«Симулякры» (англ. The Simulacra) — антиутопичный роман Филипа Дика, впервые изданный в 1964 году.

Логотип Википедии
В Википедии есть статья

Цитаты

править
  •  

Было девять утра. Нат Флайджер автоматически плеснул воды в чашку и стал «поить» живую протоплазму, входящую в состав звукозаписывающей системы «Ампек Ф-а2», которую хранил у себя в кабинете. Протоплазма была родом с Ганимеда, не испытывала боли и до сей поры не возражала против того, чтобы её сделали одним из элементов сложной электронной аппаратуры. Нервная система протоплазмы была примитивной, но как акустическому рецептору ей просто не было цены. — 1

 

It was nine in the morning. Nat Flieger reflexively poured water in a cup and fed the living protoplasm incorporated into the Ampek F-a2 recording system which he kept in his office; the Ganymedean life form did not experience pain and had not yet objected to being made over into a portion of an electronic system… neurologically it was primitive, but as an auditory receptor it was unexcelled.

  •  

[Он] поднял винтовку, заряженную шариками двуокиси углерода, тщательно прицелился и выстрелил. Устроившийся на дальней стене кабинета рекламыш упал на пол. Он проник сюда ночью и встретил хозяев кабинета своей писклявой трепотнёй. — 9

 

With his carbon dioxide-powered pellet rifle, [he] carefully shot the Nitz commercial as it hung pressed against the far wall of his cluttered office. It had squeezed in during the night, had greeted him in the morning with its tinny harangue.

  •  

— Отче наш, — обратился к потолку Дойл, — мы, жильцы коммунального жилого комплекса «Авраам Линкольн», молим Тебя благословить наше сегодняшнее собрание. Мы… э-э… просим Тебя, чтобы Ты милостиво разрешил нам собрать средства, необходимые для ремонта крыши, безотлагательность которого сделалась ясной каждому жильцу. Мы просим также, чтобы были исцелены наши хворые и чтобы при рассмотрении заявлений тех, кто возжелает жить вместе с нами, мы проявляли мудрость в выборе тех, кого допустить, а от кого отвернуться. Ещё мы просим о том, чтобы никто из посторонних не мог пробраться к нам и преступить спокойствие нашей законопослушной жизни. И наконец, особо просим о том, чтобы наша Николь Тибодо вылечилась от свища, который не позволяет ей в последнее время появляться перед нами на экранах телевизора и чтобы её головные боли не имели никакого отношения к несчастному случаю двухлетней давности, когда рабочий сцены позволил упасть на её голову куску декорации, отправившему её на несколько дней в госпиталь… Аминь!

 

"Heavenly father," Doyle read, "we the residents of the communal apartment building Abraham Lincoln beseech you to bless our assembly tonight. Um, we ask that in your mercy you enable us to raise the funds for the roof repairs which seem imperative. We ask that our sick be healed and that in processing applicants wishing to live amongst us we show wisdom in whom we admit and who we turn away. We further ask that no outsiders get in and disrupt our law-abiding, orderly lives and we ask in particular that lastly, if it be thy will, that Nicole Thibodeaux be free of her sinus headaches which have caused her not to appear before us on TV lately, and that those headaches not have anything to do with that time two years ago, which we recall, when that stagehand allowed that weight to fall and strike her on the head, sending her to the hospital for several days. Anyhow, amen."

  •  

… он считался в «Аврааме Линкольне» одним из самых главных радикалов, тех, кто хотел закрыть принадлежавшую комплексу среднюю школу и отправить своих детей в муниципальную, где их способности можно было сравнить со способностями детей из других комплексов.
Это была идея, вызвавшая особое противодействие. Тем не менее, за последние несколько недель она получила весьма ощутимую поддержку. Вероятно, причиной стало осознание, что для всех наступают необычные времена. В любом случае, осуществление этого предложения обернётся расширением кругозора детских умов! Дети «Авраама Линкольна» обнаружат, что люди из других жилых комплексов ничем не отличаются от них. Будут сломаны барьеры, разделяющие обитателей разных зданий, и возникнет новое взаимопонимание между людьми…
<…> однако консерваторы вовсе не считали это предложение своевременным. По их мнению, начинать такое смешение было слишком рано. Между детьми вспыхнут драки, ведь дети есть дети, они обязательно начнут доказывать друг другу, что именно их жилой комплекс выше и престижнее. Рано или поздно, разумеется, придётся пойти на такой шаг, но не сейчас, не так скоро.

 

… he was one of the radicals at The Abraham Lincoln who wanted to abolish the building's grammar school and send their children to a public grammar school where they would be exposed to children from other buildings entirely.
It was the kind of idea which met much opposition. And yet, in the last weeks, it had gained support. Perhaps they were entering an odd and unusual time. In any case, what a broadening experience it would be; their children would discover that people in other apartment buildings were no different from themselves. Barriers between people of all apartments would be torn down and a new understanding would come about.
<…> but the conservatives did not see it that way. Too soon, they said, for such mixing. There would be outbreaks of fights as the children clashed over which building was supreme. In time it would happen… but not now, not so soon.

  •  

Раньше существовали две партии (или даже три?), которые погрязли в расточительной борьбе за власть точно так же, как это делают сейчас отдельные жилые комплексы. Эти две (или три?) партии слились около 1985 года, как раз перед тем, как в СШЕА вступила Германия. И теперь существовала только одна партия, которая управляла устойчивым и мирным обществом, и каждый, согласно закону, был членом этого общества. Любой гражданин должен выполнять свои обязанности, посещать собрания и каждые четыре года участвовать в выборах нового der Alte — человека, который, как полагали, больше всего понравится Николь.
Было очень приятно сознавать, что они — народ — обладают властью решать, кто станет мужем Николь на очередные четыре года; в определённом смысле это давало избирателям наивысшую власть, власть даже над самой Николь. Взять, к примеру, хотя бы последнего её мужа, Рудольфа Кальбфляйша. Отношение между этим der Alte и Первой Леди были весьма прохладными, указывая на то, что она была не очень-то довольна этим последним выбором своего народа. Но, разумеется, будучи настоящей леди, она никогда этого не показывала в открытую.
Когда положение Первой Леди получило статус более высокий, чем самого президента? — спрашивалось в учебнике.
<…> именно публика и вызвала к жизни такую перемену. Может, это было результатом возрастающей потребности каждого в матери, жене, хозяйке — или, может, во всех трех женских ипостасях сразу? Во всяком случае, общество получило то, что хотело. У него появилась Николь, ставшая сразу всеми тремя ипостасями. И даже чем-то большим…

 

Once it had been two parties (or was it three?) which had engaged in wasteful quarrels, in struggles for power, just the way buildings fought now. The two—or three—parties had merged, about 1985, just before Germany entered the USEA. Now there was just the one party, which had ruled a stable and peaceful society, and everyone, by law, belonged to it. Everyone paid dues and attended meetings and voted, each four years, for a new der Alte—for the man they thought Nicole would like best.
It was nice to know that they, the people, had the power to decide who would become Nicole's husband, each four years; in a sense it gave to the electorate supreme power, even above Nicole herself. For instance, this latest man, Rudolf Kalbfleisch. Relations between this der Alte and the First Lady were quite cool, indicating that she did not like this most recent choice very much. But of course being a lady she would never let on.
When did the position of First Lady begin to assume stature greater than that of President? The text inquired. <…> the public which brought it about. Was it a need for mother, wife, mistress, or perhaps all three? Anyhow they got what they wanted; they got Nicole and she is certainly all three and more besides.

  •  

«Древняя цивилизация, — думал Чик. — Следующий, более глубокий слой вот-вот будет раскопан автоматическими экскаваторами, действующими в безвоздушной среде с малой силой тяжести, характерной для спутников планет-гигантов… Мы — как рудокопы-хищники на богатой жиле. В следующем слое могут обнаружиться комиксы, противозачаточные средства и пустые бутылки из-под кока-колы. Но власти не станут сообщать нам об этом. Кому захочется выяснить, что Солнечная система была освоена производителями кока-колы ещё два миллиона лет назад? Невозможно даже вообразить себе цивилизацию, построенную формой жизни, которая не придумала кока-колу. Можно ли в таком случае называть её цивилизацией?»

 

Old-time civilization, Chic said to himself. The next layer down, just on the verge of being uncovered by the autoshovels operating in the airless, near-weightless void of midspace, of the big-planet moons.
We're being robbed, he decided. The next layer down will be comic books, contraceptives, empty Coke bottles. But they—the authorities—won't tell us. Who wants to find out that the entire solar system has been exposed to Coca Cola over a period of two million years? It was, for him, impossible to imagine a civilization—of any kind of life form that had not contrived Coke. Otherwise, how could if authentically be called a "civilization"?

  •  

Что-то зашипело справа от него. Рекламыш, порождение фирмы Теодора Нитца, плотно прилип к боковому стеклу машины.
— Убирайся! — рявкнул Чик.
Однако рекламыш, преодолевая упругий поток встречного воздуха, пополз к щели между дверцей и кузовом. Ещё немного — и он протиснется внутрь кабины и вывалит на Чика свою информацию в самой наглой манере, характерной для всей продукции Нитца.
Правда, рекламыша, если он протиснется через щель, можно убить. Он был существом смертным и величиной не больше мухи. Поэтому рекламные агентства, подобно самой природе, насылали на потенциальных клиентов целые орды таких созданий. <…>
Чик раздавил его каблуком.

 

Something sizzled to the right of him. A commercial, made by Theodorus Nitz, the worst house of all, had attached itself to his car.
"Get off," he warned it. But the commercial, well-adhered, began to crawl, buffeted by the wind, towards the door and the entrance crack. It would soon have squeezed in and would be haranguing him in the cranky, garbagey fashion of the Nitz advertisements.
He could, as it came through the crack, kill it. It was alive, terribly mortal; the ad agencies, like nature, squandered hordes of them. <…>
Chic crushed it with his foot.

  •  

— Я считаю, — сказал Эмиль Старк, — что получи Третий рейх те виды оружия, которых ему недоставало, он бы протянул ещё лет пять, хотя и это представляется маловероятным. Он был обречён по собственной внутренней природе: в нацистской партии отсутствовал механизм, способный воспроизвести преемника Фюрера. Поэтому Германия распадётся на части, превратится в скопище крохотных, враждующих друг с другом государств, как это было до Бисмарка. <…> Помните, как Гесс представил Гитлера на одном из грандиозных партийных собраний? «Hitler ist Deutschland»… «Гитлер — это Германия». Он был совершенно прав. Отсюда вытекал вопрос: что будет после Гитлера? Потоп. И Гитлер прекрасно понимал это. Вообще говоря, не исключена даже возможность того, что Гитлер намеренно вёл свою страну к поражению. Хотя это весьма хитроумная психоаналитическая гипотеза.

 

"I think," Emil Stark said, "that if the Third Reich is given the weapons it needs it will survive its victory by perhaps five years—and very possibly not even that long. It's doomed by its very nature; there's absolutely no mechanism in the Nazi Party by which a successor to der Fuhrer can be produced. Germany will fragment, become a collection of small, nasty, quarrelling states as it was before Bismark. <…> Remember Hess's introduction of Hitler at one of the great Party rallies. 'Hitler ist Deutschland.' 'Hitler is Germany.' He was correct. Hence after Hitler what? The deluge. And Hitler knew it. As a matter of fact, there is some possibility that Hitler deliberately led his people to defeat. But that is a rather convoluted psychoanalytic theory. I personally find it too baroque for credence."

  •  

В небольшом домике, расположенном позади «Пристанища драндулетов номер три», сидел, закинув ноги на стол, Эл Миллер и, не выпуская из зубов сигары «Уппманн», наблюдал за прохожими на тротуаре, расположенном в центральной части городка Рино, штат Невада. Вокруг блестели драндулеты с развевающимися вымпелами, но Элу была видна словно бы чего-то ожидающая фигура, притаившаяся под огромной вывеской с надписью «Чокнутый Лука».
Но не только он мог видеть эту фигуру. По тротуару шли мужчина и женщина, перед ними бежал мальчишка. Вдруг он громко вскрикнул, высоко подпрыгнул и возбужденно замахал руками:
— Эй, глядите! Знаете, что это такое? Глядите, это папула.
— Ей-богу! — улыбнувшись, произнес мужчина. — И вправду она! Смотри, Марион, там одно из марсианских существ, вон, прячется под вывеской. Что если мы подойдём к нему поближе и поболтаем?
Он двинулся в направлении вывески, мальчик бежал рядом. Женщина, однако, продолжала идти по тротуару.
— Пойдём с нами, мам! — позвал мальчик.
Эл Миллер слегка коснулся пульта управления, спрятанного под рубашкой. Папула на шести коротеньких ножках выползла из-под вывески «Чокнутый Лука», и Эл заставил её ковылять в сторону тротуара. Несуразная круглая шляпа соскользнула набекрень, накрыв одну из антенн, глаза папулы двигались из стороны в сторону, пока в них не попало изображение женщины. Обнаружив добычу, папула потащилась за нею, к восторгу мальчика и мужчины.
— Смотри, пап, она идёт за мамой! Эй, мам, обернись и посмотри!
Женщина бросила взгляд назад, увидела большое, оранжевое, похожее на божью коровку существо и рассмеялась.
«Все любят папулу, — подумал Эл. — Ну погляди же на смешную марсианскую тварь… Поговори с ней, папула, поприветствуй симпатичную леди, которая смеётся над тобой».
Мысли папулы, направленные в адрес женщины, достигли и Эла. Марсианское существо здоровалось с леди, заверяло, что ему приятно с нею встретиться, успокаивало до тех пор, пока женщина не повернулась и не присоединилась к сыну и мужу, так что теперь все трое стояли вместе, воспринимая мысленные импульсы, исходившие от папулы, которая прибыла сюда, на Землю, не имея враждебных намерений, и которая даже неспособна причинять неприятности людям. Папула любила эту дружную семью, любила так же, как они любили её; именно об этом она сейчас им и говорила. И несла им нежность, тепло дружелюбия, к которым она была столь привычна на своей родной планете…
Каким всё-таки замечательным местом должен быть Марс!..
Именно так думали мужчина и женщина, убеждаясь в этом всё сильнее, по мере того как папула заливала им мозги своим дружеским отношением, своими воспоминаниями о родной планете. Чёрт возьми, да ведь общество на Марсе совсем не такое холодное, не такое шизоидное, как земное — никто там ни за кем не шпионит, не надо проходить бесконечные релпол-тесты, не надо сообщать еженедельно об их результатах домовым комитетам безопасности… Подумайте об этом, говорила им папула, пока они стояли, как пригвождённые к тротуару, неспособные сдвинуться с места. Вы сами себе хозяева, там, на Марсе, вы свободно обрабатываете землю на своей ферме, вы исповедуете свою собственную веру, вы просто становитесь самими собою! Взгляните на себя: вы боитесь даже просто постоять здесь и послушать. Боитесь…
Явно занервничавший мужчина повернулся к жене:
— Не лучше ли нам… уйти?
— О нет, — взмолился мальчишка. — Это же здоровско! Разве часто нам удается поговорить с папулой? Она, наверное, здесь и живет.
Мальчик кивнул в сторону «Пристанища», и Эл кожей почувствовал острый взгляд мужчины.
— Разумеется, — сказал тот. — Её привезли сюда, чтобы было проще продать этот хлам. Вот она и пудрит нам мозги, завлекая на Марс. — Зачарованность исчезла с его лица. — Где-то сидит, спрятавшись в укромном месте, человек и управляет этой тварью, — пояснил он сыну.
Однако, источала свои мысли папула, сказанное мной — истинная правда. Даже если это кажется всего лишь рекламой. Вы можете отправиться туда, на Марс, и самолично убедиться в этом. Ваша семья сможет увидеть всё это собственными глазами — если вы достаточно смелы, чтобы вырваться на свободу. Вы в состоянии сделать это? Разве вы не настоящий мужчина? Купите драндулет у Чокнутого Луки, купите, пока у вас ещё есть такая возможность, ведь вы же понимаете, что в один прекрасный день — и, может быть, не столь уж отдалённый, — энпэшники лишат вас этой возможности. И не станет «Пристанищ драндулетов». И исчезнет последняя трещина в стене авторитарного общества, через которую немногие счастливчики ещё в состоянии убежать…
Вновь взявшись за пульт управления, Эл добавил усиление. Воздействие мыслей папулы увеличилось, все больше овладевая волей мужчины.
Вы должны купить драндулет. Уплата в рассрочку, гарантийное обслуживание, широкий выбор моделей… Самое время заключить сделку, чего ждать?..
Мужчина сделал шаг в сторону домика, в котором находился Эл. А папула продолжала внушать.
Поспешите. В любую секунду власти могут прикрыть распродажу, и большая такая возможность вам уже никогда не представится…
— Это… Вот как они работают, — с трудом проговорил мужчина. — Животные заманивают людей. Гипноз. Нам нужно уйти отсюда.
Однако он так и не ушёл — было уже слишком поздно. Он собрался купить драндулет, и Эл, продолжая оставаться в конторе, подтягивал клюнувшую добычу.

 

In the little building at the back of Jalopy Jungle Number Three, Al Miller sat with his feet up on the desk, smoking an Upmann cigar and watching passers-by, the sidewalk and people and stores of downtown Reno, Nevada. Beyond the gleam of the new jalopies parked with flapping banners and streamers cascading from them he saw a shape waiting, hiding beneath the huge sign that spelled out LOONY LUKE.
And he was not the only person to see the shape; along the sidewalk came a man and woman with a small boy trotting ahead of them, and the boy, with an exclamation, hopped up and down, gesturing excitedly. "Hey, Dad, look! You know what it is? Look, <emphasis>it's the papoola."</emphasis>
"By golly," the man said with a grin, "so it is. Look, Marion, there's one of those Martian creatures hiding there under the sign. What do you say we go over and chat with it?" He started in that direction, along with the boy. The woman, however, continued along the sidewalk.
"Come on, Mom!" the boy urged.
In his office, Al Miller lightly touched the controls of the mechanism within his shirt. The papoola emerged from beneath the LOONY LUKE sign, and Al caused it to waddle on its six stubby legs towards the sidewalk, its round, silly hat slipping over one antenna, its eyes crossing and uncrossing as it made out the sight of the woman. The tropism being established, the papoola trudged after her, to the delight of the boy and his father.
"Look, Dad, it's following Mom! Hey Mom! Hey Mom, turn around and see!"
The woman glanced back, saw the platter-like organism with its orange bug-shaped body, and she laughed.
Everybody loves the papoola, Al thought to himself. See the funny Martian papoola. Speak, papoola; say hello to the nice lady who's laughing at you.
The thoughts of the papoola, directed at the woman, reached Al. It was greeting her, telling her how nice it was to meet her, soothing and coaxing her until she came back up the sidewalk towards it, joining her boy and husband so that now all three of them stood together, receiving the mental impulses emanating from the Martian creature which had come here to Earth with no hostile plans, no capacity to cause trouble. The papoola loved them, too, just as they loved it; it told them so right now—it conveyed to them the gentleness, the warm hospitality which it was accustomed to on its own planet.
What a wonderful place Mars must be, the man and woman were no doubt thinking, as the papoola poured out its recollections, its attitude. Gosh, it's not cold and schizoid, like Earth society; nobody spies on anybody else, grades their endless relpol tests, reports on them to building Security Committees week in, week out. Think of it, the papoola was telling them as they stood rooted to the sidewalk, unable to pass on. You're your own boss, there, free to work your farm land, believe your own beliefs, become <emphasis>yourself.</emphasis>
Look at you, afraid even to stand here listening. Afraid to.
In a nervous voice the man said to his wife, "We'd betterВ .В .В . go."
"Oh no," the boy said pleadingly. "I mean, gee, how often do you get to talk to a papoola? It must belong to that jalopy jungle there." The boy pointed, and Al found himself under the man's keen, observing scrutiny.
The man said, "Of course. They brought it here to sell jalopies. It's working on us right now, softening us up." The enchantment visibly faded from his face. "There's the fellow sitting in there operating it."
But the papoola thought, what I tell you is still true. Even if it is a sales pitch. You could go there, to Mars, yourself. You and your family can see with your own eyes—if you have the courage to break free. Can you do it? Are you a real man? Buy a Loony Luke jalopy; buy it while you still have the chance, because you know that some day, maybe not so long from now, the NP is going to crack down. And there will be no more jalopy jungles. No more crack in the wall of the authoritarian society through which a few—a few lucky people—can escape.
Fiddling with the controls at his mid-section, Al turned up the gain. The force of the papoola's psyche increased, drawing the man in, taking control of him. You must buy a jalopy, the papoola urged. Easy payment plan, service warranty, many models to choose from. This is the time to sign; don't delay. The man took a step towards the lot. Hurry the papoola told him. Any second now the authorities may close down the lot and your opportunity will be gone forever.
"This—is how they work it," the man said with difficulty. "The animal snares people. Hypnosis. We have to leave." But he did not leave; it was too late: he was going to buy a jalopy, and Al, in the office with his control box, was reeling the man in.

  •  

Эмигрируя [на Марс], человек мог приобрести соседей, купить пусть и фальшивое, но присутствие чего-то живого, обзавестись набором звуков и движений, характерных для человеческой деятельности (или хотя бы её механического заменителя), — для того, чтобы поднять свой моральный дух в новой окружающей среде, с её незнакомыми раздражителями или, возможно (упаси, Боже, от этого!), при полном отсутствии оных. И в дополнение к этому главному психологическому преимуществу, имелась здесь ещё и определённая практическая выгода. Группа симулякров, составляющая «Соседскую семью», распахивала участок земли, возделывала её, орошала, делала почву плодородной, высокопродуктивной. А урожай с неё доставался поселенцу-человеку, поскольку «Соседская семья», говоря юридическим языком, занимала периферийную часть его земли. Фактически, «Соседская семья» соседями не являлась — она являлась элементом обстановки, окружавшей владельца симов. Общение с ними, в сущности, было непрерывным диалогом с самим собой — «Соседская семья», если она функционировала надлежащим образом, улавливала самые сокровенные надежды и чаяния поселенца и подробно отвечала на его вопросы в членораздельной форме. С психотерапевтической точки зрения это была весьма полезная идея, с культурной же — бесплодный пустяк.

 

A man, when he emigrated, could buy neighbours, buy the simulated presence of life, the sound and motion of human activity—or at least its mechanical near-substitute to bolster his morale in the new environment of unfamiliar stimuli and perhaps, god forbid, no stimuli at all. And in addition to this primary psychological gain there was a practical secondary advantage as well. The famnexdo group of simulacra developed the parcel of land, tilled it and planted it, irrigated it, made it fertile, highly productive. And the yield went to the human settler because the famnexdo group, legally speaking, occupied the peripheral portions of his land. The famnexdo were actually not next-door at all; they were part of their owner's entourage. Communication with them was in essence a circular dialogue with oneself; the famnexdo, it they were functioning properly, picked up the covert hopes and dreams of the settler and detailed them back in an articulated fashion. Therapeutically, this was helpful, although from a cultural standpoint it was a trifle sterile.

Перевод

править

Н. Романецкий, 2004