Что за безумная Вселенная

«Что за безумная Вселенная» (англ. What Mad Universe) — фантастический роман Фредерика Брауна 1949 года. Является одним из первых произведений, детально развивающих тему параллельных вселенных.

Цитаты

Кейт чуть не попятился назад. Стеклянную дверь никто и не думал мазать чёрной, как дёготь, краской. То, что он видел, глядя на них, было… чернотой в чистом виде. То, какого мрака он ещё в жизни не видел. Ни одного огонька. Освещение вокзала, похоже, никак не влияло на эту абсолютную темень. Кейт опустил глаза долу: тротуара далее, чем на полметра от двери, видно уже не было. И… то ли у него разыгралось воображение, то ли на самом деле какая-то толика тьмы проскользнула сквозь приоткрытую дверь в вокзальное помещение, как если бы это была не просто безликая темнота ночи, а какой-то вполне реальный сгусток мрака, который можно было пощупать, нечто вроде газообразного облака. В общем, то было не просто отсутствие света, а что-то и ещё. <…> Кейт сдвинулся с места, и дверь тут же захлопнулась за ним. Было такое впечатление, что он вошел в чёрную комнату. Затемнение было идеальным и куда как превосходило все то, что ему довелось видеть в этом роде. Наверное, это и было то, — он вспомнил фразу в «Нью-Йорк Таймс», — что называлось «тотальным отуманиванием». Он взглянул вверх — ни единой звездочки, ни лучика Луны, хотя в Гринтауне она просматривалась на небе во всем своем блеске. Кейт сделал пару неуверенных шагов и оглянулся на дверь. Ее и след простыл. А между тем она ведь была стеклянной. И каким бы слабым ни было освещение в зале ожидания, но, хоть как-то, но все же должно было пронизывать эту темень. Если, конечно, дверь и в самом деле не затушевали чёрной-пречёрной краской снаружи. Кейт вернулся по своим следам и увидел крайне слабые световые очертания прямоугольника на расстоянии вытянутой руки: это и была предельная дистанция, на которую ещё как-то пробивалось освещение изнутри вокзала. Кейт отступил на шаг — и блеклый прямоугольник стеклянной двери пропал. Достав из кармана коробок, Кейт зажег спичку. Огонек воспринимался как слабая световая точка, когда он отодвинул его на всю длину руки. Он хорошо различал его только в пятидесяти сантиметрах от себя, не далее. Пламя куснуло Кейта за пальцы и он выронил спичку. Он не был в состоянии сказать, продолжала ли она ещё гореть, когда коснулась бетона. — 4

Keith almost stepped back. It hadn't been black paint on the outside of the glass of the doors. It had been—blackness. A kind of utter black darkness he'd never seen before. Not a glimmer of light showed anywhere. The dimmed lights inside the station didn't seem to cut into that blackness at all. Looking down, he could see the paving of the walk for only a foot or two beyond the edge of the open door. And—was it his imagination, or was a little of that outside blackness drifting into the station itself through the doorway, as though it weren't darkness at all but a palpable blackness, a gaseous blackness? As though it were something more than mere absence of light? <…> He walked through and the door closed behind him. It was like walking into a closet. This was a blackout beyond blackouts. It must be—he remembered a phrase from The New York Times—the mistout. He looked up and there wasn't a sign of a star or the moon and it had been, in Greeneville, at least, a brightly moonlit night. He'd taken two steps outside the door and now he turned to look back at it. He couldn't see it. There should be a lighted pane of glass there. However dimly lighted, it should be visible for a long way in darkness like this. Unless, of course, the glass really had been painted black on the outside. He stepped closer and he could see it, a very dim rectangle, close enough now that he could reach out and touch it. It wasn't visible any farther away than that. He took a step back and it was gone. He fumbled a box of matches out of his pocket and struck one of them. Held at arm's length, he could see only a faint spot of light. At two feet from his eyes, he could see it clearly. But no farther. It burned down almost to his fingertips and he dropped it; he didn't know whether it went out when it hit the sidewalk or not. Maybe it was still burning down there on the concrete.

	— Мистер, я летал по трассе Марс—Юп во времена платиновой лихорадки; тогда, прежде чем задраить шлюзы, нам заранее давали отпущение всех грехов. — 5
	"Mister, I was on the Mars-Jupe run in the days of the plat-rush, when they said the last rites over us before they closed the airlocks."

И однажды немецкому профессору удалось найти наиболее эффективное решение — получить эпсилон-газ, выполнявший требуемую функцию. Тогда-то Всемирный Совет и принял решение о неукоснительном отуманивании этим газом всех городов Земли с населением свыше ста тысяч человек. Диковинную, однако, субстанцию открыл этот герр профессор Курт Эббинг. Газ не имел запаха, не был токсичен ни для одной из форм животной или растительной жизни, был совершенно непроницаем для света и эпсилон-лучей. Добывали его почти даром из гудрона. Одной установки было вполне достаточно, чтобы каждый вечер производить его в количестве, достаточном для того, чтобы покрыть целый город непроницаемой пеленой. С восходом солнца он распадался в течение 10–15 минут. — 5

The German professor had come up with the only practicable answer that had yet been found—the epsilon gas which formed the mistouts which were now required by the Greater Earth Council for all cities larger than a hundred thousand population. It was a substance of strange properties indeed, this discovery of the Herr Professor Kurt Ebbing. Odorless, harmless to all forms of animal and vegetable life, it was impervious to light and to epsilon rays. It was inexpensively made from coal tar; one plant could turn out enough in a few hours each evening to mix with the air and completely blanket a city. And at dawn sunlight disintegrated it within the space of ten or fifteen minutes.

1903 год. Американский профессор из Гарвардского университета Джордж Ярлей открыл способ перемещения в Пространстве. Причём, совершенно случайно! В тот день учёный муж пытался починить для собственных нужд принадлежавшую его жене старенькую швейную машинку, давно поломавшуюся и заброшенную за ненадобностью на чердак. Ярлей хотел наладить её таким образом, чтобы крутя педалями, приводить в действие миниатюрный генератор собственного изготовления, предназначавшийся для получения тока высокой частоты и малого вольтажа, что потребовалось учёному для некоторых задуманных им опытов по физике. Окончив монтаж, — к счастью, он сумел потом вспомнить, в какой момент допустил ошибку, — профессор нажал на педаль и после нескольких движений нога совершенно неожиданно для него упёрлась в пол. Швейная машинка вместе с педалью и генератором попросту исчезли. <…> Профессор не знал, что за открытие он совершил, но чувствовал, что оно имеет большое значение. Поэтому, ничтоже сумняшеся, он снял деньги со своего счета в банке и купил ещё пару швейных машинок. Одну он любезно возвратил для бытовых нужд жене. А вторую смонтировал точно так же, как и в первые два раза. <…> Так он открыл, что может опереться на мотор с часовым механизмом правда, подключенный несколько особо — для включения генератора. Педаль оказалась необязательным атрибутом, но если для запуска генератора использовался электромотор, то что-то там получалось не так, и феномен не изволил себя проявлять. Отметил он, наконец, и тот немаловажный факт, что можно обойтись без шпулей и без маховика, но никак не без челнока из цветного металла. Была установлена возможность использования для запуска генератора любой силы, кроме электричества. Так, помимо механической тяги от педали и часового механизма, он перепробовал гидравлическое колесо и небольшой паровой двигатель, которым игрался его сын (что вынудило профессора купить ему потом новый). Кончилось все это тем, что ученому удалось так упростить аппарат, что его стало возможным монтировать в простом ящике — они, естественно, обходились намного дешевле швейных машинок — причем, энергию создавал скромный моторчик на пружинах, из тех, что используют в детских игрушках. Устройство теперь стоило менее пяти долларов, а чтобы собрать его достаточно было нескольких часов. Профессору теперь оставалось лишь ставить на нужное место моторчик, включать рычажок… и аппарат куда-то проваливался. А вот куда он девался и почему это происходило, Ярлей так и не мог установить. Но упорно продолжал проводить опыты. Наступил, наконец, день, когда сообщили, что какой-то предмет сначала грешили на метеорит — врезался в стену внушительного здания в Чикаго. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это — деревянный ящик, в котором беспорядочно напичкано что-то, напоминавшее часовой механизм и электрические приборы. Первым же поездом ярлей отбыл в Чикаго, где тотчас же признал в остатках злополучного предмета творение своих рук. Тогда-то он и сообразил, что его устройство переместилось в пространстве, и он с удвоенной энергией продолжил свои эксперименты. Никто не мог хронометрически, с точностью до секунды, установить тот момент, когда аппарат пошел на таран стены дома, но по ряду косвенных свидетельств Ярлей пришел к выводу, что путь от Кэмбриджа до Чикаго тот проделал практически мгновенно. Университет выделил ему помощников, и ученый без конца множил количество своих опытов, присваивая номер каждому новому детищу, которое уходило неизвестно куда, тщательно фиксируя детали относительно, например, числа заводов пружины, направления, в котором был повернут аппарат, времени, с точностью до долей секунды, его исчезновения. Кроме того, он развил бурную деятельность по оповещению граждан о своих опытах, обращаясь ко всем людям на всех континентах с просьбой разыскивать пропадавшие из его лаборатории устройства. Из тысяч засланных им таким образом в неизвестность предметов выявили всего два. Но когда подызучили условия, L, при которых ставился с ними опыт, то пришли к некоторым выводам фундаментального порядка. Первое. Устройство всегда устремлялось в направлении точно по оси генератора. Второе. Существовала строгая зависимость между количеством оборотов прибора и преодолённым расстоянием. Вот теперь-то можно было приняться и за настоящую работу. В 1904 году он сделал открытие, что путь, пройденный машиной, прямо пропорционален кубу числа оборотов и их долей, проделанных генератором и что продолжительность перемещений была и в самом деле нулевой. — 6

The year nineteen hundred and three. Professor George Yarley, an American scientist at Harvard University, had discovered the spacewarp drive. Accidentally! He had been working on, of all things, his wife's sewing machine, which had been broken and discarded. He was trying to rig it up so the treadle would run a tiny home-made generator to give him a high-frequency low-voltage current that he wanted to use in some class experiments in physics. He'd finished making his connections—and fortunately he remembered afterwards just what they'd been and where he'd made his mistake—and he'd worked the treadle a few times when his foot stamped unexpectedly on the floor and he nearly fell forward out of his chair. The sewing machine, treadle and generator and all, just wasn't there any more. <…> He didn't know what he had, but he knew he had something. He drew money from his bank account and bought two more sewing machines. One was for his wife to sew with. The other one he rigged exactly as the first two had been rigged. <…> He found he could use a clockwork motor—connected in one particular way—to run the misconnected generator. The treadle wasn't essential—but an electric motor running the generator canceled something out and the thing wouldn't work. He found that he didn't need a bobbin or a flywheel but that the shuttle was necessary, and it had to be made of ferrous metal. He found that he could use anything except electricity to run the generator. Beside foot power through a treadle and the clockwork motors, he tried a water wheel and his son's toy steam engine (and had to buy him a new one). And he finally got it down to a comparatively simple layout of stuff mounted on a box—boxes were cheaper than sewing machines—powered with an inexpensive toy windup motor, the whole thing costing less than five dollars and taking only a few hours to make. All he had to do then was wind the motor, push the lever, and—well, it went somewhere. Where it went or why it went he didn't know. But he kept experimenting. Then one day there was a news story about something at first thought to be a meteor that had struck the side of a tall building in Chicago. Upon subsequent examination it proved to be what was left of a wooden box and some oddly assorted clockwork and electrical apparatus. Yarley took the next train to Chicago and identified his handiwork. He knew then that the thing had moved through space, and he had something to work on. Nobody had timed the striking of the object against the Chicago building to an exact second, but as nearly as a time could be assigned to it, Yarley decided that the object had traveled from Cambridge to Chicago in approximately nothing flat. The university gave him assistants, then, and he began experimenting in earnest, sending out the things in considerable numbers, each with an identifying serial number on it, and with an accurate record kept of variations in the number of windings, the exact number of turns given the clockwork motor, the direction in which it had been facing, and the time —to a fraction of a second—of its disappearance. Also, he publicized what he was doing and got people watching for them all over the world. Two, out of the thousands he sent, were reported. By comparison with his records he learned some crucial things. First, that the machine traveled in the exact direction of the axle of the generator part; second, that there was a relationship between the number of windings and the distance it traveled. Now he could really go to work. By 1904 he had determined that the distance the machine traveled was proportionate to the cube of the number of turns or fractional turns on the generator and that the duration of the trip was actually and exactly zero seconds.

Народное ликование удвоилось. Кейт отчётливо увидел, что на мостовой прекращено всякое движение транспорта, а людей оттеснили на обочину. Наконец показались пара мотоциклистов — полицейских впереди автомашины, за рулём которой важно восседал водитель в униформе. На заднем сидении лимузина никого не было, зато над ней в метрах трёх плыло в воздухе с той же скоростью нечто. То была гладкая, круглая сфера из металла, размером чуть больше баскетбольного мяча. — 8

The cheering grew nearer. Keith saw that all traffic had stopped and pulled toward the curbs. Two policemen on motorcycles came along and behind them was a car with a uniformed man at the wheel. There wasn't anyone in the back seat of the car but, above it, floating in mid-air about ten feet above the car and keeping pace with it, was something. It was a round, featureless, blank metal sphere a little larger than a basketball.

	Но главным его достижением, видимо, всё же был Мекки — машинный мозг. Создав его, Допелле наделил сферу такими ментальными качествами, которые намного превосходили возможности человеческих существ. Мекки не был человеком, однако он <...> был, в некотором роде сверхчеловеком. — 9
	The greatest of accomplishments, perhaps, was the creation of a mechanical brain, Mekky. Into Mekky Dopelle had put mental powers beyond those of human beings. Mekky wasn't human, but he <…> was, in some ways, superhuman.

Дверь Приоткрылась, показав слабо освещенный коридор. Нигде и никого не было видно. — Это я, Релло! — крикнул Джо. — Я с другом. Он вошел и двинулся по коридору, Кейт следом. — Релло — это прокс, — пояснил Джо наступавшему ему на пятки Кейту. — Он сидит на полке над дверью. Если он тебя не знает, то прыгнет на тебя сзади, когда ты войдёшь. Кейт обернулся и посмотрел назад, но тут же пожалел об этом. Что бы там ни сидело на полке над дверью, его скрывала глубокая тень, не позволяя различить детали... впрочем, оно и к лучшему. Выглядело оно как крупная черепаха со щупальцами осьминога и ярко-красными сверкающими глазами, похожими на лампы, горящие за толстым стеклом. Кейт не заметил у твари никакого оружия, но почувствовал, что оно ей и не нужно. Был ли прокс обитателем Проксимы Центавра? — 13

This time the door swung inward into a dimly lighted hallway. No one was in sight. Joe called out, "It's me, Rello. Joe. And a friend." He walked in and down the hallway. Keith followed him. "Rello's a Proxie," Joe explained as Keith followed him along the hallway. "On a shelf over the door. Gets you in the back as you go down the hall here, if he don't know you." Keith turned and looked over his shoulder, and wished that he hadn't. Whatever was on the shelf over the door was in deep shadow and he couldn't see it clearly, but maybe that was just as well for his peace of mind. It looked like a large turtle with tentacles like a devilfish, and with bright red luminous eyes like flashlight bulbs behind big red lenses. It didn't have any weapon that he could see—but he had a hunch it wouldn't need one. Was a Proxie a being from Proxima Centauri?

	— Слушай, Джо, может, ты случайно знаешь, где можно найти бывшего космопилота, который хотел бы немного подработать? <…> ... Джо улыбнулся и указал большим пальцем на лацкан своего пиджака. Только теперь Кейт заметил на нём значок, похожий на страдающую грыжей утку. — 13-14
	"Joe, do you happen to know where I can find an ex-space-pilot who'd like to make a little dough on the side?"<…> ... Joe grinned. He jerked a thumb at the lapel of his coat. Keith saw an emblem there about the size and shape of the ruptured duck he himself had worn for a while

— Измерение — всего лишь свойство Вселенной, — сказал Мекки, — и его можно отнести лишь к данной конкретной Вселенной. Впрочем, Вселенная — сама по себе являющаяся бесконечным пространством — всего лишь точка, безразмерная точка. На кончике иголки можно уместить бесконечное количество точек, следовательно, на нем столько же точек, что и в бесконечной Вселенной; или в бесконечном числе бесконечных Вселенных. — 17

"Dimension is merely an attribute of a universe," Mekky said, "having validity only within that particular universe. From otherwhere, a universe—itself an infinity of space—is but a point, a dimensionless point. "There are an infinite number of points on the head of a pin. There are as many points on the head of a pin, therefore, as in an infinite universe—or in an infinity of infinite universes."

— Если существует бесконечное множество Вселенных, — задумчиво произнес Кейт, — то должны существовать и все возможные комбинации. Значит, всё должно где-то быть правдой. Я хочу сказать, что невозможно написать фантастическое произведение, потому что — каким бы невероятным оно ни было — нечто подобное непременно имеет где-то место. Так? — Разумеется. Существует Вселенная, в которой Гекльберри Финн является реальным человеком, совершающим поступки, которые заставил его делать в своих книгах Марк Твен. В сущности, имеется бесконечно много Вселенных, в которых Гекльберри Финн делает то, что Марк Твен мог бы заставить его делать. Независимо от того, какие изменения мог бы внести в свои книги Марк Твен, всё равно они оказались бы правдой. — 17

Keith said thoughtfully, "If there are infinite universes, then all possible combinations must exist. Then, somewhere, everything must be true. I mean, it would be impossible to write a fiction story—because no matter how wild it sounds, that very thing must be happening somewhere. Is that true?" "Of course it's true. There is a universe in which Huckleberry Finn is a real person, doing the exact things Mark Twain described him as doing. There are, in fact, an infinite number of universes in which a Huckleberry Finn is doing every possible variation of what Mark Twain might have described him as doing. No matter what variation, major or minor, Mark Twain might have made in the writing of that book it would have been true."

... в твоих мыслях я нашел объяснение, почему из всех возможных Вселенных ты оказался именно в этой. — Ты хочешь сказать, это не было случайностью? — Ничто не бывает случайно. Так произошло потому, что в тот момент ты думал именно об этой Вселенной. Точнее, о своем фэне, Джо Доппельберге, и гадал, о какой Вселенной он мечтает, какой вид Вселенной устроил бы его. Вот это она и есть. И это вовсе не значит, что данная Вселенная нереальна. Ни ты, ни Джо Доппельберг не придумали этой Вселенной, она уже существовала. Это просто одна из бесконечного множества Вселенных, именно такая, о какой ты думал в момент вспышки... точнее, такая, о какой, по твоему мнению, мечтал бы Джо Доппельберг. — 17

"… I can see why, out of an infinity of universes, you landed in this one." "You mean it wasn't random?" "Nothing is random. It is because you chanced, at the exact instant of the flash, to be thinking about this particular universe. That is, you were thinking about your science-fiction fan, Joe Doppelberg, and you were wondering what kind of a universe he would dream about, what kind of a universe he would really like. And this is it. That doesn't mean that this isn't a real universe, as real as your own. Neither Joe Doppelberg nor you thought up this universe. It was; it existed. But it is the universe out of infinite universes which happens to be the one exactly like what you were thinking of at the time of the flash—thinking of, that is, as the universe you thought Joe Doppelberg would dream up."

Перевод

Н. Гузнинов, 1994 (с незначительными уточнениями)

О романе

	«Что за безумная вселенная!» <…> — это смесь юмора, логики, кошмара и сатиры.
	What Mad Universe! <…> is a blend of humor, logic, terror and satire.
	— Энтони Бучер и Фрэнсис Маккомас, 1950

	«Что за безумная вселенная!» <…> — это развесёлое хорошо приготовленное ирландское рагу, в котором различимы ароматы главных ингредиентов.
	What Mad Universe! <…> is a gleeful mulligan stew of well tried ingredients dished up with that all-important difference in flavor
	— Питер Шуйлер Миллер, 1950