Предисловие к сочинениям Франца Кафки (Затонский, 1991)

Предисловие Дмитрия Затонского к сочинениям Франца Кафки 1991 года частично является парафразом работ по кафковедению.

Цитаты

Материалом для художественной переплавки в конечном счёте служила внешняя жизнь, но заливал он её в формы личной судьбы, даже индивидуальной биографии. Этим и объясняется его замешенная на отвращении писательская склонность ко всему тривиальному, к сфере быта, к трагедиям, которые столь мелки и абсурдны, что при всей своей отчаянности грозят обернуться фарсом, То же можно сказать и о его пристрастии к канцеляризмам, глушащим, точно чертополох, самый робкий намек на поэзию. Ведь Кафка — этот наследник романтиков — попал в заложники к такой удручающей житейской прозе, какая не снилась и Флоберу,..

Он — результат умножения времени на личность и личности на время: на время, в котором он жил и которое остро нуждалось (хотя и поняло это не сразу) в таких удивительных, как он, летописцах. Тем удивительных, что заняты они как будто только собой, но благодаря этому глубоко заглядывают в душу эпохе, а попутно и в человеческую душу вообще.

Наверное, не следует пренебрегать и толкованием, которое предлагает X. Мюллер: «Превращение обнажает его потаённые желания Замзы. Он хочет сбросить социальные путы и восстаёт против порабощающих его властей — власти работодателя и власти отца». По Мюллеру, выходит, что превращение в насекомое — не столько измена человеческому долгу, сколько попытка сопротивления обесчеловечиванию со стороны общества. <…> Перед нами метафора, широкая и многозначная, предполагающая множество толкований. В том числе и такое: превратив послушного сына и исполнительного служащего в многоножку, но оставив его в семейном кругу, Кафка создал осязаемый образ человеческого отчуждения, трагического и безысходного одиночества.

«Голодарь» — рассказ об искусстве. Но <…> непродуктивном, только собою занятом, берущем, а не дающем.

… рассказ «Сельский врач» (1917). В нём как бы сконцентрирована вся кафковская особость. <…> Образы то беспощадны, нестерпимо резки для глаза, то разорваны, метафорически-сумеречны. Господствует логика сновидения, его ускользающе-многозначная, откровенно субъективная символика. Это затрудняет расшифровку заложенного в рассказ смысла. И всё-таки ключ <…> этот — жизнь, жизнь самого Кафки. В том же году, когда был написан рассказ, произошло два события: Кафка вторично обручился и вторично разорвал помолвку с Фелицией Бауэр. и у него впервые пошла горлом кровь. Он принял решение принести семейную жизнь в жертву своему писательству, и обострение болезни его в решении этом укрепило. Решение принято, но боль остаётся, и остаются, даже нарастают сомнения. Вот конфликт, что лег в основу рассказа. Уяснив себе конфликт, мыслимо проникнуть и в ту знаковую систему, через которую он художественно себя реализует. «Ночной колокольчик», вызвавший врача к больному, — это писательское призвание Кафки. Откликнувшись на его звон, герой платит непомерную цену: оставляет Розу в объятиях конюха. Вряд ли её следует прямо отождествлять с Фелицией Бауэр. Но связь между ними существует: рана больного мальчика имеет розовый (rosa) цвет, служанку зовут Роза (Rosa). Так служанка соприкасается с болезнью. Но в дневнике Кафка называет своей «болезнью» Фелицию. И уже через «розовое» имя служанки между собою связанными оказываются врач и больной. Они — различные ипостаси Кафки. Недаром врач мгновенно попадает к больному, недаром он оказывается в постели больного. И бежит он от самого себя, почему и терпит неудачу… Но «Сельский врач» впечатляет и без расшифровки. Рассказ засасывает и не отпускает: всё помнишь, всему удивляешься и чувствуешь себя странно взволнованным. Будто притронулся к тайне — глубокой и важной.

Могут возразить, что кафковский художественный мир необычен: мелок, тривиален, бессобытиен, ужасен своей агрессивной абсурдностью, смешон своей трагической пародийностью. Но разве нет в нём сходства с тем действительным миром, который всех нас окружает? Из мира людей тот превратился в мир математических чисел, где смерть — повседневность, а убийство — профессия, где гибель рода человеческого приобрела научную перспективу и концу света препятствует лишь собственное его орудие — избыток термоядерных бомб, где прогрессу сопутствует экологическое бедствие, готовое истребить и сам прогресс… Разумеется, кафковский мир не копия всего этого, не натуральный с этого слепок. Кафковский мир — идея реального мира, его иносказание, его метафора. Но, как и всякая настоящая метафора, он прообразу своему конгениален. Тут напрашивается сравнение с геометрией Лобачевского, которая во всем аналогична евклидовой, за исключением того, что криволинейна. И если математический мир Лобачевского расширяет представления о природе пространства, то художественный мир Кафки делает то же с природой человеческих отношений, что сложились в нашем столетии, необычном как раз своей никого уже не удивляющей усреднённостью. — конец