Американская национальная литература. Существует ли она и может ли вообще существовать?

«Американская национальная литература. Существует ли она и может ли вообще существовать?» (англ. American National Literature. Is there any such thing—or can there ever be?) — статья Уолта Уитмена 1891 года.

Цитаты

Нужно сказать, что цивилизация в целом или истинно национальная литература (как и язык или, скажем, погода) создаётся не под двумя-тремя влияниями, пусть даже и очень важными, не по готовым программам или указаниям критики, не на основе заранее сложившихся представлений о том, какой ей положено быть, или измышлений и рекомендаций, исходящих от всякого рода премудрых авторитетов, и, уж конечно, не под теми влияниями, которые считаются не подлежащими сомнению (хотя и они тоже некоторым образом оставляют свой след), но медленно, медленно и очень своеобразно, из многого множества куда более глубоких смешений и посевов (особенно в Америке), и поколений, и лет, и рас, и из того, что в значительной мере кажется случайным, но на самом деле отнюдь не случайно. Прежде всего для будущего национальной литературы в Америке необходимо, чтобы Новая Англия (край сугубо нравственный и нравоучительный, как его называет один мой знакомый циник) и три или четыре крупных города Атлантического побережья, которые почитают себя сегодня наиглавнейшими, перестали столь оглушительно трубить о себе во все трубы. Сочетание разнообразных элементов — вот корень национальной литературы, Америка уже становится гигантским миром, объединяющим в себе несметное множество людей, воззрений, характеров, климатических поясов, природных особенностей — сорок четыре нации причудливо и неодолимо сливаются и образуют Единую Нацию, с единым языком и едиными общественными и правовыми нормами и, предсказываю я, со своей национальной литературой, которой ещё предстоит возникнуть. (По моему мнению, литература эта, если она когда-либо возникнет, послужит величию и процветанию Федерации больше, чем её политика, и богатства, и ремёсла, и торговля, как бы ни были они значительны и необходимы.)

In general, civilization's totality or real representative National Literature formates itself (like language, or "the weather") not from two or three influences, however important, nor from any learned syllabus, or criticism, or what ought to be, nor from any minds or advice of toploftical quarters—and indeed not at all from the influences and ways ostensibly supposed (though they too are adopted, after a sort)—but slowly, slowly, curiously, from many more and more, deeper mixings and siftings (especially in America) and generations and years and races, and what largely appears to be chance—but is not chance at all. First of all, for future National Literature in America, New England (the technically moral and schoolmaster region, as a cynical fellow I know calls it) and the three or four great Atlantic-coast cities, highly as they to-day suppose they dominate the whole, will have to haul in their horns. Ensemble is the tap-root of National Literature. America is become already a huge world of peoples, rounded and orbic climates, idiocrasies, and geographies—forty-four Nations curiously and irresistibly blent and aggregated in ONE NATION, with one imperial language, and one unitary set of social and legal standards over all—and (I predict) a yet to be National Literature. (In my mind this last, if it ever comes, is to prove grander and more important for the Commonwealth than its politics and material wealth and trade, vast and indispensable as those are.)

Иногда бо́льшая часть простого люда (который куда проницательнее, чем предполагают критики) наслаждается умело скрытым или беспечно оброненным намёком, самым наималейшим, вовсе не рассчитанным, что его непременно поймут. Восхитительные строки подобного рода есть в старинных балладах. У греков Аристофана и Пиндара они встречаются в изобилии. (Мне иной раз сдаётся, что эллинская публика была, должно быть, в массе своей столь же проницательна и сообразительна, как любой из тогдашних поэтов.) У Шекспира их великое множество. Они есть и у Теннисона. Они всегда означают серьёзную авторскую похвалу читателю и вполне достойны внимания острых умов Америки. Однако поощрять в простом народе следует не обыкновенную сообразительность, но качества более основательные, больше соответствующие нашему времени. Корни, из которых прежде всего должна вырастать литература Соединённых Штатов, — это патриотизм, национальное начало, сочетание разнородных элементов или связанные с ними идеи, которые всемерно способствуют их зарождению и внедрению. <…> Я всегда буду с уважением говорить о пуританстве и о том, что из него проистекает, но должен при этом сказать, что для столь обширной и разнообразной — географически и творчески — Федерации пуританские мерила оказываются тормозящими, узкими и несерьёзными.

Sometimes the bulk of the common people (who are far more 'cute than the critics suppose) relish a well-hidden allusion or hint carelessly dropt, faintly indicated, and left to be disinterr'd or not. Some of the very old ballads have delicious morsels of this kind. Greek Aristophanes and Pindar abounded in them. (I sometimes fancy the old Hellenic audiences must have been as generally keen and knowing as any of their poets.) Shakspere is full of them. Tennyson has them. It is always a capital compliment from author to reader, and worthy the peering brains of America. The mere smartness of the common folks, however, does not need encouraging, but qualities more solid and opportune. What are now deepest wanted in the States as roots for their literature are Patriotism, Nationality, Ensemble, or the ideas of these, and the uncompromising genesis and saturation of these. <…> Puritanism and what radiates from it must always be mention'd by me with respect; then I should say, for this vast and varied Commonwealth, geographically and artistically, the puritanical standards are constipated, narrow, and non-philosophic.

	Американская литература нуждается в больших писателях, даже не таких, как Карлейль или Гейне, которые были рождены и воспитаны в обширном сумасшедшем доме или в палате для психопатов, каковой во многих отношениях можно счесть Европу при всех её триумфах, и в той или иной мере стали частью общества, которое их породило.
	For American literature we want mighty authors, not even Carlyle- and Heine-like, born and brought up in (and more or less essentially partaking and giving out) that vast abnormal ward or hysterical sick-chamber which in many respects Europe, with all its glories, would seem to be.

Перевод

Р. Е. Облонская, 1970