«Леторей» — стихотворный сборник Николая Асеева, опубликованный в 1915 году.

Цитаты

править
  •  

Да опять, единственное трижды,
ты прекрасно, меткое лицо,
на откосе сердца человечья выжди,
похвались неведомой красой...

  — «А мы убежим!»

  •  

Зазмеившись, проплыла,
грозных вдаль отбросив триста,
в море — памяти скула —
в слезы взмыленная пристань.

  — «Брегобег», 1914

  •  

Днепор! Кипящие пясти!
Черноморец! В темную бороду!
Впутал! И рвешь на части!
Гирло подставив городу!

  — «Выбито на ветре!»

  •  

Гляжу с улыбкой раба:
одного за другим под знамена,
грозясь, несет велеба,
взывая вдаль поименно.

  — «Граница», 1914

  •  

Как ты подымаешь железо,
так я забываю слова:
куда погрохочет с отвеса
глухая моя булава?

Как птицы, маячат присловья,
но мне полонянна — одна:
подымет посулы любовья
до давьего дневьего дна.

По крыльям железной жеравы
стекает поимчивый путь,
добычит лихие забавы
ее белометная грудь.

  — «Грозува», 1912

  •  

Капкан для ловли блох...
Кто его выдумал?
Может быть «Бог»,
которого я не видывал. <…>
Капкан для ловли блох —
Бог?

  — «Жалость»

  •  

Триневластная твердыня
заневоленных сердец.
Некуда дремлюге ныне,
некуда от шумей деться:
мечутся они во стане,
ярествуют на груди.

  — «Заповедная буща», 1913

  •  

Когда затмилось солнце,
я лег на серый берег
и ел, скрипя зубами, тоскующий песок,
тебя запоминая
и за тебя не веря,
что может оборваться межмирный волосок.

Всползали любопытно по стенам смерти тени,
и лица укрывала седая кисея...

  — «И последнее морю», 1914

  •  

И тот, кто тлеет повержен
за скальной, опасной тропой,
винтовки промерянныи стержень
оставил следить за тобой.

Пройди к повороту и скройся
из пыльных недель навсегда.
И, день мой персидский, утройся,
и пеной покройтесь, года!

  — «Михаил Лермонтов»

  •  

О, море — как молодец! Весь он
встряхнул закипевшие кудри,
покрытый ударами песен
о гневом зазнавшемся утре.

Ты вся погружаешься в пену,
облизанная валами,
но черную похоти вену
мечтой рассеку пополам я.

  — «Морской шум», <1914>

  •  

Я запретил бы «Продажу овса и сена»...
Ведь это пахнет убийством Отца и Сына?
А если сердце к тревогам улиц пребудет глухо,
руби мне, грохот, руби мне глупое, глухое ухо!

Буквы сигают, как блохи,
облепили беленькую страничку.
Ум, имеющий привычку,
притянул сухие крохи.

  — «Объявление»

  •  

Сердец отчаянная Троя
не размела времён пожар ещё.
Не изгибайте в диком строе,
вперёд, вперёд, вперёд, товарищи!

  — «Осада неба»

  •  

Разум изрублен. И
скомканы вечностью вежды...

  — «Торжественно»

  •  

Синеусое море хитро
улыбается ласковым глазом...
А я, умирая, вытру
из памяти разом

тебя и другую красавицу —
тонкорукую, робкую Тускорь,
пролетевшую ножкою узкой
от Путивля до старенькой Суджи
(засыпающих сказки детей)...

  — «У самого синего»

О сборнике

править
  •  

Помню, как шел, однажды, по улице и в глаза мне бросилась вывеска над сенной лавкой: «Продажа овса и сена». Близость звучания её и похожесть на надоевший церковный возглас: «Во имя отца и сына» — создали в воображении пародийную строку из этих двух близко звучащих обиходных словесных групп.
Я записал:
Я запретил бы «Продажу овса и сена»… <…>
Радовала меня, помню, стройность звуковых волн, впервые улегшихся в интонационно-ритмическую последовательность, не скованную никакими правилами метра. Ирония взаимно перекликающихся звучаний в первых двух строках противопоставила себе пафос двух следующих.[1]

  — Николай Асеев, 1928

Примечания

править
  1. Н. Асеев. Лирический фельетон // Новый Леф. — 1928. — № 11. — С. 3.