Колымские рассказы: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Новая страница: «{{википедия}} «'''Колымские рассказы'''» — первый сборник (цикл) Варлам Шаламов|Варлама Ша…»
 
Нет описания правки
Строка 50:
{{Q|В больнице, как и в лагере, не выдавали ложек вовсе. Мы научились обходиться без вилки и ножа ещё в следственной тюрьме. Давно мы были обучены приёму пищи «через борт», без ложки — ни суп, ни каша никогда не были такими густыми, чтобы понадобилась ложка. Палец, корка хлеба и язык очищали дно котелка или миски любой глубины.|Автор=там же}}
 
{{Q|Больше половины своего рабочего времени Пётр Иванович тратил на разоблачение симулянтов. Он понимал, конечно, причины, которые толкали заключённых на симуляцию. Пётр Иванович сам был недавно заключеннымзаключённым, и его не удивляло ни детское упрямство симулянтов, ни легкомысленная примитивность их подделок. Пётр Иванович, бывший доцент одного из сибирских институтов, сам сложил свою научную карьеру в те же снега, где его больные спасали свою жизнь, обманывая его. Нельзя сказать, чтобы он не жалел людей. Но он был врачом в большей степени, чем человеком, он был специалистом прежде всего. Он гордился тем, что год общих работ не выбил из него врача-специалиста. Он понимал задачу разоблачения обманщиков вовсе не с какой-нибудь высокой, общегосударственной точки зрения и не с позиций морали. Он видел в ней, в этой задаче, достойное применение своим знаниям, своему психологическому умению расставлять западни, в которые должны были к вящей славе науки попадаться голодные, полусумасшедшие, несчастные люди. В этом сражении врача и симулянта на стороне врача было все — и тысячи хитрых лекарств, и сотни учебников, и богатая аппаратура, и помощь конвоя, и огромный опыт специалиста, а на стороне больного был только ужас перед тем миром, откуда он пришел в больницу и куда он боялся вернуться. Именно этот ужас и давал заключенномузаключённому силу для борьбы. Разоблачая очередного обманщика, Пётр Иванович испытывал глубокое удовлетворение: ещё раз он получает свидетельство жизни, что он хороший врач, что он не потерял квалификацию, а, наоборот, отточил, отшлифовал её, словом, что он ещё может…|Автор=«Шоковая терапия», 1956}}
 
{{Q|Поздняя осень, давно пора быть снегу, зиме. По краю белого небосвода много дней ходят низкие, синеватые, будто в кровоподтёках, тучи. А сегодня осенний пронизывающий ветер с утра стал угрожающе тихим. Пахнет снегом? Нет. Не будет снега. Стланик ещё не ложился. И дни проходят за днями, снега нет, тучи бродят где-то за сопками, и на высокое небо вышло бледное маленькое солнце, и всё по-осеннему…
Строка 90:
* [[Ягоды (Шаламов)|Ягоды]]
 
==О цикле==
==О цикле==
{{Q|… почему «Колымские рассказы» не давят, не производят гнетущего впечатления, несмотря на их материал. Я пытался посмотреть на своих героев со стороны. Мне кажется, дело тут в силе душевного сопротивления началам зла, в той великой нравственной пробе, которая неожиданно, случайно для автора и для его героев оказывается положительной пробой.
Опыт лагерной жизни — весь отрицательный. Даже день, даже час не надо там быть. Я видел много такого, чего человек не должен, не имеет права видеть. Душевные травмы — непоправимы. Душевные «обморожения» — необратимы. <…> И вдруг оказывается, что и душевных, и физических сил хватает ещё на что-то, что позволяет держаться, жить…|Автор=Варлам Шаламов, письмо [[Фрида Абрамовна Вигдорова|Фриде Вигдоровой]], 16 июня 1964}}
 
* см. [[письмаписьмо Варлама Шаламова#Письмо в «Литературную газету»|письмо Шаламова в «Литературную газету»]], 15 февраля 1972
 
{{Q|Представленные Шаламовым рассказы убедительно говорят о том, что «[[Один день Ивана Денисовича]]» Солженицына не только не исчерпал темы «Россия за колючей проволокой», но представляет пусть талантливую и самобытную, но ещё очень одностороннюю и неполную попытку осветить и осмыслить один из самых страшных периодов в истории нашей страны. <…> «Один день Ивана Денисовича» <…> нисколько не помогает уяснению того — «как дошла ты до жизни такой», как могло случиться, что в Советской стране лагери получили права гражданства, полноправно определили её лицо? Между тем, именно эта сторона вопроса более всего занимает людей и тревожит их совесть. Если важно и поучительно показать, как мужественно, терпеливо и не теряя человеческого достоинства, несли люди бремя нечеловеческих и унизительных условий существования, то ещё больше значения имеет показ средствами художника созданной для подавления человеческой личности системы, во всей её полноте, всех людей, которые её проводили, их психологии, потому что только вскрытие до конца этих страшнейших язв и их корней может предохранить от них в будущем.
Строка 101 ⟶ 102 :
<…> превращают в лагере человека в бессловесную униженную тварь молодцы с сытыми рожами в белых полушубках. <…>
Герои Шаламова пытаются, в отличие от Солженицынского, осмыслить навалившуюся на них беду, и в этом анализе и осмыслении заключается огромное значение <…> рассказов: без такого процесса никогда не удастся выкорчевать последствия того зла, которое мы унаследовали от сталинского правления.
Рассказы Шаламова написаны уверенной рукой литератора с несомненным художественным дарованием, человека с огромным опытом, сумевшего его обобщить и, воплотив в литературную форму, сделать этим полезное и нужное дело.
«Легализация» лагерной темы породила огромный поток конъюнктурных произведений, буквально все издательства и журналы завалены творениями людей, которые не прочь «подработать» на модном жанре, ставшем вдобавок, после Солженицына, сенсационным. В газетах уже публикуются литературные подделки, всяческие халтурные отрывки по поводу «культа». Очень страшно, что эта мутная волна, захлёстывающая литературу, потопит те талантливые, выстраданные и умные произведения о страшной народной беде, которые нужны как воздух, чтобы успокоить народную совесть и раз навсегда вбить осиновый кол в это поистине «проклятое прошлое».<ref name="во">С. Соловьёв. [https://shalamov.ru/research/265/ Олег Волков — первый рецензент «Колымских рассказов»] // Знамя». — 2015. — №2.</ref>|Автор=[[w:Волков, Олег Васильевич|Олег Волков]], внутренняя рецензия для [[w:Советский писатель|«Советского писателя»]], декабрь 1962}}
 
Строка 113 ⟶ 114 :
{{Q|По-моему, это лучшая проза в России за многие и многие годы. Читая в первый раз, я так следила за фактами, что не в достаточной мере оценила глубочайшую внутреннюю музыку целого. А может, и вообще лучшая проза двадцатого века.|Автор=[[Надежда Мандельштам]], [https://shalamov.ru/library/24/36.html письмо Шаламову], 2 сентября 1965}}
 
{{Q|Иван Денисович, при всём своём рабском бесправии и мучениях, был ещё живым человеком, — как были ещё живыми людьми и его товарищи по несчастью. В «Колымских же рассказах» бродят какие-то тени, почти мертвецы, когда-то бывшие живыми: они обмениваются отрывочными замечаниями, ссорятся, бранятся, ненавидят один другого, как будто иногда даже цепляются за жизнь, — но это подлинно «мёртвые души», мёртвые, убитые непрестанным страхом и всё растущим отчаянием. Каторга в этих рассказах не только сделала, но и окончательно доделала своё дело…<ref>[https://shalamov.ru/critique/193/ Русская мысль. — 1967 (конец августа).]</ref>|Автор=[[Георгий Викторович Адамович|Георгий Адамович]], «Стихи автора „Колымских рассказов“», 1967}}
{{Q|Разрозненные публикации Шаламова равносильны тому, как если бы картину [[Рембрандт]]а разрезать на куски.<ref name="ло">Варлам Шаламов. Колымские рассказы. London, Overseas Publications, 1978.</ref><ref name="е15">В. В. Валерий. [https://shalamov.ru/critique/283/ Процесс умолчания], 2015.</ref>|Комментарий=о предыдущих зарубежных публикациях|Автор=[[w:Геллер, Михаил Яковлевич|Михаил Геллер]], предисловие к первому полному изданию сборника}}
 
{{Q|Разрозненные публикации Шаламова равносильны тому, как если бы картину [[Рембрандт]]а разрезать на куски.<ref name="ло">Варлам Шаламов. Колымские рассказы. London, Overseas Publications, 1978.</ref><ref name="е15">В. В. ВалерийЕсипов. [https://shalamov.ru/critique/283/ Процесс умолчания], 2015.</ref>|Комментарий=о предыдущих зарубежных публикациях|Автор=[[w:Геллер, Михаил Яковлевич|Михаил Геллер]], предисловие к первому полному изданию сборника}}
 
{{Q|Литературный талант Шаламова подобен бриллианту. Эти рассказы — пригоршня алмазов.<ref name="е15"/>|Комментарий=вероятно, трюизм|Автор=[[w:Солсбери, Гаррисон|Гаррисон Солсбери]], 1980 или 1982}}
Строка 137 ⟶ 140 :
Шаламов чувствовал за собой призвание Нестора-летописца колымского народа, составившего не этническую, но социальную общность.<ref>[http://www.booksite.ru/fulltext/1sh/ala/mov/31.htm Предисловие к публикации «Колымских рассказов»] // Знамя. — 1989. — № 6.</ref>|Комментарий=рукописи всех 33 рассказов были в редакции 1,5 года до середины 1964<ref name="во"/><ref name="е15"/>|Автор=[[w:Лакшин, Владимир Яковлевич|Владимир Лакшин]], «Не уставал вспоминать…», 1989}}
 
{{Q|Когда-то в отрицательной рецензии на рассказы Шаламова проницательный критик написал, что герои его рассказов лишены социальных признаков, они — просто замученные люди, а автор — просто «абстрактный гуманист»<ref>В СССР с 1920-х это было ругательным определением. (М. Долинский. Комментарий и дополнения // Илья Ильф, Евгений Петров. Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска. — М.: Книжная палата, 1989. — С. 464.)</ref>, сострадающий им. За этой преамбулой прямо последовал вывод, что печатать рассказы нельзя. Он был прав, этот критик. Автор не отождествляет себя с классом, группой или иной социальной категорией. Он человек и обращается к другому человеку и тем самым — ко всему человечеству.<ref>От составителя / Шаламов В. Т. Колымские рассказы. — М.: Современник, 1991. — С. 523.</ref>|Комментарий=парафразировала в<ref>И. Сиротинская. От публикатора // Октябрь. — 1991. — №7. — С. 169.</ref><!--в т.ч. противоречит Шаламову-атеисту "обращается к Богу и людям" и тут же беспомощно поясняет это противоречие-->; упомянутая рецензия, очевидно, — искажённый парафраз Дремова и Петелина, или Э. С. Мороз|Автор=[[w:Сиротинская, Ирина Павловна|Ирина Сиротинская]], 1990<!--сдано в набор-->}}
 
{{Q|Многие воспринимали КР как мемуары.