Размышления по поводу книги Гельвеция «Об уме»
«Размышления по поводу книги Гельвеция „Об уме“» (фр. Réflexions sur le livre De l'esprit par M. Helvétius) — рецензия Дени Дидро осени 1758 года, впервые опубликованная лишь в 1875.
Цитаты
править… главная особенность книги в том, что её приятно читать, даже когда она трактует о самых сухих материях, ибо всё это пересыпано множеством забавных историй, облегчающих её чтение. Автор поясняет свою мысль о злоупотреблении словами на примере материи, времени и пространства. При этом он очень краток и немногословен, и нетрудно догадаться почему. Ведь сказанного достаточно, чтобы указать правильный путь человеку, умеющему рассуждать, или заставить возопить тех, кто по долггу службы пускает нам пыль в глаза… | |
… c’est le caractère principal de l’ouvrage, d’être agréable à lire dans les matières les plus sèches, parce qu’il est semé d’une infinité de traits historiques qui soulagent. L’auteur fait l’application de l’abus des mots à la matière, au temps et à l’espace. Il est ici fort court et fort serré ; et il n’est pas difficile de deviner pourquoi. Il en a assez pour mettre un bon esprit sur la voie, et pour faire jeter les hauts cris à ceux qui nous jettent de la poussière aux yeux par état… |
Автор не дошёл до того, чтобы смотреть на деспотизм как на отвратительное чудовище, и потому не сумел придать этим главам больше яркости и силы. Хотя в них много смелых истин, они несколько вялы. | |
Il n’a manqué à l’auteur que de voir le despotisme comme une bête assez hideuse pour donner à ces chapitres plus de coloris et de force. Quoique remplis de vérités hardies, ils sont un peu languissants. |
Это роизведение написано чрезмерно методически, и это один из его главных недостатков. Во-первых, потому что методичность, когда она бьёт в глаза, вызывает у читателя охлаждение, представляется чем-то медлительным и тягостным; во-вторых, потому что она лишает всё содержание налёта свободы и гениальности; <…> в-четвёртых (и это в особенности относится к рассматриваемому произведению), потому что нет ничего, что требовало бы для своего доказательства меньше аффектации, меньше шума и больше скромности, чем парадокс. Парадоксальный автор никогда не должен разбрасываться словами, но всегда должен доказывать: он должен проникать в душу своего читателя незаметно, а не грубой силой. Таково мастерство Монтеня, который и не думает доказывать, но, однако, преуспевает в том, препровождая вас от белого к чёрному и наоборот. К тому же подчеркнутая методичность похожа на леса, оставленные после того, как постройка уже возведена. Она необходима для работы, но не должна быть видна после того, как работа уже закончена. Методичность выдает ум слишком спокойный, слишком владеющий собой. Изобретательный ум волнуется, движется, мечется в беспорядке — он ищет; методический ум расстанавливает и упорядочивает, полагая, что всё уже найдено. <…> Если бы всё написанное автором было нагромождено в хаотическом беспорядке и скрытый порядок существовал только в уме автора, его книга была бы бесконечно более привлекательной и вопреки первому впечатлению бесконечно более опасной. Прибавьте к этому, что она полна анекдотов. Но анекдоты хороши в устах и в произведениях человека, который как бы забавляется и дурачится, не преследуя никакой другой цели, тогда как от методического автора ждут не частных примеров, но обилия доводов и умеренности в изложении фактов. <…> В произведении <…> есть выражения, которые обыкновенно употребляются в свете в дурном смысле и которым автор без всякого предупреждения придает совершенно иное значение. <…> Есть важные главы, которые только намечены. Десятью годами раньше это произведение было бы совершенной новинкой, но в настоящее время сделано столько успехов в распространении философского духа, что в нём находишь мало нового. Это, собственно, введение в «Дух законов», хотя автор не всегда согласен с Монтескье. Просто непостижимо, почему эта книга, написанная специально для всей нации — ибо всё в ней ясно, всё занятно, — покоряющая своим очарованием и неизменно рисующая женский пол кумиром её автора, книга, представляющая собой, в сущности, речь в защиту низов против верхов и появившаяся в эпоху, когда все угнетенные сословия достаточно громко выражают своё недовольство, когда дух возмущения, как никогда, в моде, а правительство ни чрезмерно любимо, ни слишком уважаемо, — удивительно, почему она, вопреки всему этому, восстановила против себя почти всех. <…> Стиль этого произведения пестрит всеми цветами радуги: он шаловлив, поэтичен, строг, возвышен, легок, высок, остроумен, блистателен — словом, как раз такой, какой требуется автору и какого требует тема. Подведем итог. Книга «Об уме»— произведение выдающегося человека. В ней много ложных общих принципов, но зато и бесчисленное множество частных истин. Автор возвысил метафизику и мораль, и всякий уважающий себя писатель, который захочет рассуждать о тех же предметах, обязан будет считаться с этим произведением. Орнаментальная сторона произведения, учитывая размеры всей постройки, незначительна. Плоды вымысла несут печать чрезмерной обработки; между тем ничто так не выигрывает от небрежности и непринужденности, как вымысел. Всеобщее возмущение этим произведением показывает, может быть, как много у нас лицемеров от добродетели. Доказательства автора часто слишком слабы, если принять во внимание категоричность суждений, которые высказываются четко и ясно. Но в целом это страшный удар по всякого рода предрассудкам, так что произведение это будет полезно людям. Хотя оно не отличается гениальностью, <…> со временем оно создаст автору репутацию и будет причислено к великим книгам века. — конец | |
Cet ouvrage est très-méthodique ; et c’est un de ses défauts principaux : premièrement, parce que la méthode, quand elle est d’appareil, refroidit, appesantit et ralentit ; secondement, parce qu’elle ôte à tout l’air de liberté et de génie ; <…> quatrièmement, et cette raison est particulière à l’ouvrage, c’est qu’il n’y a rien qui veuille être prouvé avec moins d’affectation, plus dérobé, moins annoncé qu’un paradoxe. Un auteur paradoxal ne doit jamais dire son mot, mais toujours ses preuves : il doit entrer furtivement dans l’âme de son lecteur, et non de vive force. C’est le grand art de Montaigne, qui ne veut jamais prouver, et qui va toujours prouvant, et me ballottant du blanc au noir, et du noir au blanc. D’ailleurs, l’appareil de la méthode ressemble à l’échafaud qu’on laisserait toujours subsister après que le bâtiment est élevé. C’est une chose nécessaire pour travailler, mais qu’on ne doit plus apercevoir quand l’ouvrage est fini. Elle marque un esprit trop tranquille, trop maître de lui-même. L’esprit d’invention s’agite, se meut, se remue d’une manière déréglée ; il cherche. L’esprit de méthode arrange, ordonne, et suppose que tout est trouvé… <…> Si tout ce que l’auteur a écrit eût été entassé comme pêle-mêle, qu’il n’y eût eu que dans l’esprit de l’auteur un ordre sourd, son livre eût été infiniment plus agréable, et, sans le paraître, infiniment plus dangereux… Ajoutez à cela qu’il est rempli d’historiettes : or, les historiettes vont à merveille dans la bouche et dans l’écrit d’un homme qui semble n’avoir aucun but, et marcher en dandinant et nigaudant ; au lieu que ces historiettes n’étant que des faits particuliers, on exige de l’auteur méthodique des raisons en abondance et des faits avec sobriété… <…> Il y a dans cet ouvrage des <…> expressions qui se prennent dans le monde communément en mauvaise part, et auxquels l’auteur donne, sans en avertir, une acception différente. <…> Il y a des chapitres importants, qui ne sont que croqués… Dix ans plus tôt, cet ouvrage eût été tout neuf ; mais aujourd’hui l’esprit philosophique a fait tant de progrès, qu’on y trouve peu de choses nouvelles… C’est proprement la préface de l’Esprit des lois, quoique l’auteur ne soit pas toujours du sentiment de Montesquieu… Il est inconcevable que ce livre, fait exprès pour la nation, car partout il est clair, partout amusant, ayant partout du charme, les femmes y paraissant partout comme les idoles de l’auteur, étant proprement le plaidoyer des subordonnés contre leurs supérieurs, paraissant dans un temps où tous les ordres foulés sont assez mécontents, où l’esprit de fronde est plus à la mode que jamais, où le gouvernement n’est ni excessivement aimé, ni prodigieusement estimé ; il est bien étonnant que, malgré cela, il ait révolté presque tous les esprits. <…> Le style de cet ouvrage est de toutes les couleurs, comme l’arc-en-ciel : folâtre, poétique, sévère, sublime, léger, élevé, ingénieux, grand, éclatant, tout ce qu’il plaît à l’auteur et au sujet… Résumons. Le livre de l’Esprit est l’ouvrage d’un homme de mérite. On y trouve beaucoup de principes généraux qui sont faux ; mais, en revanche, il y a une infinité de vérités de détail. L’auteur a monté la métaphysique et la morale sur un haut ton ; et tout écrivain qui voudra traiter la même matière, et qui se respectera, y regardera de près. Les ornements y sont petits pour le bâtiment. Les choses d’imagination sont trop faites : il n’y a rien qui aime tant le négligé et l’ébouriffé que la chose imaginée. La clameur générale contre cet ouvrage montre peut-être combien il y a d’hypocrites de probité. Souvent les preuves de l’auteur sont trop faibles, eu égard à la force des assertions ; les assertions étant surtout énoncées nettement et clairement. Tout considéré, c’est un furieux coup de massue porté sur les préjugés en tout genre. Cet ouvrage sera donc utile aux hommes. Il donnera par la suite de la considération à l’auteur ; et quoiqu’il n’y ait pas le génie, <…> il sera pourtant compté parmi les grands livres du siècle. |
Перевод
правитьП. С. Юшкевич (1935) под ред. К. А. Киспоева (Дени Дидро. Сочинения в 2 томах. Т. 2. — М.: Мысль, 1991. — С. 44-51.)