Борьба за существование (Доде)

«Борьба за существование» (фр. La lutte pour la vie) — драма Альфонса Доде 1889 года, продолжение одной из сюжетных линий романа «Бессмертный». Посвящена критике социального дарвинизма.

Цитаты

Предисловие

перевод: О. В. Моисеенко

Я отчётливо понял всю опасность неверно воспринятой идеи: возможность применения подлецами или невеждами доктрин, извращённых в самой своей основе, провозглашение чудовищного людского эгоизма новым законом общества и оправдание любых аппетитов, любых преступлений ссылкой на естественно-историческую теорию, сформулированную великим мыслителем в уединении, в отвлечённом мире его башни из слоновой кости.

Образ этого юного прохвоста под маской педагога и учёного так заинтересовал меня, показался мне столь правдивым, столь современным, что я начал нечто среднее между романом и историческим этюдом под заглавием «Лебиц и Барре — два молодых француза нашего времени». Я работал над этим уже несколько месяцев, но тут во Франции вышел перевод замечательного романа Достоевского «Преступление и наказание», и оказалось, что это именно та книга, которую я собирался написать, да ещё принадлежащая перу гения.

… изысканный разбойник Поль Астье… Читал ли он Дарвина? Вряд ли. Вернее всего, что не читал. Но то немногое, что ему известно о дарвинизме, он охотно приводит в Палате, в клубе, в душе и фехтовальном зале — словом, всюду, где собираются мужчины (в присутствии женщин молодой человек держит иные речи), и научные формулировки, которые он запомнил мимоходом, помогают ему оправдать в собственных глазах и даже в глазах света свою преступную жизнь, жизнь бездушного честолюбца, жуира и убийцы.

Какую травлю, какую злобу, какой поток брани вызвали вольности, допущенные мною по отношению к достопочтенной Академии [в «Бессмертном»]! А ведь я только имел смелость сказать, что её милости не вредны, но бесполезны и что талантливый человек прекрасно обходится без её штампа; я дерзнул рассказать о нравах этого мира специфических интриг, о многочисленных и противоборствующих ветрах, дующих в его холодных коридорах, о скользких ступеньках его извилистых лестниц, о его низких дверях, набивающих шишки самым гордым, которым приходится сгибаться, чтобы пройти в них; я пожалел о плачевном положении кандидатов в академики, ибо Академия тащит их за собой как обманчивую приманку, и, наконец, указал артистической молодёжи на западню, уготованную её гордости, её независимости.

Действие первое

Шемино. Э. да у тебя здесь новая книга Эрше! Ты не читал? Поль Астье (презрительно). Нет! Шемино (берёт книгу и читает название). «Лебиц и Барре — два молодых француза нашего времени». Это, знаешь, про двух молодых людей, которые убили старуху молочницу… Поль Астье. А, да, из-за нескольких грошей… Дурачьё! Их головы дороже не стоили. Но какое отношение… эти два негодяя… Шемино. Это не просто два негодяя! Это два молодых человека, таких же, как ты и как я, школьные товарищи, воспитанные, образованные, но — голодные… и дарвинисты до мозга костей… Один из них в зале суда в Аррасе, после убийства, прочитал публичную лекцию на тему борьбы за существование… Сильный пожирает слабого!.. Твоя теория! (Меняя тон.) Но какая ловушка, мой милый, эти научные формулы!.. (Постепенно понижая голос.) Как незаметно можно соскользнуть, поддаться, как поддались они! Поль Астье. Ты что… с ума сошел? Шемино. Да, конечно!.. Принципы… Честь, совесть… Поль Астье. Гораздо больше: моё честолюбие!.. Что ты мне рассказываешь о каких-то двух подлецах, у которых подвело животы, о двух бездельниках, мечтающих о том, чтобы их жалкие желания немедленно удовлетворялись? У меня совсем другой размах, я люблю власть, я хочу подняться высоко, слышишь? Очень высоко! Управлять событиями, людьми! Нет, я не поскользнусь на апельсинной корке!.. (Улыбаясь.) Благодарю за добрый совет…

Действие второе

Шемино. Но ты же не влюбляешься? Поль Астье. Я притворяюсь и благодаря этому сохраняю хладнокровие. Я говорю все, что требуется, у меня есть свой репертуар, очень небогатый, всегда один и тот же: душа, цветочек, звёздочка. Понимаешь, мой милый: женщина остановилась на романсе. Мне даже кажется, что она приблизилась к мандолине, стала ещё сентиментальнее по мере того, как мужчина становился всё более хищным, а жизнь становилась всё труднее.

Поль Астье. Любящая женщина всегда видит в мужчине что-то вроде Наполеона…

Маркиза де Роканер. Дорогой друг! Вы всегда останетесь герцогиней. Мария-Антония. <…> Можно разориться, но не сдержать своё слово нельзя.

Действие третье

Лидия. Зачем же плакать? Терпение и доверие — в этих словах вся любовь. Эстер. Я не умею ждать. Лидия. Значит, вы не умеете любить.

Вайян. Ты вечно на него злишься!.. А между тем он с головой. Ты читал его вчерашнюю речь в Палате? Он не пустозвон… хотя и сын академика. Он идёт прямо к цели. Антонин. О да, это один из наших знаменитых struggle for lifer'ов. <…> Так в своей последней книге называет Эрше новую породу мелких хищников, для которых замечательное открытие борьбы за существование служит лишь научным обоснованием всякого рода подлостей. Вайян. Но ведь Астье тогда говорил нам, что это закон природы. Антонин. Да… закон лесов и пещер… Но мы-то, слава богу, вышли из этого состояния! Человек встал на ноги, изобрёл огонь, свет, понял, что такое совесть, что такое нравственность, навел страх на диких зверей. Сейчас дикие звери оживились. Слышите, как они рычат, как они дерутся у миски с едой? Вайян (Лидии). Ишь, шельмец, как здорово говорит! Антонин. Нет, я виню не великого Дарвина, а тех лицемерных разбойников, которые ссылаются на него, которые, воспользовавшись наблюдениями и выводами учёного, пытаются сделать из них статью закона и систематически применять её. Вы полагаете, что это великие, что это сильные люди. Нет, это не так! (Ударяет кулаком по столу; очки у него падают, он их протирает.) Без доброты, без милосердия, без человеческой солидарности ничего великого быть не может. Я утверждаю, что применять теорию Дарвина — злодейство, ибо это значит будить в человеке зверя, или, как говорит Эрше, пробуждать всё, что ещё осталось у вставшего на ноги человека от того времени, когда он стоял на четвереньках.

Действие четвёртое

Шемино. Твой секретарь — он всегда предаёт тебя… Зачем ты держишь Лортига? Поль Астье (многозначительно). Я его приберегаю… Я его приберегаю, потому что он способен на всё, а это — очень редкое и очень ценное качество в известных случаях.

Перевод

Е. С. Булгакова, 1965