Просто христианство

«Просто христианство» — христианская апологетическая книга Клайва Льюиса (1952).

Книга I. Добро и зло как ключ к пониманию Вселенной

Закон человеческой природы (The Law of Human Nature)

	Ссориться — значит стараться показать, что другой человек не прав. И в этом старании не было бы смысла, если бы между вами и им не существовало какого-то рода согласия в том, что такое добро и что такое зло.
	Quarrelling means trying to show that the other man is in the wrong. And there would be no sense in trying to do that unless you and he had some sort of agreement as to what Right and Wrong are.

Сегодня, когда мы говорим о «законах природы», мы обычно подразумеваем такие вещи, как силы тяготения, или наследственность, или химические законы. Но когда мыслители древности называли законы добра и зла «законами природы» они подразумевали под этим «закон человеческой природы». Их идея состояла в том, что, как все физические тела подчиняются закону тяготения, как все организмы подчиняются биологическим законам, так и существо по имени человек имеет свой закон — с той великой разницей, однако, что физическое тело не может выбирать, подчиняться ли ему закону тяготения или нет, тогда как человек имеет право выбора — подчиняться ли ему закону человеческой природы или нарушать его.

Nowadays, when we talk of the “laws of nature” we usually mean things like gravitation, or heredity, or the laws of chemistry. But when the older thinkers called the Law of Right and Wrong “the Law of Nature,” they really meant the Law of Human Nature. The idea was that, just as all bodies are governed by the law of gravitation and organisms by biological laws, so the creature called man also had his law-with this great difference, that a body could not choose whether it obeyed the law of gravitation or not, but a man could choose either to obey the Law of Human Nature or to disobey it.

	Если бы нацисты не знали в глубине своего сердца так же хорошо, как и мы с вами, что им следовало подчиняться голосу добра, если бы они не имели представления о том, что мы называем добром, то, хотя нам и пришлось бы воевать против них, мы смогли бы их винить в содеянном ими зле не более, чем в цвете их волос.
	What was the sense in saying the enemy were in the wrong unless Right is a real thing which the Nazis at bottom knew as well as we did and ought to have practised? If they had had no notion of what we mean by right, then, though we might still have had to fight them, we could no more have blamed them for that than for the colour of their hair.

	Люди расходились во взглядах на то, по отношению к кому не следует быть эгоистичным, — только ли к членам своей семьи, или к тем, кто живет вокруг, или вообще ко всем людям. Однако они всегда были согласны в том, что не следует ставить на первое место самого себя. Эгоизм никогда и нигде не считался похвальным качеством.
	Men have differed as regards what people you ought to be unselfish to — whether it was only your own family, or your fellow countrymen, or everyone. But they have always agreed that you ought not to put yourself first. Selfishness has never been admired.

Если мы не верим в реальную значимость порядочного поведения, почему тогда мы так ревностно оправдываем свое не совсем порядочное поведение? Правда состоит в том, что мы верим в порядочность настолько глубоко — мы испытываем на себе такое сильное давление этого закона или правила, — что не в состоянии вынести того факта, что нарушаем его, и в результате пытаемся списать свою ответственность за нарушение на кого-то или на что-то другое.

If we do not believe in decent behaviour, why should we be so anxious to make excuses for not having behaved decently? The truth is, we believe in decency so much — we feel the Rule or Law pressing on us so — that we cannot bear to face the fact that we are breaking it, and consequently we try to shift the responsibility.

Некоторые возражения (Some Objections)

	Нравственный закон не есть некий отдельный инстинкт или какой-то набор инстинктов. Это нечто (назовите это добродетелью или правильным поведением), направляющее наши инстинкты, приводящее их в соответствие с окружающей жизнью.
	The Moral Law is not any one instinct or any set of instincts: it is something which makes a kind of tune (the tune we call goodness or right conduct) by directing the instincts.

	Самая опасная вещь, на которую способен человек, — это избрать какой-то из присущих ему природных импульсов и следовать ему всегда, любой ценой. Нет у нас ни одного инстинкта, который не превратил бы нас в дьяволов, если бы мы стали следовать ему как некоему абсолютному ориентиру.
	The most dangerous thing you can do is to take any one impulse of your own nature and set it up as the thing you ought to follow at all costs. There is not one of them which will not make us into devils if we set it up as an absolute guide.

Что скрывается за законом (What Lies Behind the Law)

	Предположим, когда-нибудь наука станет настолько совершенной, что постигнет каждую частицу Вселенной; не ясно ли, что на вопросы «Почему существует Вселенная?», «Почему она ведет себя так, а не иначе?» и «Есть ли какой-нибудь смысл в ее существовании?» тогда, как и теперь, ответа не будет.
	Supposing science ever became complete so that it knew every single thing in the whole universe. Is it not plain that the questions, “Why is there a universe?” “Why does it go on as it does?” “Has it any meaning?” would remain just as they were?

Идея творческой эволюции очень многих привлекает тем, что она не лишает удовольствия верить в Бога, но в то же время освобождает человека от не очень приятных последствий, вытекающих из Его существования. Когда у вас прекрасное здоровье, и солнце сияет, и вы не хотите думать о том, что вся Вселенная — лишь механический танец атомов, приятно поразмышлять о великой таинственной силе, которая струится через века, неся вас на себе. Если, с другой стороны, вы хотите сделать что-то бесчестное, то сила жизни, будучи слепой, лишенной разума и нравственных понятий, не станет вмешиваться в ваши намерения, как вмешивается тот назойливый бог, про которого нам рассказывали в детстве. Сила жизни — это своего рода ручной, укрощенный бог.

One reason why many people find Creative Evolution so attractive is that it gives one much of the emotional comfort of believing in God and none of the less pleasant consequences. When you are feeling fit and the sun is shining and you do not want to believe that the whole universe is a mere mechanical dance of atoms, it is nice to be able to think of this great mysterious Force rolling on through the centuries and carrying you on its crest. If, on the other hand, you want to do something rather shabby, the Life-Force, being only a blind force, with no morals and no mind, will never interfere with you like that troublesome God we learned about when we were children. The Life-Force is a sort of tame God.

У нас есть основание для беспокойства (We Have Cause to Be Uneasy)

	Из нравственного закона вы больше узнаете о Боге, чем из наблюдения за Вселенной, точно так же как вы больше узнаете о человеке, слушая, как и что он говорит, нежели созерцая построенный им дом.
	You find out more about God from the Moral Law than from the universe in general just as you find out more about a man by listening to his conversation than by looking at a house he has built.

	Бог — наше единственное утешение, и ничто не вызывает в нас большего ужаса, чем Он: в Нем мы сильнее всего нуждаемся и от Него же больше всего хотим спрятаться. Он — наш единственный возможный союзник, а мы сделали себя Его врагами.
	God is the only comfort, He is also the supreme terror: the thing we most need and the thing we most want to hide from. He is our only possible ally, and we have made ourselves His enemies.

	Только после того, как вы осознаете, что нравственный закон действительно существует, как существует и сила, стоящая за ним, и что вы нарушили этот закон и повели себя неверно в отношении этой силы, — только тогда, и ни секундой раньше, христианство станет обретать для вас смысл.
	It is after you have realised that there is a real Moral Law, and a Power behind the law, and that you have broken that law and put yourself wrong with that Power — it is after all this, and not a moment sooner, that Christianity begins to talk.

В религии — как на войне, как в других ситуациях: покой (утешение) нельзя обрести, если искать только его. Вот если вы будете искать истину, то, возможно, в конце концов обретете и покой; а если все ваши поиски направлены на покой, вы не найдете ни его, ни истины. Все, что вы найдете, — это пустые речи да помышления, которые будут вам казаться истиной в начале пути, в конце же его вас ждет безнадежное отчаяние.

In religion, as in war and everything else, comfort is the one thing you cannot get by looking for it. If you look for truth, you may find comfort in the end: if you look for comfort you will not get either comfort or truth — only soft soap and wishful thinking to begin with and, in the end, despair.

Книга II. Во что верят христиане

Противоречивые понятия о Боге (The Rival Conceptions of God)

Если вы атеист, вам приходится верить, что в основе всех религий мира кроется одна гигантская ошибка. Если вы христианин, вы свободны думать, что все религии, в том числе самые странные, содержат хотя бы крупинку истины. <…> Но безусловно, быть христианином — значит не сомневаться, что всюду, где христианство расходится во взглядах с другими религиями, христианство право, а другие религии ошибаются. Как в арифметике: возможен лишь один правильный ответ на задачу, все остальные — неверны; но некоторые из неверных ответов ближе к верному, чем другие.

If you are an atheist you do have to believe that the main point in all the religions of the whole world is simply one huge mistake. If you are a Christian, you are free to think that all these religions, even the queerest ones, contain at least some hint of the truth. <…> But, of course, being a Christian does mean thinking that where Christianity differs from other religions, Christianity is right and they are wrong. As in arithmetic — there is only one right answer to a sum, and all other answers are wrong: but some of the wrong answers are much nearer being right than others.

Попытка доказать, что Бога нет — иными словами, что вся объективная реальность лишена смысла, — вынуждала меня допустить, что, по крайней мере, какая-то часть объективной реальности, моя идея справедливости, смысл имеет. Следовательно, атеизм оборачивается крайне примитивной идеей. Ведь если бы Вселенная не имела смысла, мы бы никогда не смогли обнаружить, что она не имеет смысла; точно так, как если бы во Вселенной не было света и, следовательно, не было бы существ с глазами, мы бы никогда не обнаружили, что нас окружает тьма.

Thus in the very act of trying to prove that God did not exist — in other words, that the whole of reality was senseless — I found I was forced to assume that one part of reality — namely my idea of justice — was full of sense. Consequently atheism turns out to be too simple. If the whole universe has no meaning, we should never have found out that it has no meaning: just as, if there were no light in the universe and therefore no creatures with eyes, we should never know it was dark. Dark would be without meaning.

Вторжение (The Invasion)

	Если бы христианство предлагало вам такое объяснение Вселенной, какого мы всегда ожидали, я бы посчитал, что мы сами изобрели его. Но, право же, непохожа эта религия на чье-то изобретение. Христианству свойствен тот странный изгиб, который характерен для реальных, объективно существующих вещей.
	If it offered us just the kind of universe we had always expected, I should feel we were making it up. But, in fact, it is not the sort of thing anyone would have made up. It has just that queer twist about it that real things have.

Зло, если вы пристальнее всмотритесь в него, почти всегда окажется дурным путем к добрым целям. Вы можете быть хорошим ради самого добра; но не можете быть злым ради самого зла. Вы способны совершить хороший поступок и тогда, когда не испытываете прилива доброты, когда этот поступок не доставляет вам удовольствия, просто по той причине, что делать добро — правильно. Но никто еще не совершал жестокого поступка только потому, что жестокость — это что-то неправильное. Люди бывают жестоки лишь тогда, когда это приносит им удовольствие или пользу. Иными словами, зло не может преуспевать от того, что оно зло, тогда как добро может преуспевать лишь в силу того, что оно добро. Добро, так сказать, вещь в себе, оно существует само по себе, тогда как зло представляет из себя испорченное добро.

I do mean that wickedness, when you examine it, turns out to be the pursuit of some good in the wrong way. You can be good for the mere sake of goodness: you cannot be bad for the mere sake of badness. You can do a kind action when you are not feeling kind and when it gives you no pleasure, simply because kindness is right; but no one ever did a cruel action simply because cruelty is wrong — only because cruelty was pleasant or useful to him. In other words badness cannot succeed even in being bad in the same way in which goodness is good. Goodness is, so to speak, itself: badness is only spoiled goodness.

Чтобы совратиться, сила зла должна была существовать и обладать разумом и волей. Но существование, разум и воля сами по себе — добро. Таким образом, сила зла должна была получить все это от силы добра; даже для того, чтобы стать плохой, силе зла пришлось бы позаимствовать или украсть все необходимое у своего оппонента. Становится ли вам яснее, почему христианство всегда говорило, что дьявол — это падший ангел? Это не просто сказка для детей. Это глубокая истина, свидетельствующая о том, что зло — паразит, а не что-то изначальное и самостоятельное.

To be bad, he must exist and have intelligence and will. But existence, intelligence and will are in themselves good. Therefore he must be getting them from the Good Power: even to be bad he must borrow or steal from his opponent. And do you now begin to see why Christianity has always said that the devil is a fallen angel? That is not a mere story for the children. It is a real recognition of the fact that evil is a parasite, not an original thing.

Ошеломляющая альтернатива (The Shocking Alternative)

	Если кто-то свободен делать добро, он свободен делать зло. Именно свободная воля сделала возможным зло. Почему же тогда Бог дал созданиям Своим свободу воли? Потому что без свободной воли, хотя она и обусловливает появление зла, невозможны истинная любовь, доброта, радость и все то, что представляет ценность в мире.
	If a thing is free to be good it is also free to be bad. And free will is what has made evil possible. Why, then, did God give them free will? Because free will though it makes evil possible, is also the only thing that makes possible any love or goodness or joy worth having.

Если Бог считает, что состояние войны во Вселенной не слишком высокая плата за свободу воли, и именно поэтому сотворил мир, в котором Божьи создания могут сознательно выбирать между добром и злом, а не игрушечный мир марионеток, которых Он водил бы, дергая за ниточки, — значит, мы должны согласиться, что свободная воля стоит этого. Только в мире, основанном на свободном выборе между добром и злом, может происходить что-то значительное.

If God thinks this state of war in the universe a price worth paying for free will — that is, for making a live world in which creatures can do real good or harm and something of real importance can happen, instead of a toy world which only moves when He pulls the strings — then we may take it it is worth paying.

Сатана вложил в головы наших далёких предков идею, что они могут стать «как боги», — могут устроить всё по-своему, как если бы они сотворили себя сами; что человек может быть сам себе хозяин и изобрести для себя какое-то счастье, от Бога независимое. Из этой-то безнадёжной попытки произошло почти всё то, что определило человеческую историю, — деньги, нищета, тщеславие, войны, проституция, классы, империи, рабство, — долгую и ужасную историю человека, пытающегося найти секрет счастья, минуя Бога.

What Satan put into the heads of our remote ancestors was the idea that they could “be like gods” — could set up on their own as if they had created themselves — be their own masters — invent some sort of happiness for themselves outside God, apart from God. And out of that hopeless attempt has come nearly all that we call human history — money, poverty, ambition, war, prostitution, classes, empires, slavery — the long terrible story of man trying to find something other than God which will make him happy.

	Бог — горючее, на которое рассчитан наш дух, пища, которая ему необходима. Альтернативы не существует. Вот почему не имеет смысла просить Бога, чтобы он сделал нас счастливыми по нашему вкусу, не обременяя никакой религией. Бог не может дать нам счастье и мир без Него Самого, потому что без Него счастья и мира просто нет.
	He Himself is the fuel our spirits were designed to burn, or the food our spirits were designed to feed on. There is no other. That is why it is just no good asking God to make us happy in our own way without bothering about religion. God cannot give us a happiness and peace apart from Himself, because it is not there. There is no such thing.

Простой смертный, который утверждал бы то, что говорил Иисус, был бы не великим учителем нравственности, а либо сумасшедшим вроде тех, кто считает себя Наполеоном или чайником, либо самим дьяволом. Другой альтернативы быть не может: либо этот человек — Сын Божий, либо сумасшедший или что-то еще похуже. И вы должны сделать выбор: можете отвернуться от Него как от ненормального и не обращать на Него никакого внимания; можете убить Его как дьявола; иначе вам остается пасть перед Ним и признать Его Господом и Богом. Только отрешитесь, пожалуйста, от этой покровительственной бессмыслицы, будто Он был великим учителем-гуманистом. Он не оставил нам возможности думать так.

A man who was merely a man and said the sort of things Jesus said would not be a great moral teacher. He would either be a lunatic — on a level with the man who says he is a poached egg — or else he would be the Devil of Hell. You must make your choice. Either this man was, and is, the Son of God: or else a madman or something worse. You can shut Him up for a fool, you can spit at Him and kill Him as a demon; or you can fall at His feet and call Him Lord and God. But let us not come with any patronising nonsense about His being a great human teacher. He has not left that open to us. He did not intend to.

Практическое заключение (The Practical Conclusion)

	Люди часто задают вопрос, когда же наступит следующий этап эволюции, на котором возникнет новое существо, стоящее гораздо выше человека. Но с христианской точки зрения этот этап уже наступил. Новый вид человека возник в Христе; и новая форма жизни, которая началась в нем, должна быть заложена в нас.
	People often ask when the next step in evolution — the step to something beyond man — will happen. But on the Christian view, it has happened already. In Christ a new kind of man appeared: and the new kind of life which began in Him is to be put into us.

Не пугайтесь, пожалуйста, слова «авторитет». Верить, полагаясь на чей-то авторитет, означает лишь, что вы верите в какую-то вещь, потому что вам сказал о ней тот, кого вы считаете абсолютно достойным доверия. Девяносто девять процентов того, чему вы верите, основано на доверии авторитету. <…> Человеку, который стал бы оспаривать авторитеты в других областях, как некоторые оспаривают и отвергают авторитет в религии, пришлось бы до конца своих дней остаться невеждой.

Do not be scared by the word authority. Believing things on authority only means believing them because you have been told them by someone you think trustworthy. Ninety-nine per cent of the things you believe are believed on authority. <…> A man who jibbed at authority in other things as some people do in religion would have to be content to know nothing all his life.

	Сделать человека существом чисто духовным Бог никогда не намеревался. Вот почему Он использует такие материальные вещи, как хлеб и вино, чтобы вложить в нас новую жизнь. Нам может это показаться чем-то примитивным и недуховным. Но Бог так не считает. Он изобрел еду. Он любит материю. Он изобрел ее.
	God never meant man to be a purely spiritual creature. That is why He uses material things like bread and wine to put the new life into us. We may think this rather crude and unspiritual. God does not: He invented eating. He likes matter. He invented it.

Книга III. Христианское поведение

Три части морали (The Three Parts of Morality)

	Вы не можете сделать человека хорошим с помощью закона. А без хороших людей у вас не может быть хорошего общества. Вот почему нам не избежать <…> нравственного преобразования самого человека.
	You cannot make men good by law: and without good men you cannot have a good society. That is why we must go on to think of the second thing: of morality inside the individual.

Проблема смертности или бессмертия человека обусловливает в конечном счете правоту тоталитаризма или демократии. Если человек живет только семьдесят лет, тогда государство, или нация, или цивилизация, которые могут просуществовать тысячу лет, безусловно, представляют большую ценность. Но если право христианство, то индивидуум не только важнее, а несравненно важнее, потому что он вечен и жизнь государства или цивилизации — лишь миг по сравнению с его жизнью.

And immortality makes this other difference, which, by the by, has a connection with the difference between totalitarianism and democracy. If individuals live only seventy years, then a state, or a nation, or a civilisation, which may last for a thousand years, is more important than an individual. But if Christianity is true, then the individual is not only more important but incomparably more important, for he is everlasting and the life of a state or a civilisation, compared with his, is only a moment.

Главные добродетели (The “Cardinal Virtues”)

	Цель не в том, чтобы быть хорошим и добрым, предоставляя привилегию быть умными другим, а в том, чтобы быть хорошим и добрым, стараясь при этом быть настолько умным, насколько это в наших силах. Богу противна лень интеллекта, как и любая другая.
	The proper motto is not “Be good, sweet maid, and let who can be clever,” but “Be good, sweet maid, and don’t forget that this involves being as clever as you can.” God is no fonder of intellectual slackers than of any other slackers.

	Всякий, кто искренне старается быть христианином, вскоре начинает замечать, как все острее становится его разум. Здесь одна из причин, почему не требуется специального образования, чтобы стать христианином: христианство — образование само по себе. Вот почему такой необразованный верующий, как Беньян, сумел написать книгу, которая поразила весь мир.
	Anyone who is honestly trying to be a Christian will soon find his intelligence being sharpened: one of the reasons why it needs no special education to be a Christian is that Christianity is an education itself. That is why an uneducated believer like Bunyan was able to write a book that has astonished the whole world.

	Добрые поступки, совершенные не из доброго побуждения, не способствуют формированию того качества нашего характера, имя которому добродетель. А именно такое качество и имеет значение.
	But the truth is that right actions done for the wrong reason do not help to build the internal quality or character called a “virtue,” and it is this quality or character that really matters.

	Мы могли бы подумать, что Бог лишь хочет от нас подчинения определенному своду правил, тогда как на самом деле Он хочет, чтобы мы стали людьми особого сорта.
	We might think that God wanted simply obedience to a set of rules: whereas He really wants people of a particular sort.

Общественные нормы поведения (Social Morality)

	Великие учителя нравственности никогда не выдвигали каких-то новых правил: этим занимались лишь шарлатаны и маньяки. <…> Истинная задача каждого учителя нравственности в том, чтобы снова и снова возвращать нас обратно к простым, старым принципам, которые мы все то и дело упускаем из виду.
	Really great moral teachers never do introduce new moralities: it is quacks and cranks who do that. <…> The real job of every moral teacher is to keep on bringing us back, time after time, to the old simple principles which we are all so anxious not to see.

Мораль и психоанализ (Morality and Psychoanalysis)

	Когда Фрейд говорит о том, как лечить неврозы, он рассуждает как специалист в своей области. Но когда он переходит к вопросам философии, то превращается в любителя. Поэтому есть все основания прислушиваться к нему в первом случае, но не во втором.
	And furthermore, when Freud is talking about how to cure neurotics he is speaking as a specialist on his own subject, but when he goes on to talk general philosophy he is speaking as an amateur.

Многие из нас производят впечатление очень милых, славных людей. Но на деле, возможно, мы приносим лишь незначительную часть той пользы, которую могли бы принести, принимая во внимание нашу хорошую наследственность и отличное воспитание. Поэтому в действительности мы хуже, чем те, кого сами считаем злодеями. Можем ли мы с уверенностью сказать, как бы мы себя повели, если бы были наделены психологическими комплексами, да вдобавок плохо воспитаны и, сверх всего, получили бы власть, ну, скажем, Гиммлера? Вот почему христианам сказано: не судите.

Some of us who seem quite nice people may, in fact, have made so little use of a good heredity and a good upbringing that we are really worse than those whom we regard as fiends. Can we be quite certain how we should have behaved if we had been saddled with the psychological outfit, and then with the bad upbringing, and then with the power, say, of Himmler? That is why Christians are told not to judge.

Нравственность в области пола (Sexual Morality)

Если кто-нибудь полагает, что отсутствие целомудрия христиане считают наивысшим злом, то он заблуждается. Грехи плоти — очень скверная штука, но они наименее серьезные из всех грехов. Самые ужасные, вредоносные удовольствия чисто духовны: это удовольствие соблазнять других на зло; желание навязывать другим свою волю, клеветать, ненавидеть, стремиться к власти. Ибо во мне живут два начала, соперничающие с тем «внутренним человеком», которым я должен стремиться стать. Это — животное начало и дьявольское. Последнее — наихудшее из них.

If anyone thinks that Christians regard unchastity as the supreme vice, he is quite wrong. The sins of the flesh are bad, but they are the least bad of all sins. All the worst pleasures are purely spiritual: the pleasure of putting other people in the wrong, of bossing and patronising and spoiling sport, and back-biting; the pleasures of power, of hatred. For there are two things inside me, competing with the human self which I must try to become. They are the Animal self, and the Diabolical self. The Diabolical self is the worse of the two.

Христианский брак (Christian Marriage)

	Уродство половых связей вне брака в том, что те, кто вступают в них, пытаются изолировать один аспект этого союза (половой) от всех остальных. Между тем именно в неразделимости их — залог полного и совершенного союза.
	The monstrosity of sexual intercourse outside marriage is that those who indulge in it are trying to isolate one kind of union (the sexual) from all the other kinds of union which were intended to go along with it and make up the total union.

	Любая церковь рассматривает развод как ампутацию части живого тела, как своего рода хирургическую операцию. <…> Все они согласны с тем, что эта процедура скорее похожа на ампутацию обеих ног, чем на расторжение делового товарищества.
	I mean, they all regard divorce as something like cutting up a living body, as a kind of surgical operation. <…> They are all agreed that it is more like having both your legs cut off than it is like dissolving a business partnership or even deserting a regiment.

По замечанию Честертона, влюбленным присуща естественная склонность связывать друг друга обещаниями. Любовные песни во всем мире полны клятв в вечной верности. Христианский закон не навязывает влюбленным чего-то такого, что чуждо природе любви, а лишь требует, чтобы они с полной серьезностью относились к тому, на что вдохновляет их страсть.

As Chesterton pointed out, those who are in love have a natural inclination to bind themselves by promises. Love songs all over the world are full of vows of eternal constancy. The Christian law is not forcing upon the passion of love something which is foreign to that passion’s own nature: it is demanding that lovers should take seriously something which their passion of itself impels them to do.

Любовь — именно любовь, в отличие от влюбленности, — не просто чувство. Это глубокий союз, поддерживаемый волевыми усилиями, укрепляемый привычкой. Любовь укрепляется (в христианском браке) и благодатью, о которой просят и которую получают от Бога оба партнера. Поэтому они могут любить друг друга даже тогда, когда друг другом недовольны. (Ведь любите же вы себя, когда недовольны собой.) Они в состоянии сохранить эту любовь и тогда, когда каждый из них мог бы влюбиться в кого-нибудь еще, если бы позволил себе. Влюбленность в самом начале побудила их дать обещание верности друг другу. Вторая, более спокойная любовь дает им силы хранить это обещание.

Love in this second sense — love as distinct from “being in love” — is not merely a feeling. It is a deep unity, maintained by the will and deliberately strengthened by habit; reinforced by (in Christian marriages) the grace which both parents ask, and receive, from God. They can have this love for each other even at those moments when they do not like each other; as you love yourself even when you do not like yourself. They can retain this love even when each would easily, if they allowed themselves, be “in love” with someone else. “Being in love” first moved them to promise fidelity: this quieter love enables them to keep the promise.

Не пытайтесь удерживать удовольствие, питаемое возбуждением. Это было бы самой опасной ошибкой. Дайте возбуждению пройти, дайте ему умереть, переживите это умирание и перейдите в следующий за ним период спокойной заинтересованности и счастья. Сделайте это, и вы увидите, что вы все время живете в мире новых восторгов и нового трепета. Но если вы попытаетесь искусственно включить восторженное состояние в свое повседневное «меню», то обнаружите, как оно постепенно слабеет и все реже вас посещает, и вот уж вы доживаете свою жизнь преждевременно состарившимся, утратившим иллюзии человеком, которому все наскучило. Именно из-за того, что очень немногие люди это понимают, вы встречаете вокруг так много людей среднего возраста, ворчащих, что юность прошла попусту.

It is simply no good trying to keep any thrill: that is the very worst thing you can do. Let the thrill go — let it die away — go on through that period of death into the quieter interest and happiness that follow — and you will find you are living in a world of new thrills all the time. But if you decide to make thrills your regular diet and try to prolong them artificially, they will all get weaker and weaker, and fewer and fewer, and you will be a bored, disillusioned old man for the rest of your life. It is because so few people understand this that you find many middle-aged men and women maundering about their lost youth, at the very age when new horizons ought to be appearing and new doors opening all round them.

Прощение (Forgiveness)

	Каждый человек соглашается, что прощение — прекрасная вещь, до тех пор, пока сам не окажется перед альтернативой прощать или не прощать, когда прощение должно исходить именно от него.
	Every one says forgiveness is a lovely idea, until they have something to forgive.

Хорошо ли я отношусь к самому себе? Считаю ли я себя приятным человеком? Что ж, боюсь, что минутами — да (и это, несомненно, худшие мои минуты). Но люблю я себя не поэтому; не потому, что считаю себя славным парнем. На деле все наоборот, а именно: любовь к себе заставляет меня думать, что я, в сущности, славный парень. Следовательно, и врагов своих мы можем любить, не считая их приятными людьми. Это великое облегчение.

Do I think well of myself, think myself a nice chap? Well, I am afraid I sometimes do (and those are, no doubt, my worst moments) but that is not why I love myself. In fact it, is the other way round: my self-love makes me think myself nice, but thinking myself nice is not why I love myself. So loving my enemies does not apparently mean thinking them nice either. That is an enormous relief.

Мне вспоминаются слова, давно произнесенные христианскими учителями: «Ты должен ненавидеть зло, а не того, кто совершает его». Или иначе: «Ненавидеть грех, но не грешника». Долгое время я считал это различие глупым и надуманным; как можно ненавидеть то, что делает человек, и при этом не ненавидеть его самого? Но позднее я понял, что годами именно так и относился к одному человеку, а именно к самому себе. Как бы я ни ненавидел свою трусость или лживость, или жадность, я тем не менее продолжал любить себя, и мне это было совсем не трудно. Фактически я ненавидел свои дурные качества потому, что любил себя. Именно поэтому так огорчало меня то, что я делал, каким я был. Следовательно, христианство не побуждает нас ни на гран смягчить ту ненависть, которую мы испытываем к жестокости или предательству. Мы должны их ненавидеть. <…> Но христианство хочет, чтобы мы ненавидели их так же, как ненавидим собственные пороки, то есть чтобы мы сожалели, что кто-то мог поступить так, и надеялись, что когда-нибудь, где-нибудь он сможет исправиться и снова стать человеком.

I remember Christian teachers telling me long ago that I must hate a bad man’s actions, but not hate the bad man: or, as they would say, hate the sin but not the sinner. For a long time I used to think this a silly, straw-splitting distinction: how could you hate what a man did and not hate the man? But years later it occurred to me that there was one man to whom I had been doing this all my life — namely myself. However much I might dislike my own cowardice or conceit or greed, I went on loving myself. There had never been the slightest difficulty about it. In fact the very reason why I hated the things was that I loved the man. Just because I loved myself, I was sorry to find that I was the sort of man who did those things. Consequently, Christianity does not want us to reduce by one atom the hatred we feel for cruelty and treachery. We ought to hate them. <…> But it does want us to hate them in the same way in which we hate things in ourselves: being sorry that the man should have done such things, and hoping, if it is anyway possible, that somehow, sometime, somewhere, he can be cured and made human again.

Война — вещь отвратительная, и я уважаю искреннего пацифиста, хотя считаю, что он полностью заблуждается. Кого я не могу понять, так это полупацифистов, встречающихся в наши дни, которые пробуют внушить людям, что если уж они вынуждены сражаться, то пусть сражаются, как бы стыдясь, не скрывая, что делают это по принуждению. Подобный стыд нередко лишает прекрасных молодых военных из христиан того, что принадлежит им по праву и является естественным спутником мужества, а именно — бодрости, радости и сердечности.

War is a dreadful thing, and I can respect an honest pacifist, though I think he is entirely mistaken. What I cannot understand is this sort of semipacifism you get nowadays which gives people the idea that though you have to fight, you ought to do it with a long face and as if you were ashamed of it. It is that feeling that robs lots of magnificent young Christians in the Services of something they have a right to, something which is the natural accompaniment of courage — a kind of gaity and wholeheartedness.

Величайший грех (The Great Sin)

	Согласно христианскому учению, самый главный порок, самое страшное зло — гордость. Распущенность, раздражительность, пьянство, жадность и тому подобное — все это мелочь по сравнению с ней. Именно гордость сделала дьявола тем, чем он стал. Гордость ведет ко всем другим порокам: это абсолютно враждебное Богу состояние духа.
	According to Christian teachers, the essential vice, the utmost evil, is Pride. Unchastity, anger, greed, drunkenness, and all that, are mere flea bites in comparison: it was through Pride that the devil became the devil: Pride leads to every other vice: it is the complete anti-God state of mind.

Гордости органически присущ дух соперничества, в этом сама ее природа. Другие пороки вступают в соперничество, так сказать, случайно. Гордость не довольствуется частичным обладанием. Она удовлетворяется только тогда, когда больше, чем у соседа. Мы говорим, что люди гордятся богатством, или умом, или красотой. Но это не совсем так. Они гордятся тем, что они богаче, умнее или красивее других.

Now what you want to get clear is that Pride is essentially competitive — is competitive by its very nature — while the other vices are competitive only, so to speak, by accident. Pride gets no pleasure out of having something, only out of having more of it than the next man. We say that people are proud of being rich, or clever, or good-looking, but they are not. They are proud of being richer, or cleverer, or better-looking than others.

	Почти все зло в мире, которое люди приписывают жадности и эгоизму, на самом деле — результат гордости.
	Nearly all those evils in the world which people put down to greed or selfishness are really far more the result of Pride.

	Гордости присущ дух соперничества. Вот почему ее невозможно удовлетворить. Если я страдаю гордостью, то пока хоть одиин человек обладает большей властью, богатством или умом, чем я, он будет мне соперником и врагом.
	Pride is competitive by its very nature: that is why it goes on and on. If I am a proud man, then, as long as there is one man in the whole world more powerful, or richer, or cleverer than I, he is my rival and my enemy.

	Христианство право: именно гордость порождала главные несчастья в каждом народе и в каждой семье с начала мира. Другие пороки могут иногда сплачивать людей; так, среди тех, кто охоч до выпивки и чужд целомудрия, вы можете обрести веселых приятелей. Но гордость всегда означает враждебность — она и есть сама враждебность. И не только враждебность человека к человеку, но и человека к Богу.
	The Christians are right: it is Pride which has been the chief cause of misery in every nation and every family since the world began. Other vices may sometimes bring people together: you may find good fellowship and jokes and friendliness among drunken people or unchaste people. But Pride always means enmity — it is enmity. And not only enmity between man and man, but enmity to God.

	Всякий раз, когда возникает ощущение, что наша религиозная жизнь делает нас лучше других, мы можем быть уверены, что ощущение это не от Бога, а от дьявола. Вы можете быть уверены, что Бог действительно присутствует в вашей жизни только тогда, когда либо совсем забываете о себе, либо видите себя незначительным и нечистым.
	Whenever we find that our religious life is making us feel that we are good — above all, that we are better than someone else — I think we may be sure that we are being acted on, not by God, but by the devil. The real test of being in the presence of God is that you either forget about yourself altogether or see yourself as a small, dirty object.

	Гордость — это духовный рак: она пожирает самую возможность любви, удовлетворения и даже здравого смысла.
	For Pride is spiritual cancer: it eats up the very possibility of love, or contentment, or even common sense.

	Если вы думаете, что не страдаете гордыней, значит, вы действительно ею страдаете.
	If you think you are not conceited, it means you are very conceited indeed.

Любовь (Charity)

	Правило, которое существует для всех нас, очень ясно: не теряйте времени, раздумывая над тем, любите ли вы ближнего; поступайте так, как если бы вы его любили. Как только мы начинаем делать это, мы открываем один из великих секретов: ведя себя по отношению к человеку так, как если бы мы его любили, мы постепенно начинаем любить его.
	The rule for all of us is perfectly simple. Do not waste time bothering whether you «love» your neighbour; act as if you did. As soon as we do this we find one of the great secrets. When you are behaving as if you loved someone, you will presently come to love him.

Разница между христианином и мирским человеком не в том, что мирскому человеку присущи лишь симпатии, а христианину — только любовь. Она в том, что мирской человек относится с добротой к тем, кто ему нравится. А христианин старается быть добрым к каждому, и, по мере того как он это делает, он начинает замечать, что люди нравятся ему больше, даже те, о которых вначале он и подумать тепло не мог.

The difference between a Christian and a worldly man is not that the worldly man has only affections or “likings” and the Christian has only “charity.” The worldly man treats certain people kindly because he “likes” them: the Christian, trying to treat every one kindly, finds himself liking more and more people as he goes on — including people he could not even have imagined himself liking at the beginning.

Надежда (Hope)

Читая историю, вы видите, что именно христиане, внесшие неоценимый вклад в развитие нашего сегодняшнего мира, более других думали о мире грядущем. Сами апостолы, которые положили начало обращению к христианству Римской империи, великие люди, создавшие культуру средневековья, английские евангелисты, добившиеся уничтожения работорговли, — все они оставили след на земле именно потому, что ум их был занят мыслями о небе. И лишь по мере того как христиане все меньше думали о мире ином, слабело их влияние на положение вещей в этом мире. Цельтесь в небо — попадете и в землю; цельтесь в землю — не попадете никуда!

If you read history you will find that the Christians who did most for the present world were just those who thought most of the next. The Apostles themselves, who set on foot the conversion of the Roman Empire, the great men who built up the Middle Ages, the English Evangelicals who abolished the Slave Trade, all left their mark on Earth, precisely because their minds were occupied with Heaven. It is since Christians have largely ceased to think of the other world that they have become so ineffective in this. Aim at Heaven and you will get earth “thrown in”: aim at earth and you will get neither.

Большинство людей, которые действительно научились бы заглядывать в глубины своего сердца, знали бы: то, что они желают, и желают очень сильно, в этом мире обрести нельзя. Здесь много такого, что сулит нам желаемое, но эти обещания никогда не выполняются. <…> В первый момент, когда наша мечта — на пороге осуществления, нам кажется, что мы ухватили жар-птицу за яркое ее оперение, но уже в следующий момент она ускользает от нас.

Most people, if they had really learned to look into their own hearts, would know that they do want, and want acutely, something that cannot be had in this world. There are all sorts of things in this world that offer to give it to you, but they never quite keep their promise. <…> There was something we grasped at, in that first moment of longing, which just fades away in the reality.

Вера (Faith)

Мы нуждаемся в постоянном напоминании о том, во что мы верим. Ни христианские убеждения, ни какие бы то ни было другие не закрепляются в человеческом уме автоматически. Их необходимо питать. Возьмите сто человек, потерявших веру в христианство, и поинтересуйтесь, сколько из них изменили свои убеждения под воздействием доводов разума? Вы увидите, что большинство отошло от христианства просто так, из-за своей инертности.

We have to be continually reminded of what we believe. Neither this belief nor any other will automatically remain alive in the mind. It must be fed. And as a matter of fact, if you examined a hundred people who had lost their faith in Christianity, I wonder how many of them would turn out to have been reasoned out of it by honest argument? Do not most people simply drift away?

	Ни один человек не знает, насколько он плох, пока по-настоящему не постарается быть хорошим. <…> Мы никогда не узнаем силу импульса зла внутри нас, если не попытаемся противостоять ему.
	No man knows how bad he is till he has tried very hard to be good. <…> We never find out the strength of the evil impulse inside us until we try to fight it.

Книга IV. За пределами личности, или первые шаги в учении о Троице

Бог в трех лицах (The Three-Personal God)

В то время как в других науках вы пользуетесь инструментами, так сказать, из внешнего мира (микроскопами или телескопами), то инструмент, с помощью которого вы можете воспринять Бога, — все ваше существо. И если человек не содержит себя в чистоте, то образ Бога будет смутным и расплывчатым — как Луна, рассматриваемая через грязный телескоп. Вот почему варварские народы исповедуют варварские религии: они смотрят на Бога через нечистые линзы.

While in other sciences the instruments you use are things external to yourself (things like microscopes and telescopes), the instrument through which you see God is your whole self. And if a man’s self is not kept clean and bright, his glimpse of God will be blurred — like the Moon seen through a dirty telescope. That is why horrible nations have horrible religions: they have been looking at God through a dirty lens.

	Если бы христианство относилось к числу наших изобретений, мы, безусловно, сумели бы сделать его проще. Но это не так. Не нам, христианам, соперничать в облегчении и упрощении с людьми, изобретающими религии. Да и как нам тягаться с ними? Мы ведь имеем дело с фактом. Позволить себе быть попроще может лишь тот, кто не знает фактов и не заботится о них.
	If Christianity was something we were making up, of course we could make it easier. But it is not. We cannot compete, in simplicity, with people who are inventing religions. How could we? We are dealing with Fact. Of course anyone can be simple if he has no facts to bother about.

Благотворная инфекция (Good Infection)

	Самым разным людям нравится повторять христианское изречение: «Бог есть любовь». Но они как будто не замечают, что слова эти имеют смысл только в том случае, если Бог включает в Себя, по крайней мере, две Личности. Ведь Любовь — это что-то такое, что одно лицо испытывает к другому. Если бы Бог был существом в одном лице, тогда, до того как Он создал мир, Он не был бы любовью.
	All sorts of people are fond of repeating the Christian statement that “God is love”. But they seem not to notice that the words “God is love” have no real meaning unless God contains at least two Persons. Love is something that one person has for another person. If God was a single person, then before the world was made, He was not love.

Упрямые оловянные солдатики (The Obstinate Toy Soldiers)

	В принципе, человечество уже спасено. Мы, отдельные люди, просто должны воспользоваться этим спасением, каждый человек — индивидуально. Но наиболее трудная часть процесса — та, которую мы не в состоянии выполнить сами, сделана за нас.
	Humanity is already «saved» in principle. We individuals have to appropriate that salvation. But the really tough work — the bit we could not have done for ourselves — has been done for us.

Два примечания (Two Notes)

Мне очень хочется сказать вам — и вы хотите сказать мне, — какая из этих ошибок (индивидуализм или тоталитаризм) опаснее. Но это дьявол морочит нас. Он всегда посылает в мир ошибки парами, состоящими из двух противоположностей, и побуждает нас тратить как можно больше времени, размышляя о том, какая хуже. Вы, конечно, понимаете, почему? Он полагается на нашу неприязнь к одной из ошибок, чтобы постоянно привлекать нас к противоположной. Но мы не должны потакать ему. Мы должны с широко открытыми глазами идти к своей цели, следуя между соблазнами той и другой ошибки и стараясь не впасть ни в одну.

I feel a strong desire to tell you — and I expect you feel a strong desire to tell me — which of these two errors is the worse. That is the devil getting at us. He always sends errors into the world in pairs — pairs of opposites. And he always encourages us to spend a lot of time thinking which is the worse. You see why, of course? He relies on your extra dislike of the one error to draw you gradually into the opposite one. But do not let us be fooled. We have to keep our eyes on the goal and go straight through between both errors. We have no other concern than that with either of them.

Воображение (Let’s Pretend)

Все, что человек делает, когда его застают врасплох, — лучшее доказательство того, какой он в действительности. То, что срывается с языка, прежде чем будет время подавить свой порыв, выдает истинную суть. Если в подвале водятся крысы, то больше всего шансов увидеть их, если вы войдете туда неожиданно. Но не неожиданность порождает крыс; она только препятствует им вовремя скрыться. Точно так же не неожиданность повода или предлога делает меня вспыльчивым; она лишь обнаруживает мою вспыльчивость.

Surely what a man does when he is taken off his guard is the best evidence for what sort of a man he is? Surely what pops out before the man has time to put on a disguise is the truth? If there are rats in a cellar you are most likely to see them if you go in very suddenly. But the suddenness does not create the rats: it only prevents them from hiding. In the same way the suddenness of the provocation does not make me an ill-tempered man: it only shows me what an ill-tempered man I am.

Легко ли быть христианином? (Is Christianity Hard Or Easy?)

Ужасно, почти невозможно отдать всего себя — все свои желания и все заботы о себе в руки Христа. Но это гораздо легче, чем то, что стараемся делать мы сами. Ибо мы стараемся остаться, так сказать, «самими собою», не отказываемся от личного счастья как от главной цели в жизни и в то же время пытаемся быть «хорошими». Мы все стараемся не препятствовать уму своему и сердцу сосредоточиваться на мечтах о богатстве, на честолюбивых планах, на стремлении к удовольствиям — и надеемся, несмотря на это, вести себя честно, целомудренно и скромно. И это именно то, против чего предостерегал нас Христос.

The terrible thing, the almost impossible thing, is to hand over your whole self — all your wishes and precautions — to Christ. But it is far easier than what we are all trying to do instead. For what we are trying to do is to remain what we call “ourselves,” to keep personal happiness as our great aim in life, and yet at the same time be “good.” We are all trying to let our mind and heart go their own way — centred on money or pleasure or ambition — and hoping, in spite of this, to behave honestly and chastely and humbly. And that is exactly what Christ warned us you could not do.

Христос никогда не произносил неясных идеалистических фраз. Говоря: «Будьте совершенны», Он имел в виду именно это. Он подразумевал, что мы должны подвергнуться полному курсу лечения. Это трудно; но компромисса, которого мы жаждем, достичь несравненно труднее, это просто невозможно. Яйцу, вероятно, трудно превратиться в птицу; однако ему несравненно труднее научиться летать, оставаясь яйцом. Мы с вами подобны яйцу. Но мы не можем бесконечно оставаться обыкновенным, порядочным яйцом. Либо мы вылупимся из него, либо оно испортится.

He never talked vague, idealistic gas. When he said, “Be perfect,” He meant it. He meant that we must go in for the full treatment. It is hard; but the sort of compromise we are all hankering after is harder — in fact, it is impossible. It may be hard for an egg to turn into a bird: it would be a jolly sight harder for it to learn to fly while remaining an egg. We are like eggs at present. And you cannot go on indefinitely being just an ordinary, decent egg. We must be hatched or go bad.

Что касается церкви, то она существует только для того, чтобы привлекать людей к Христу, формировать из них маленьких Христов. Если она этого не делает, все кафедральные соборы, все священство, все миссионерские организации, проповеди, даже сама Библия сведутся лишь к пустой трате времени. Бог стал человеком именно ради этой цели. И знаете что? Может быть, только ради этого и была создана Вселенная.

In the same way the Church exists for nothing else but to draw men into Christ, to make them little Christs. If they are not doing that, all the cathedrals, clergy, missions, sermons, even the Bible itself, are simply a waste of time. God became Man for no other purpose. It is even doubtful, you know, whether the whole universe was created for any other purpose.

Во что это обходится (Counting The Cost)

	Он (Христос) превосходно знает, что ценой своих собственных усилий вы никогда не сможете и близко подойти к совершенству. В свою очередь вы с самого начала должны понимать, что цель, к которой Он вас направляет, — это абсолютное совершенство, и ни одна сила во Вселенной, кроме вас самих, не может воспрепятствовать Ему в этом.
	And He knows perfectly well that your own efforts are never going to bring you anywhere near perfection. On the other hand, you must realise from the outset that the goal towards which He is beginning to guide you is absolute perfection; and no power in the whole universe, except you yourself, can prevent Him from taking you to that goal.

Хорошие люди, или новое человечество (Nice People Or New Men)

	Очень часто люди, наделенные от природы добродетелями, не могут осознать своей нужды в Христе до тех пор, пока в один прекрасный день не окажется, что добродетели их — тщетны, и разочарование постигнет их, а самодовольство — рассеется.
	Often people who have all these natural kinds of goodness cannot be brought to recognise their need for Christ at all until, one day, the natural goodness lets them down and their self-satisfaction is shattered.

Если вы славный человек, если добродетель дается вам легко — берегитесь! От того, кому много дано, много и спросится. Если вы принимаете за собственные достоинства то, что на самом деле — Божий дар, полученный вами от природы, если вы довольствуетесь своим приятным характером, вы все еще противитесь Богу, и когда-нибудь ваши природные дары послужат лишь более ужасному падению, более изощренному совращению, а дурной пример станет особо разрушительным.

If you are a nice person — if virtue comes easily to you — beware! Much is expected from those to whom much is given. If you mistake for your own merits what are really God’s gifts to you through nature, and if you are contented with simply being nice, you are still a rebel: and all those gifts will only make your fall more terrible, your corruption more complicated, your bad example more disastrous.

	Мир, состоящий из приятных людей, довольствующихся своей приятностью и не имеющих ничего больше, другими словами, мир, отвернувшийся от Бога, будет так же отчаянно нуждаться в спасении, как и мир жалких, несчастных людей, — но спасти его, быть может, еще труднее.
	A world of nice people, content in their own niceness, looking no further, turned away from God, would be just as desperately in need of salvation as a miserable world — and might even be more difficult to save.