Онегин на чужбине

«Онегин на чужбине» — неоконченная статья Корнея Чуковского, которую он писал с конца 1964 года. Впервые опубликована Е. Ц. Чуковской в 1988.

Цитаты

I

Что сказать об английских переводах «Евгения Онегина»? Читаешь их и с болью следишь, <…> как <…> переводчики всевозможными способами превращают в дешёвый набор гладких, пустопорожних, затасканных фраз. Стоило Пушкину сказать о Татьяне: Сквозь слёз не видя ничего, — как американская переводчица мисс Бэбетт Дейч (Deutsch) поспешила, так сказать, за спиною у Пушкина прибавить от себя описание Татьяниных глаз, о которых в оригинале ни слова <…>. То и дело переводчица дарит Пушкину целые строки, которых он никогда не писал. <…> Сказав вслед за Пушкиным, что день находится в пути (on the march), переводчица ищет рифму к слову march (марч), и не находит никакой другой, кроме larch (ларч), a larch, как на зло, значит лиственница. Что делать? У Пушкина нет ни слова о лиственницах, которые, кстати сказать, и не растут в тех местах, где находится имение Лариных. Переводчицу это нисколько не смущает. Она смело насаждает их там. А заодно и другие столь же неуместные деревья: буки. А раз появились деревья, нужно же как-то использовать их. Для переводчицы и это не составляет труда: пусть посаженные ею деревья служат приютом для птиц. <…> Если бы собрать со всех страниц те десятки и сотни эпитетов, мыслей, образов, которые изобретены переводчицей и предложены ею англо-американским читателям в качестве пушкинских, получилась бы книга изрядных размеров, которую можно было бы озаглавить «Фальшивки».

Лучшим из всех этих переводов считается перевод Юджина Кейдена. И это мнение, пожалуй, справедливо. <…> Как говорит он в своём предисловии, он работал над «Евгением Онегиным» около двадцати лет <…>. Благородный упорный труд, требующий героического самоотвержения, сосредоточенных, непрерывных усилий. А результат? Всё тот же: бесконечная отдаленность от Пушкина. Чтобы облегчить свою задачу, переводчик из четырнадцати стихов онегинской строфы восемь оставил совсем без рифм, из-за чего <…> получилась бесформенная словесная масса, жидкий словесный кисель. Уж лучше бы совсем без всяких рифм, сплошной прозаический текст. А теперь, когда кое-где появляются рифмы, бесформенность всего остального ещё сильней бросается в глаза.

II

К сожалению, учёный переводчик <Вл. Набоков> <…> каждого, кто не согласен с его пониманием, <…> именует безо всяких обиняков — идиотом. <…> Эти комментарии <…> полны боевого азарта, полемичны, непримиримо воинственны. <…> В 1953 году в издании Гарвардского университета (США) вышел комментарий к роману, составленный тамошним профессором Чижевским. Ни один ястреб не терзал свою жертву с такой кровожадной жестокостью, с какой Вл. Набоков терзает этого злополучного автора. — Д. И. Чижевский занял в Гарвардском университете место, на которое с полным основанием рассчитывал Набоков и выпустил в 1953, в разгар работы того над «Онегиным», свой комментарий к роману

… англо-американская критика (не то, что в былые годы!) встречает каждого нового «Онегина» несметным количеством статей и рецензий, обсуждая азартно и шумно его верность великому подлиннику. Особенно посчастливилось переводу Набокова: не было, кажется, ни в Англии, ни в США, ни в Канаде такого литературного органа, который не посвятил бы ему хоть несколько строк. <…> И, конечно, мы, русские, не можем не порадоваться тому обстоятельству, что Пушкин, гениальность которого была до недавнего времени скрыта от «гордого иноплеменного взора», наконец-то стал для зарубежных читателей непререкаемым классиком, которого они жаждут возможно доскональнее узнать и понять.

В своих комментариях Набоков обнаружил и благоговейное преклонение перед гением Пушкина, и большую эрудицию по всем разнообразным вопросам, связанным с «Евгением Онегиным». <…> Но есть в сверхэрудиции Набокова одна необъяснимая странность. Оказывается, он до того переполнен всевозможными цитатами, сведениями, его так и распирает от совершенно ненужных познаний, что зачастую они переливаются у него через край. И тогда он забывает о «Евгении Онегине» и вводит в свою книгу материал, который ни к Пушкину, ни к «Евгению Онегину» не имеет никакого касательства. Даётся комментарий, но о чём — неизвестно. Этого ещё никогда не бывало, чтобы, взявшись за составление пояснительных примечаний к тому или иному литературному памятнику, какой-нибудь учёный исследователь вдруг начисто забывал о предмете своих толкований и тут же заводил разговор на совершенно посторонние темы. У Набокова это на каждом шагу. <…> Если в этих посторонних сообщениях и сведениях ни в малой степени не раскрывается Пушкин, зато здесь раскрывается Набоков. <…> Ибо, комментируя Пушкина, он в то же время стремится прокомментировать себя самого. И это ему вполне удаётся: недаром почти во всех зарубежных рецензиях о его интерпретации «Евгения Онегина» гораздо больше говорится о нём, о Набокове, чем об авторе, которого он комментирует. <…> Чуть не на каждой странице заявляет комментатор «Онегина» о своих собственных пристрастиях, вкусах, оценках — и тем самым ни на миг не оставляет читателя наедине с Пушкиным, с «Евгением Онегиным». Импозантная фигура комментатора маячит перед нашими глазами беспрестанно на всём пространстве его объёмистой книги. <…> Этим совершенно разрушается наше привычное представление о стиле и жанре примечаний к классическим текстам. <…> Он видит в комментариях такое же средство самоутверждения, самораскрытия, какое видит каждый поэт в своей лирике. <…> для него это род автобиографии, литературного автопортрета <…>. У другого исследователя классических текстов такое «ячество» могло бы показаться кощунством. Но у Набокова это так естественно, так органично, так соответствует его репутации, так связано со всем его писательским обликом, что я удивился бы, если бы его комментарии к «Евгению Онегину» были написаны в бесстрастном, строго академическом стиле <…>. Если читать эти комментарии один за другим, получается такое впечатление, будто «Евгений Онегин» в значительной мере есть перевод с французского <…> и отчасти английск[ого] <…>. Допустить же, что хоть одну строфу Пушкин сочинил своим умом, не заимствуя ни лексики, ни фразеологии в каком-нибудь чужеземном источнике, параллелист ни за что не согласен. — в ненаписанном окончании статьи Чуковский, очевидно, собирался осветить положительные стороны работы Набокова