть будь в кандалах, то одни те же друзья <…> понесут на сердце своём твои железа, но их звук не разбудит ни одной новой мысли в толпе, в народе, который у нас мало чуток! <…> у нас никому нет места почётного. В библиотеках отведена тебе первая полка, но мы ещё не дожили до поры ''личного уважения''. В государственном человеке уважают кресты и чины, в авторе его книги <…>. В дубовом лесу мы не [[w:друиды|друиды]], а свиньи: дубам не поклоняемся, а [[s:Свинья под Дубом (Крылов)|жрём одни валяющиеся жёлуди]]. [[Оппозиция]] — у нас бесплодное и пустое ремесло во всех отношениях: она может быть домашним рукоделием про себя и в честь своих пенатов, если набожная душа отречься от неё не может, но промыслом ей быть нельзя. Она не в цене у народа.|Комментарий=28 августа 1825}}
 
{{Q|Карамзин очень доволен твоими трагическими занятиями и хотел отыскать для тебя [[w:Иоанн Московский|железный колпак]]{{#tag:ref|Его житие<ref name="м1"/>.||group="К"}}. Он говорит, что ты должен иметь в виду [[Борис Годунов (Пушкин)|в начертании]] характера [[Борис Годунов|Борисова]] дикую смесь: набожности и преступных страстей. Он бесперестанно перечитывал Библию и искал в ней оправдания себе. Эта противоположность драматическая! <…> Житие [[w:Василий Блаженный|Василия Блаженного]] напечатано особо. Да возьми повесть дядюшки твоего [[Василий Львович Пушкин|Василья]]: разве он не довольно блаженный для тебя. Карамзин говорит, что ты в колпаке немного найдёшь пищи, то есть, вшей. Все юродивые похожи! Жуковский уверяет, что и тебе надобно выехать в лицах юродивого.|Комментарий=6 сентября 1825 (добавление к предыдущему)}}
 
{{Q|:::Ты сам [[Дмитрий Хвостов|Хвостова]] подражатель,
Строка 98 ⟶ 100 :
{{Q|Большую часть оказанных мне ласк приписываю любви и признательности жителей к [[Александр I|нашему государю]] и ненависти их справедливой к пруссакам и австрийцам. Странная мысль была у царей, когда они [[w:Краковской республике|объявили Краков вольным городом]]. Впрочем там думают, что ему дана была свобода, чтобы спасти его от Австрии, которая метила на него, и избежание одной крайности служит ему утешением в другой. Город умрёт от свободы, но земля будет благоденствовать <…>. Крестьяне — счастливейшие из смертных: нет войска, нет случайных налогов. Этот уголок земли призван, может быть, провидением дать великий пример народам: одного должно бояться, чтобы тяжелое покровительство немецкое не подавляло всех добрых растений.<ref name="в63"/>|Комментарий=24 августа 1818, Варшава}}
 
{{Q|… [[w:Орлов, Михаил Фёдорович|Орлов]] <…> сердится на Карамзина за то, что он вместо «Истории» не написал басни, лестной родословному чванству народа русского{{#tag:ref|В несохранившемся письме Вяземскому, о котором также упоминал и А. С. Пушкин<ref name="пт"/> в заметке «Карамзин» (1824-25) и [[Критика и публицистика Александра Пушкина#«Отрывки из писем, мысли и замечания»|«Отрывках из писем, мыслей и замечаний»]] (1827).||group="К"}}. Я с ним воевал за это и верно не ласкал его. Теперь брошу тебе перчатку за [[w:Дюфур де Прадт, Доминик|Прадта]]. За что: бредни? Последний «Конгресс» его{{#tag:ref|[[w:Венский конгресс|«Du congrès de Vienne»]], 1815<ref name="пт"/>.||group="К"}} половполон мыслей: он так и рубит топором рассудка. Он записывает голоса европейские. Каждый из нас встречает в нём свои мысли. Конечно, конституционные сени в деспотических казармах — уродство в искусстве зодческом, и поляки это очень чувствуют. Нам от их сеней не тепло, но им от наших казарм очень холодно. Песня, которую он заладил о могуществе русском, доказывает только, что он о России пишет по соображениям ума; он видит великана и слышит, что пекутся о развитии нравственной силы этого Соловья-разбойника. Как же не бить в набат? Но подойди поближе, и страх пройдёт; он увидит, что этого богатыря принялись трясти в семьсот тысяч кулаков, и таким образом изнуряют его телесно; умственно и душевно. У дурака кровью — —<!--понос?-->, а он думает, что наслаждается и [[w:эпикуреизм|эпикурничает]]. Дай ему здоровую девку, сытую красавицу-свободу, кровь с молоком, и тогда держись Европа! То-то пойдут дети! А чего бояться от людской избы? Я смело говорю, что на штыки наши не надеюсь и не стал бы отвечать за успех в войне, хотя бы против Австрии. Чего ожидать от тела, в коем ни малейшего нет признака жизни? А жизнь ему не дастся под удушьем. Вынеси на свежий воздух, и тогда увидим, может ли оно вынести его резкость. Нет, — так околевай! Лучше в один раз, чем томиться в издыханиях гнилой кончины. Что же за власть ума, что за владычество просвещения, если этот труп может наложить руку на Европу живую! Я первый скажу: Франции, если спросили бы меня, кому хозяйничать в Европе: ей или России в нынешнем её положении. Что мне за дело! Спасая меня от голода, корми хотя ядом, только дай повременить. Я не знаю: варварские набеги на просвещение могли входить в план воспитания, составленный Провидением для образования гражданского общества, но ныне воспитание кончено. Первый потоп мог быть наказанием, второй был бы злодействием. <…> Или России переродиться, или не владычествовать ей в Европе!|Комментарий=начало ноября 1819}}
 
{{Q|[[w:Царство Польское#Правление Александра I|Открытие сейма]] было величественно, как и всякое зрелище, ознаменованное чем-то недюжинным. Государь произнёс свою речь твёрже прежнего. Всё двусмысленно, всё орудие обоюдное. Неужели это предписывается благоразумием и потребностями века? Ничего знать не могу: я человек больной, у меня кровь иногда кипит, иногда замерзает. Мне в нынешнем веке нельзя жить — вот это знаю. Пятьдесят лет назад я был бы Буфлером, героем Дмитриева, и славно. Теперь рвусь далее: всё блестящее в моих глазах померкло. ''Ощутительности'', или ''ничтожества'' — вот крик моего сердца, вот голос века. Баснями его не накормишь. Есть ещё другая жизнь перед нами — жизнь в гостях. В Европе со скуки не умру. Есть где уму, есть где волнению сердца, если не самому сердцу, поразгуляться. [[Волга]] не течёт по луговой стороне, но выкидывает свои воды на луга. <…>