Подорожник: различия между версиями
[досмотренная версия] | [непроверенная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Khanaon (обсуждение | вклад) м →См. также: лекарственные самые известные |
Illustr (обсуждение | вклад) |
||
Строка 10:
{{Q|Черта сердитого [[море|моря]] была выше на береге и далеко за мною; видна была граница, до которой докатывались бурные волны; тут они оставляли обломки, обрывки снастей и пену своей ярости. [[Трава]] не смела расти на месте, подверженном их нападению; но далее за границей расцветали в безопасности и подорожник, и [[цикорий]], и серебристая [[мать-и-мачеха]].|Автор=[[Николай Александрович Бестужев|Николай Бестужев]], «[[:s:Трактирная лестница (Бестужев)|Трактирная лестница]]», 1826}}
{{Q|Кучер твой справедливый человек, — задумчиво отвечал мне Касьян, — а тоже не без [[грех]]а. Лекаркой меня называют… Какая я лекарка!.. и кто может лечить? Это всё от [[бог]]а. А есть… есть [[травы]], [[цветы]] есть: помогают, точно. Вот хоть [[череда]], например, трава добрая для человека; вот подорожник тоже; об них и говорить не зазорно: чистые травки — божии. Ну, а другие не так: и помогают-то они, а грех; и говорить о них грех
{{Q|— [[Лошадь]]-то ихнюю зачем продали-с? Да помилосердуйте — куда же она годилась? Только [[сено]] даром ела. А у [[мужик]]а она всё-таки пахать может. А Мартыну Петровичу — коли вздумается куда выехать — стоит только у нас попросить. Мы в экипаже ему не отказываем. В нерабочие дни с нашим [[удовольствие]]м!
Строка 22:
— И [[перец]], может быть? — любопытствовал Фетюкович.|Автор=[[Фёдор Михайлович Достоевский|Фёдор Достоевский]], «[[Братья Карамазовы]]», 1880}}
{{Q|У широкой степной [[дорога|дороги]], называемой большим шляхом, ночевала отара [[овца|овец]]. Стерегли её два [[пастух]]а. Один, старик лет восьмидесяти, беззубый, с дрожащим лицом, лежал на животе у самой дороги, положив локти на пыльные листья подорожника; другой — молодой парень, с густыми чёрными бровями и безусый, одетый в рядно, из которого шьют дешёвые мешки, лежал на спине, положив руки под голову, и глядел вверх на [[небо]], где над самым его лицом тянулся [[Млечный путь]] и дремали звёзды
{{Q|Через шесть дней моя крепкая натура, вместе с помощью [[хинин]]а и настоя подорожника, победила [[болезнь]]. Я встал с постели весь разбитый, едва держась на ногах. Выздоровление совершалось с жадной быстротой
{{Q|Выйдя за ворота, Нехлюдов встретил на твёрдо убитой тропинке, по поросшему подорожником и [[клоповник]]ом выгону, быстро перебиравшую толстыми босыми ногами крестьянскую девушку в пестрой занавеске с пушками на ушах. Возвращаясь уже назад, она быстро махала одной левой рукой поперёк своего хода, правой же крепко прижимала к животу красного [[петух]]а.|Автор=[[Лев Николаевич Толстой|Лев Толстой]], «[[Воскресение]]», 1899}}
{{Q|В Дмитровском уезде (той же Орловской губернии) этот [[праздник]] сопровождается ещё «зазыванием снитки», от которой, якобы, зависит урожай хорошей [[капуста|капусты]]. Это то же самое [[растение]], которое всюду называется подорожником, а также «[[кукушка|кукушкой]]» (почему и самый праздник прозван «крещеньем кукушки»). Прибавленный обряд совершается после предыдущих и состоит в том, что девушки, поевши яичницы, разбиваются по соседним [[кустарник]]ам и ищут там эту обетованную траву для того, чтобы вырвать её с [[корень|корнем]], унести на другое место и там зарыть в землю
{{Q|Я возвращался домой полями. Была самая середина [[лето|лета]]. [[Луг]]а убрали и только что собирались косить [[рожь]].
Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые [[кашки]]; наглые [[маргаритки]]; молочно-белые с ярко-жёлтой серединой «[[ромашка|любишь-не-любишь]]» с своей прелой пряной вонью; жёлтая [[сурепка]] с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые [[тюльпан]]овидные [[колокольчик]]и; ползучие [[мышиный горошек|горошки]]; жёлтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные [[скабиоза|скабиозы]]; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; [[васильки]], ярко-синие на солнце и в [[молодость|молодости]] и голубые и краснеющие вечером и под [[старость]]; и нежные, с [[миндаль]]ным запахом, тотчас же вянущие, цветы [[повилика|повилики]]
{{Q|Сила великая. [[Сила]] всесвятая и благая. Всё, что пропитывалось ею, освещалось изнутри и возвеличивалось, всё начинало трепетать какими-то быстрыми внутренними биениями. Темнел вдали огромный [[дуб]], серел на тропинке пыльный подорожник, высоко в небе летела [[цапля]], вяло выползал из земли [[дождевой червь]]. Всё и всех жизнь принимала в себя, властительница светлая
{{Q|Машинист сразу успокоился, перестал протестовать и начал возиться со штофом. Через три минуты мы с Антошей жевали какие-то кисленькие [[лист]]ья, похожие на листья подорожника. Во рту как будто бы посвежело и похолодело, как от [[мята|мятных]] капель. Приятное ощущение было однако же непродолжительно: его заменила какая-то горечь, и жажда усилилась. Мы повесили носы
{{Q|''23 Апреля.'' Любимое [[время]], когда подорожник зеленеет и грязная [[дорога]] становится красавицей. Смотреть теперь на зелёную травку, которая скоро будет помята и загажена чужим скотом, ожидать, когда зацветут [[деревья]], которые скоро лягут под топорами, слушать [[песня|песню]] наивных птиц над гнёздами, которые разорят, и видеть постоянно перед [[глаза]]ми делёжку земли [[народ]]а, который завтра будет [[раб]]ом, ― невыносимая [[весна]]. Я говорю им каждому по отдельности: ― [[Немцы]] близко!<ref name="Дневники">''[[Михаил Михайлович Пришвин|М.М.Пришвин]]''. Дневники. 1918-1919. — М.: Московский рабочий, 1994 г.</ref>|Автор=[[Михаил Михайлович Пришвин|Михаил Пришвин]], «Дневники», 1918}}
{{Q|Ночью приходил старец Игнат из пещеры, за которым бегал пастух Минька, ― старец определил, что глаз Степану Климкову не вернуть ― ни [[молитва|молитвой]], ни заговором, ― но надо прикладывать подорожник, «чтобы не вытекли [[мозг]]и»
{{Q|Раздуваемое Алексеем дело всё шире расползалось по песчаным холмам над рекою; они потеряли свою золотистую окраску, исчезал серебряный блеск слюды, угасали острые искорки кварца, песок утаптывался; с каждым годом, вёснами, на нём всё обильнее разрастались, ярче зеленели сорные [[травы]], на тропах уже подорожник прижимал свой лист; [[лопух]] развешивал большие уши; вокруг фабрики [[деревья]] сада сеяли цветень; осенний [[лист]], изгнивая, удобрял жиреющий [[песок]].|Автор=[[Максим Горький]], «Дело Артамоновых», 1925}}
{{Q|Как [[рожь]] на полях, так в лугах тоже зацвели все [[злак]]и, и когда злачинку покачивало [[насекомое]], она окутывалась пыльцой, как золотым облаком. Все травы цветут и даже подорожники, ― какая трава подорожник, а тоже весь в белых бусинках
{{Q|По-польски я знал всего несколько слов. Я заблудился, попал в узкий проход между стенами. Он был вымощен треснувшими плитами. В трещинах цвёл подорожник. К стенам были привинчены чугунные фонари
{{Q|― Я разве жалуюсь! [[Народ]], говорю, вы бедовый. Вон шишки-то на головах, как [[слива|сливы]] спелые. Да вы подорожник прикладывайте, подорожник… А то ещё медный пятак хорошо помогает
{{Q|Впрочем, в моей молодости новые [[писатель|писатели]] уже почти сплошь состояли из людей [[город]]ских, говоривших много несуразного: один известный [[поэт]], ― он ещё жив, и мне не хочется называть его, ― рассказывал в своих стихах, что он шёл, «колосья [[пшено|пшена]] разбирая», тогда как такого [[растения]] в природе никак не существует: существует, как известно, [[просо]], зерно которого и есть пшено, а [[колос]]ья (точнее, метёлки) растут так низко,что разбирать их руками на ходу невозможно; другой ([[Константин Дмитриевич Бальмонт|Бальмонт]]) сравнивал [[лунь]], вечернюю птицу из породы [[сова|сов]], оперением седую, таинственно-тихую, медлительную и совершенно бесшумную при перелётах, ― со [[страсть]]ю («и страсть ушла, как отлетевший лунь»), восторгался цветением подорожника («подорожник весь в цвету!»), хотя подорожник, растущий на полевых дорогах небольшими зелёными листьями, никогда не цветёт...<ref>''[[Иван Алексеевич Бунин|Бунин И.А.]]'', «Гегель, фрак, метель». — М.: «Вагриус», 2008 г.</ref>|Автор=[[Иван Алексеевич Бунин|Иван Бунин]], «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948}}
Строка 53:
{{Q|Сутулится на крыльце Александр Дубинин, глядит на [[лес]]истые берега, на реку, на [[небо]]. Всё знакомо, каждый день видел эту реку, и эти берега. Усеянная камнем, скудная земля, но из неё, из каждой щели прёт [[жизнь]]. На притоптанной, жесткой, как железо, тропинке, нагло разбросал листья подорожник ― вот как мы: живём, не тужим!<ref>''[[Владимир Федорович Тендряков|В.Ф.Тендряков]]'', Собрание сочинений, том 1. Повести, — М., «Художественная литература», 1978 г.</ref>|Автор=[[Владимир Фёдорович Тендряков|Владимир Тендряков]], «Тройка, семёрка, туз», 1961}}
{{Q|Катерина вышла в заулок. До чего же хорошо дома, до чего зелено стало. Увезли по голой земле ― [[трава]] только проклевывалась и лист на [[берёза]]х был по медной копейке, а сейчас [[трава]] до бёдер. Тропка обросла, вся в широких листах [[панацея|панацеи]] ― чем больше топчут, тем упрямее растёт подорожник. В [[деревня|деревне]] тихо, слышно, как пищат над лугами [[чибис]]ы, и в перерывах между журчанием [[жаворонок|жаворонка]] слышен дальний голос [[кукушка|кукушки]]
{{Q|Выточишь себе шарик напильничком, миллиметра два-три в диаметре ― и к {{comment|херургу|sic! — это не ошибка, а лагерная терминология}}. И херург этот их тебе под кожу загоняет. Крайняя плоть которая… Подорожник пару дней поприкладываешь ― и на свидание… Некоторые, даже на [[свобода|свободу]] выйдя, шарики эти не удаляли. Отказывались…<ref>''[[Иосиф Александрович Бродский|Иосиф Бродский]]'', «Мрамор». — Ann Arbor: «Ardis», 1984 г. [http://lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_prose.txt Бродский И. Проза и эссе] (основное собрание)</ref>|Автор=[[Иосиф Александрович Бродский|Иосиф Бродский]], «Мрамор», 1982}}
|