Ночная флейта (Асеев)

«Ночная флейта» — первый стихотворный сборник Николая Асеева. Опубликован в 1914 году.

Цитаты

	Когда луны кровавый кратер зальёт замолкших башен фронт, восходит тяжко император на обветшалый горизонт. <…> И, оплывая хмурым оком недовершенное тобой, маячишь над судеб потоком неописуемой судьбой.
	— «Eritis sicut dei!», 1911

---

	И ты передо мной взметнулась, твердыня дремная Кремля, — железным гулом содрогнулась твоя священная земля. — Константину Локсу
	— «Москве», 1911

---

	Горькие в сердце — миндалины… В чёрном небе зеркал нежной звездою вспыхнул блистательный, взвитый тобой бокал.
	— «Ночной поход», <1911>

---

	Я снова вспомню о мифах — извечных спутниках славы, о птицах-иероглифах, о тиграх острова Явы. Там злые пляшут москиты, свивая пышные гнезда, а мне — родные ракиты холодные застят звезды.
	— «Стихи с кардамоном», 1911

---

	Вспыхнут слова зигзагами в бледном блистанье линз… Из голубой колымаги — выходит принц.
	— «Фокусник», 1912

---

	Какие спокойные дремлют мечты — в запредельном краю! Весенние хлады объемлют почившую душу мою.
	— «Какие спокойные дремлют…», 1913

---

{Мы пьём скорбей и горести вино и у небес не требуем иного, зане свежит и нудит нас оно. Оратаи и сеятели слова, мы отдыху не предаемся. Здесь мы не имеем пристани и крова. <…> Дерзай, поэт! Недолгой немотой ответствуют небесные пространства. Пей вешних трав целительный настой, Да радостно твоё пребудет пьянство. Когда ж стихом взыграет вдруг оно — стиху довлеет царское убранство. Режь злых цепей томящее звено, спадёт, спадёт гремучая окова! Мы пьём скорбей и горести вино И у небес не требуем иного. — Борису Пастернаку

— «Терцины другу», 1913

---

	Летаргией бульварного вальса усыпленные лица подернув, в электрическом небе качался повернувшийся солнечный жернов;.. — Н. С. Гончаровой
	— «Фантасмагория», 1913

О сборнике

Нет ничего необычного в том, что начинающему поэту хочется предстать необычным. Естественное желание и, как правило, опережающее возможности. Так было и в первой книжке Асеева <…>. В ней много экзотики, достаточно легко узнаваемой. Автор так до конца и не решил, какой необычностью он поразит воображение: будет ли современным и городским вослед Брюсову или отправится в дальние страны за Гумилёвым… Или предпочтет путешествие во времени, явившись архаистом-новатором: Мы пьём скорбей и горести вино и у небес не требуем иного, зане свежит и нудит нас оно. («Терцины другу») Русский XVIII век, слышимый едва ли не с цитатной точностью и буквализмом. Не Василия ли Петрова «Оду на карусель» перечитал Асеев, где ему запомнились строчки: «То слух мой нежит и живит…», «Безмерной славы нудит жаждой…»? Но скорее всего он ничего не перечитывал, и свет, отраженный в лике Госпожи Большой Метафоры, которой он поклоняется вместе с другими поэтами кружка «Лирика», случайно выхватил из прошлого несколько черточек одического стиля. Если есть что-то постоянное в тогдашнем поэтическом мышлении Асеева, то пристрастие к образу, играющему отражениями, как будто мир явлен в зеркалах или на бесчисленных гранях кристаллической поверхности.

— Игорь Шайтанов, «Благополучный Асеев?..», 1990