Земля Безглавцев

«Земля Безглавцев» — сатирико-фантастический рассказ Вильгельма Кюхельбекера 1824 года[1].

Цитаты

править
  •  

Перелетев в беспамятстве за пределы, где ещё действует притяжение [земли], мы занеслись в лунный воздух, потеряли равновесие и наконец выпали в пух месячный, который, будучи не в пример гуще и мягче нашей травы, не дал нам разбиться вдребезги.

  •  

Вскоре прибыли мы в довольно большой город, обсаженный пашкетовыми и пряничными деревьями. Мы узнали, что это Акардион — столица многочисленного народа Безглавцев. Он весь был выстроен из ископаемого леденца; его обмывала река Лимонад, изливающаяся в Шербетное озеро.

  •  

К моему удивлению, Безглавец его очень хорошо понял и вступил с нами в разговор. Товарищ мой клялся, что слышит самое чистое парижское наречие; мне показалось, что Безглавец говорит по-русски. Мы отобедали, <…> и я спросил: <…> «Как и чем мы расплатимся»? <…> Входит мальчик и на вопрос мой отвечает: «Пятьдесят палочных ударов и четыре пощёчины, которые принять от вас немедленно явится сам хозяин. — Надеюсь, что и меня, сударь, вы потрудитесь наделить пинком или оплеухою!» Мы расплатились. «Скажи, — спросил я потом у содержателя гостиницы, — каким образом в вашем городе вы все знаете языки наших отечеств?» — «Не мудрено, милостивый государь, — отвечал он мне, — Акефалия граничит с Бумажным Царством, с областями человеческих познаний, заблуждений, мечтаний, изобретений! Мы отделены от них только Чернильною рекою и Стеною картонною!»

  •  

Большая часть жителей сей страны без голов, более половины — без сердца. Зажиточные родители к новородившемся младенцам приставляют наёмников, которые до двадцатилетнего их возраста подпиливают им шею и стараются вытравить сердце; они в Акефалии называются воспитателями. Редкая выя может устоять против их усилий; редкое сердце вооружено на них довольно крепкой грудью.
Я вспомнил о своём отечестве и с гордостью поднялся на цыпочки, думая о преимуществе нашего русского воспитания перед акефалийским: мы вверяем своих детей благочестивым, умным иностранцам, которые, хотя ни малейшего не имеют понятия ни об нашем языке, ни об нашей святой вере, ни о прародительских обыкновениях земли нашей, но всячески силятся вселить в наших юношей привязанность ко всему русскому.
Однако черни в Акефалии позволено сохранять сердце и голову, совершенно излишние, по их мнению, части тела человеческого, — но и самые простолюдины силятся сбыть их с рук и по большей части успевают в своих покушениях. <…>
Акефалийцы не только не теряют голоса, но, будучи все чревовещателями, приобретают, напротив, необыкновенную быстроту и лёгкость в разговорах; одно слово перегоняет у настоящих Безглавцев другое; каламбуры, эпиграммы, неясности взапуски бегут и, подобно шумному, неиссякному водопаду, извергаются и потрясают воздух.

  •  

Племя акардийских Греев и Тибуллов особенно велико; они составляют особенный легион. Между тем элегии одного несколько трудно отличить от элегии другого: они все твердят одно и то же, все грустят и тоскуют о том, что дважды два — пять. Эта мысль, конечно, чрезвычайно нова и поразительна, но под их пером уже несколько обветшала, по крайней мере так уверял меня один из знатоков их поэзии.
Как истинный сын отечества, я порадовался, что наши русские поэты выбрали предмет, который не в пример богаче: с семнадцати лет у нас начинают рассказывать про свою отцветшую молодость. Наши стихотворения не обременены ни мыслями, ни чувствами, ни картинами; между тем заключают в себе какую-то неизъяснимую прелесть, не понятную ни для читателей, ни для сочинителей; но всякий не славянофил, всякий человек со вкусом восхищается ими.
Избавившись от голов и сердец, акефалийцы получают ненасытную страсть к палочным ударам, которые составляют их текущую монету.

О рассказе

править
  •  

Вряд ли сам автор придавал серьёзное значение своей хлёсткой сатирической зарисовке. Но, если вдуматься, он совершил открытие, а именно: он обнаружил, что в стране Утопии можно увидеть не только то, что хочешь, но и то, чего не хочешь. Пройдёт, пожалуй, более ста лет, прежде чем это никем не замеченное открытие разовьётся в мощный жанр антиутопии и романа-предупреждения. Хотя их следы будут нам попадаться и раньше.

  Всеволод Ревич, «Не быль, но и не выдумка», 1979

Примечания

править
  1. Мнемозина. — Ч. II (ценз. разр. 14 апреля 1824). — С. 143-151.