Бедный маленький воин

«Бедный маленький воин» или «Бедный маленький вояка» (англ. Poor Little Warrior!) — юмористический фантастический рассказ Брайана Олдисса 1958 года.

Цитаты

Клод Форд знал, как надо охотиться на бронтозавров. Сначала вы бездумно месите грязь, тягучую целебную грязь, пробираясь среди ив и маленьких, по здешним меркам, первобытных цветов с коричнево-зелёными круглыми бутонами. (Отчего всё поле походит на плантацию футбольных мячей.) Вы не сводите глаз с туши, облюбовавшей заросли тростника. Создание не менее грациозное, чем чулок, набитый песком, возлежит, согласно Архимеду, погрузившись в болото по холку, и описывает полукруг широкими, с кроличьи норы ноздрями в футе над зарослями, с радостным хрюканьем находя толстые, как колбасы, стебли тростника. Пытаясь создать идеальное страшилище, Природа перестаралась. Стрелку зашкалило и отбросило в обратную сторону, посему чудовище оказалось наделенным своеобразной привлекательностью. В глазах его — жизни не больше, чем в большом пальце на ноге трупа. А слежавшаяся шерсть в бесформенных ушных раковинах и выдыхаемая вонь очень пригодились бы в качестве аргумента любителям повитийствовать на тему совершенства творений Матери Природы. Но вы — мелкое млекопитающее с развитым большим пальцем и самозарядным, компьютерно управляемым, с оптическим прицелом, двуствольным, нержавеющим, сверхмощным карабином 65-го калибра в хилых лапках; и вас влечёт шкура грозного ящера. Пусть она испускает раздражающий, как басовая нота, запах, но слоновья кожа по сравнению с ней — дешевле туалетной бумаги. Шкура у бронтозавра серая, как море викингов, и прочная, как фундамент собора. — начало

Claude Ford knew exactly how it was to hunt a brontosaurus. You crawled heedlessly through the mud among the willows, through the little primitive flowers with petals as green and brown as a football field, through the beauty-lotion mud. You peered out at the creature sprawling among the reeds, its body as graceful as a sock full of sand. There it lay, letting the gravity cuddle it nappy-damp to the marsh, running its big rabbit-hole nostrils a foot above the grass in a sweeping semicircle, in a snoring search for more sausagy reeds. It was beautiful: here horror had reached its limits, come full circle and finally disappeared up its own sphincter. Its eyes gleamed with the liveliness of a week-dead corpse’s big toe, and its compost breath and the fur in its crude aural cavities were particularly to be recommended to anyone who might otherwise have felt inclined to speak lovingly of the work of Mother Nature. But as you, little mammal with opposed digit and .65 self-loading, semi-automatic, dual-barrelled, digitally-computed, telescopically sighted, rustless, high-powered rifle gripped in your otherwise-defenceless paws, slide along under the bygone willows, what primarily attracts you is the thunder lizard’s hide. It gives off a smell as deeply resonant as the bass note of a piano. It makes the elephant’s epidermis look like a sheet of crinkled lavatory paper. It is grey as the Viking seas, draught-deep as cathedral foundations.

	По серой шкуре мечутся — можно увидеть их отсюда! — обитающие в складках и трещинах маленькие коричневые вши, наделенные неуловимостью привидений и жестокостью крабов. Если одна из них свалится на вас — хребту каюк. И когда какой-нибудь из этих паразитов задирает конечность, вы в силах разглядеть, что он, в свою очередь, носит собственный урожай паразитов рангом помладше — размером с омара.
	Over it scamper—you can see them from here!—the little brown lice that live in those grey walls and canyons, gay as ghosts, cruel as crabs. If one of them jumped on you, it would very like break your back. And when one of those parasites stops to cock its leg against one of the bronto’s vertebrae, you can see it carries in its turn its own crop of easy-livers, each as big as a lobster,..

	Время внимания оракулу миновало, приметы вы оставили позади и приближаетесь к гибели — его или вашей. Страхи и предчувствия могут лишь помешать и посему отброшены, только натянутые нервы, дрожащие сплетения мускулов под липкой от пота кожей и маниакальная мечта маленького существа одолеть чудовище помогут вашим чаяниям исполниться.
	Time for listening to the oracle is past: you’re beyond the stage for omens, you’re now headed in for the kill, yours or his; superstition has had its little day for today, from now on only this windy nerve of yours, this shaky conglomeration of muscle entangled untraceably beneath the sweat-shiny carapace of skin, this bloody little urge to slay the dragon, is going to answer all your orisons.

	Этот червь совести длинен, как бейсбольное поле, и по-черепашьи долгоживущ.
	.. that old worm conscience, long as a baseball pitch, long-lived as a tortoise, is at work;..

	Монстр как ни в чём ни бывало угрюмо чавкает, да ещё и подпускает ветерок, способный сдвинуть старинный парусник.
	The monster still munches, relieved to have broken enough wind to unbecalm the Ancient Mariner.

	В следующую секунду хвост длиной в воскресенье и толщиной в субботнюю ночь обрушивается с небес.
	... and next second a walloping great tail as long as Sunday and as thick as Saturday night comes slicing over your head.

... держитесь подальше от Клода Форда, человека столь же бесполезного, сколь и его фамилия, которую он носит вместе с ужасной женщиной Мод. Мод и Клод Форды не ужились друг с другом, а заодно и с миром, в котором родились. Это послужило Клоду поводом отправиться стрелять гигантских ящеров. Поскольку вы — абсолютный кретин, если надеялись, что сто пятьдесят миллионов лет способны хоть чуть-чуть упорядочить хаос в водовороте амбиций.

which meant for you getting away from Claude Ford, a husbandman as futile as his name with a terrible wife called Maude. Maude and Claude Ford. Who could not adjust to themselves, to each other, or to the world they were born in. It was the best reason in the as-it-is-at-present-constituted world for coming back here to shoot giant saurians—if you were fool enough to think that one hundred and fifty million years either way made an ounce of difference to the muddle of thoughts in a man’s cerebral vortex.

… глупая морда, подобно поезду, давшему задний ход, поднимется из воды рядом с вами, монотонно работая похожими на бетонные надолбы коренными зубами. Болотная жижа ниспадает водопадом с бескрайних губ (или безгубых краёв?), заляпывая всё вокруг, в том числе и ваши ноги. Стволы, стебли, листья, трава, тина, торф вперемешку вращаются в жующей пасти. Всё, включая и мечущихся крошечных рачков и лягушек, перекочует из мерзкой пасти в мерзкий желудок. И под аккомпанемент челюстей: глум-глум-глум... на вас опять пристально смотрят.

… the crazy head comes back out of the water like a renegade express and gazes in your direction.  Grazes in your direction. For as the champing jaw with its big blunt molars like concrete posts works up and down, you see the swamp water course out over rimless lips, lipless rims, splashing your feet and sousing the ground. Reed and root, stalk and stem, leaf and loam, all are intermittently visible in that masticating maw and, struggling, straggling or tossed among them, minnows, tiny crustaceans, frogs—all destined in that awful, jawful movement to turn into bowel movement. And as the glump-glump-glumping takes place, above it the slime-resistant eyes again survey you.

Гигантский скелет бронто, дочиста обглоданный местными хищниками, постепенно утонет в болотной жиже, поднимутся воды, старикан Нептун заявится, чтобы покрыть собою все последствия этой нечистой игры. Ил осядет на громадное ложе неторопливым дождем, у которого впереди столетия. Смертное ложе будет подниматься и опускаться, быть может, раз десять и очень аккуратно, чтобы не потревожить усопшего — к тому времени прах скроется под изрядным слоем породы. Под конец останки будут заключены в гробницу, превосходящую мечты любого индийского раджи. Твердь земная взвалит останки на плечи, и бронто без единого усилия окажется на краю одного из утёсов Скалистых гор, высоко над волнами Тихого Океана.

Gradually your bronto’s mighty carcass, picked loving clean by predators, would sink into the slime, carried by its own weight deeper; then the waters would rise, and old Conqueror Sea come in with the leisurely air of a cardsharp dealing the boys a bad hand. Silt and sediment would filter down over the mighty grave, a slow rain with centuries to rain in. Old bronto’s bed might be raised up and then down again perhaps half a dozen times, gently enough not to disturb him, although by now the sedimentary rocks would be forming thick around him. Finally, when he was wrapped in a tomb finer than any Indian rajah ever boasted, the powers of the Earth would raise him high on their shoulders until, sleeping still, bronto would lie in a brow of the Rockies high above the waters of the Pacific.

	... мозга-зародыша, обосновавшегося в черепе бронто и командовавшего горой мяса.
	… once the midget maggot of life is dead in the creature’s skull,..

	Как все жестокие люди, вы сентиментальны; как все сентиментальные — щепетильны.
	You are like all cruel men, sentimental; you are like all sentimental men, squeamish.

И кто-то, воспользовавшись вашей медлительностью, толкает вас в спину, опрокидывает лицом в жирную грязь. Вы сопротивляетесь, кричите, а клешни омара терзают вашу шею. Пытаетесь схватить винтовку — никак. Перекатываетесь на спину, и крабовидная тварь тут же впивается в грудь. Пытаетесь оттолкнуть её, схватившись рукой за панцирь — она хихикает и откусывает пальцы. Убивая бронто, вы не подумали, что для замухрышки вроде вас паразиты опаснее хозяина. Вы предпринимаете всё, от вас зависящее. Вы отбрыкиваетесь минимум три минуты. В результате вас оседлала целая свора тварей, и вот уже ваш скелет обглодан дочиста. Вам понравится на вершине Скалистых гор. Не стоит преждевременно огорчаться.

… as you pause, something lands socko on your back, pitching you face forward into tasty mud. You struggle and scream as lobster claws tear at your neck and throat. You try to pick up the rifle but cannot, so in agony you roll over, and next second the crab-thing is greedying it on your chest. You wrench at its shell, but it giggles and pecks your fingers off. You forgot when you killed the bronto that its parasites would leave it, and that to a little shrimp like you they would be a deal more dangerous than their hosts.

Перевод

И. Чубаха, 1992 (с уточнениями)