Поль Анри Гольбах
Поль Анри Тири Гольба́х (барон д’Ольба́х, фр. Paul-Henri Thiry, baron d’Holbach; немецкое имя Пауль Генрих Дитрих фон Го́льбах, нем. Paul Heinrich Dietrich Baron von Holbach; 1723—1789) — французский философ немецкого происхождения, писатель, энциклопедист, просветитель,
Поль Анри Гольбах | |
Статья в Википедии | |
Произведения в Викитеке | |
Медиафайлы на Викискладе |
Цитаты
правитьДелать счастливыми других — вот самый верный способ стать счастливым в этом мире; быть добродетельным — значит заботиться о счастье себе подобных.[1] |
Духовенство было бы весьма недовольно, если бы его духовный труд оплачивался духовно.[1] |
Не будь дьявола, многие набожные люди никогда не помышляли бы ни о боге, ни о его духовенстве. |
Невежество — первая предпосылка веры, поэтому церковь так высоко его ценит.[1] |
Незнание естественных причин заставило человека создать богов: обман превратил их во что-то грозное.[1] |
Если незнание природы дало начало богам, то познание её должно уничтожить их. |
Никогда нельзя жить счастливо, когда все время дрожишь от страха.[1] |
Правосудие есть основание всех общественных добродетелей.[1] |
О религии
правитьВсе религии, какие мы только видим на земле, дают нам лишь клубок вымыслов и бредней, возмущающих ум.[1] |
Всякая религия по сущности своей нетерпима как в силу своих принципов, так и в силу своих интересов.[1] |
Всякий, кто серьезно задумается над религией и её сверхъестественной моралью, кто трезво взвесит все её преимущества и недостатки, сможет убедиться, что религия и её мораль вредны человечеству и, во всяком случае, противоречат природе человека.[1] |
Выбор религии народом всегда определяется его правителями. Истинной религией всегда оказывается та, которую исповедует государь; истинный бог — тот бог, поклоняться которому приказывает государь; таким образом, воля духовенства, которое руководит государями, всегда оказывается и волей самого бога.[1] |
Говорить, что религия недоступна разуму, значит допускать, что она не создана для разумных существ; значит согласиться с тем, что сами доктора богословия ничего не смыслят в тайнах, которые они каждодневно проповедуют.[1] |
Можно подумать, что религиозная мораль только для того и придумана, чтобы разрушить общество, превратить людей в первобытных дикарей.[1] |
Мораль не имеет ничего общего с религией… религия не только не служит основой морали, но скорее враждебна ей. Истинная мораль должна быть основана на природе человека; мораль религиозная всегда будет зиждиться только на химерах и на произволе тех людей, которые наделяют бога языком, часто в корне противоречащим и природе, и разуму человека.[1] |
Некий шутник правильно заметил, что «истинная религия всегда та, на чьей стороне государь и палач».[2] |
Религия есть не что иное, как искусство занимать ограниченный ум человека предметом, которого он не в состоянии понять.[1] |
Религия представляет собой узду для людей, неуравновешенных по характеру или пришибленных обстоятельствами жизни. Страх перед богом удерживает от греха только тех, кто не способен сильно желать или уже не в состоянии грешить.[1] |
Религия утешает лишь тех, кто не способен охватить её в целом; туманные обещания наград могут соблазнить только тех людей, которые не в состоянии задуматься над отвратительным, лживым и жестоким характером, приписываемым религией богу.[1] |
Самое недостоверное во всякой религии — это её основа.[1] |
Уживчивость, терпимость, человечность — эти основные добродетели всякой моральной системы совершенно несовместимы с религиозными предрассудками.[1] |
Человеческий род во всех странах стал жертвой священнослужителей; они назвали религией системы, изобретенные ими для покорения человека, воображение которого они пленили, рассудок которого они затмили, разум которого они стараются уничтожить.[1] |
Чем внимательнее мы будем изучать религию, тем больше будем убеждаться, что её единственная цель — благополучие духовенства.[1] |
Умереть за религию ещё не значит доказать, что эта религия истинная и божественная; это доказывает в лучшем случае веру мучеников в то, что их религия такова. Какой-нибудь энтузиаст, идущий ради религии на смерть, доказывает разве только, что религиозный фанатизм часто может быть сильнее привязанности к жизни.[1] |