Тени исчезают в полдень

	Тени исчезают в полдень
	Статья в Википедии

«Тени исчезают в полдень» — советский телесериал-сага по одноимённому роману Анатолия Иванова, снятый в 1970—1971 годах режиссёрами Валерием Усковым и Владимиром Краснопольским.

Цитаты по сериям

1 серия "Красная Марья"

— Вдарь ей по "шарам" бесстыжим.
— За что?
— За надсмешку
— Обидно, что бесплатно подвесили, так я заплачу.
— Аниська, мельню-то проспорил...
— Вот что девка. При свидетелях тебе говорю. Последнее тебе условие. Дам тебе нож, рогатину и три дни сроку. До́будешь мне медведя, да чтоб шкура на нем была не желта́, не облезла́, а с шелковистым отливом. Я женюсь на тебе и мельню о́тдам.
— Да она за мельню тебе сотню медведей ухайдакает. У нас в округе их тьма.
— А вдруг ее зверь заломает?
— Со зверя и спрос...
—Ты только скажи, она для тебя утёс по камням расташ́ит.
—Ну бабы, не поминайте нас лихо́м. Не ко́рите, что мы мужиков ваших забираем. Хотели мы в Зеленом доле но́ву жизнь построить. Поприжали бо́го́теев, землю по совести разделили. Теперь она наша, народна́. Да ведать не судьба еще. Царский адмирал Ко́лчак с войной пошел. Хочет на старо́ повернуть. Ну да не беда товарищи. Нам, о́кромя цепей терять нечего. Ро́зобьем Колчака, завоюем нашу со́ветску власть и по домам вернёмся. А покуда, уж как-нибудь, одни, без мужиков тут управляйтесь. Что ж поделаешь, раз такое лихо настало. И еще, вот, что хочу сказать вам бабы. Собрались мы не на гулянку, не на свадебное веселье, на кровавую драку мужиков ваших увожу. И тут одно только могу сказать и пообещать. Коли черная судьба кому выпо́дет, семью его со́ветская власть в беде не о́ставит и своим теплом согреет. До свидания значит, ро́дные мои, ждите нас.
—Да я на него и не готовил. Прихватили молодца где-нибудь в постельке, тепленького.
— Все о нем печалишься?
— Былого не вернуть...

— В городе-то у отца ни чего не осталось?
— Дом отобрали, хлебные склады, пристань с лабазами, а матушка ихняя скончалась.
— А ну, мужики подровняйсь.
— Богданыч, не торчи бородой.
— Мы, гражданин Меньшиков, желаем знать, где вы жительство имели пока в отлучке были?
— Где был, там и наследил.
— Ты эти шутки свои брось и отвечай правду перед лицом советской власти.

— А у Тараса всё одно торговать или меняться. Одно слово, купи-продай!
— Купи, а? Не дорого возьму, агли́цкое́ производство! Берёшь, а?
—Смотри не продешеви...
—Ой ей, берёшь а?
— У меня ведь тожа́ своя лавка была. Даа-а́, пол деревни с поклонениями, одолжи-мол сахарку пудик, кара́сину́, али сицу.
—Выпей лучше. Эко дело, баба не поддалась.
—Марья то уж давно от ворот поворот ему показала.
—Никогда все советское сознательное крестьянство оказывает помощь голодающим рабочим и прочему населению, граждане Меньшиковы уклоняются выполнять решение советской власти о продразверстке. Они хотели сгноить хлеб в ямах, чем нанесли бы злостный вред союзу рабочего класса с крестьянством.
—А баба что? Днем пуглива, вечером блудлива...
— Давай мне.
— Последняя.
— Последняя? А может я домой пойду? Сомневаюсь я как мы с тобой одним ружьём партизанить-то будем!?
— Опять к девкам бегал? Я же запретила ухо́дить, на наш след беля́ков навидёшь.
— Пусто... Вот народ, всё подобрали!
— Напрасно Марья, ты его так отпустила. Со́мневаюсь я!
— Да, контра и всё тут.
— Думает, не дознаемся где был он? Притаился он гад, а потом выберет время когда насмерть ужалить можно. И прыгнет!
— Знамо дело, притаился...
— Да, куды́ ему!? Может и прыгнул бы́, да хвост - то́ мы ему прищеми́ли. По́ймите вы, если даже Филька-наш первый враг вернулся, значит некуда ему по́даться, значит по́всюду наша власть про́чно на ноги стано́вится. Наша - со́ветска власть.
— Ну, ты выпей е́шо, да рассказывай.
— Не-е нельзя, авторитет уроню.
...
— Ну, разве ещё пол стакашика.
— А тепе́реича, я в товари́ществе. Опять же, поскольку партизан.
— Ох и прижмёт же вас Красная Марья... Своими ушами слышал, коммунаров настраивала.
— Меньшиковых, грит в первую очередь надо из богатой одежки вывалять.
— С Колчаковцами за одно, гады.
—Да, тихо ты...
—Во, во-вот и теперь больше всех воду мутите. Эксплуататоры вы! Тепе́рича, кто не работает, тот не ест. Берегитесь!
— Да, знамо-знамо мы, как ты из батраков-то кровь высасывал! Сохрани Господь к такому хозяину в ермо-то попасть.
....
— Сопьёшься, так сам в ноги кинешься!
— Да если бы у Фролки, голова не похожа на то место на котором сидеть, то он бы... Да, он бы вместе с Марьей вмиг! А то он тоже, вздумал тогда возле Марьи - блуд свой почесать!
— Бей гад, бей гад партизана!
— Партизан...
— И не деревня это вовсе, а скит́!
— Скит?...
— И рукво́дит всем е́нтим, ёйная тётка.
—На перво́м суку твою Марью повесить надо́. Она зачинщица всему. И всех о́ртельщиков вместе с ней.
—А чё правильно, что Марья с коммунарами-то вас растрясла, не мало добра-то вы на чужом горбу-то нажили.
— Ты, над чем смеёшься гад? Над чужим горем? Молчи пока цел...
—Да я может быть над собой смеюсь, у меня Марья-то всю душу вытрясла. У меня. Понял?!
— Не горя у тебя Фрол, а комедь.
— Сно́б, чтоб не рассыпался - покрепче вяжут, а потом моло́тят.
—А баба не сноб, её сколько́ не мо́лоти от её не убуди́ть.
—Ты попонятней, попонятнее объясняй губа-червячья.
— Вот помрёшь в болоте, а по тебе жабы прыгать будуть.

2 серия «Пришлые люди»

— Узнаешь место гад? Твори молитву!
— Ну как, товарищи коммунары, кого в председатели выбирать будем?
— Не тронь партизана, гад!
— Ну, вы что мужики по мне ль такая честь?
— А народ тебя не чествует вовсе, а работать заставляет. Ставлю вопрос на голосование. Кто за Захара Большакова, поднимите руки?
— Ты что делаешь, а?
—Уйди председатель, ничего вам не оставлю!
—Ты что, сдурел, да?
—Всё равно, ничего вам не оставлю!
— Да никто тебя не раскулачит — брехня всё это!
—Не верю я вам.
—Ну, и дурак, что не веришь.
— Жилельщик нашёлся, то Фрол с неё глаз не спускал, теперь ты. Авось не подохнет.

— Пускай вместо Марьи рассвет видит!
— Боялся, уползёт как змея от суда праведного!
— Будя-будя красный дьявол оружие лапать — отла́пался. С Машкой Вороновой расшы́тались, теперича с тобой рашшо́т будить. Говори, где братка мой?
— Кабы не Фролка, конец тебе с петухами председатель…
— Выздоровел?
— Все хорошо.
— А я сомневался.
— Как сомневался?
— Да шипко плох он был.
— Нельзя же из-за одного гада всю семью под корень рубить.
— Бог в помощь Андрон.
— Бог то Бог, да и сам бы помог.
— Ишь ты с больной головы на здоровую. Гуси ему мои не нравятся, гусь - птица безответная, её куда погонишь, она туда и идет. Она как ты на обчественную землю не зарится, картофельная твоя душа. Опять же, птица для обчества полезная.
—Сомневаюсь я, чтоб от твоих гусей была польза обществу!
— Несознательный, темный ты элемент.
— Ну, давай...
—Чего?
—Колья мне убрать, что б ты не замарал калоши.
— Ладно мужики, пошутковали. Завтра в тайгу надо ехать, лес заготавливать.
— Седьмой год... На вас с Серафимой х-хребёт ломаю, здоровьем за енти за семь лет совсем истощилси. Хватит! Помирать в ентим скиту не собираюсь. За такойе-е барахло можно себе жизнь купить.
—Удрать собираешься? Не малых чай харчей-то стоил?
—Ты что ли здесь хозяин?
—Один Бог здесь хозяин, на всё его воля Божия.
— С жиру гляжу беситься начинаете?
— Постой-постой, как это - торгуй!?...
— К той ключей подбирать не надо, так... Сама обязана пойти.
— Убивать-то по разному можно. Ну, а там глядишь и прежние времена вернутся.
—А ежели прознают хто мы такие? Загремим под панфары...
— Эй хозяева, не дозволите ли переночевать по соседству?
— Милости прошу. За компанию по дороже возьмем. Далекий путь держите?
— Да пора, однако, перебираться к хорошему месту.
— Эй-й мужики, не купите ли трубу к музыки!?
—Не-е не надо, тем более без граммофона...
—Я её у самого попа-батюшки взял, стало быть - выменял. Ну, можа возьмёшь, а?
—Зачем она нам?
—Жену от дожж́а прикрывать, али народ звать. У-у-уу!
— Стихни ты «труба граммофонная»!
— Прощай, береги голову.
— И всё?
— А разве мало?!
— Узнают, хто мы такий-е и здесь...
— Да, не трясись ты!
— Ну вот что. Я, Егор, на дружбу скупой. Ты уж не сердчай. Но уж если дружить, то до смерти. Понял?
— Давно собираюсь зайти к тебе, да все некогда за этой суетой.
— Знаешь как говориться «Корова и та, к новому стаду-то не сразу привыкает».
— Церковь закрыли, ладно, но зачем в амбар то превращать? Глумиться над святым местом.
— Дурак. Не в моих интересах старые грехи то ворошить. Давай лучше в дружбе жить.
— Ты что это шутки-то шуткуешь?
— Стервятник ты однако...

3 серия «Горькое счастье»

— Смотри, дважды просить не стану...
— Любит он тебя.
— Очень. Останемся одни, он дыхнуть на меня боится.
—А ты его?
—Я? А что я? Председатель ведь, не каждой в жизни так пофа́ртит. Я его, как телёнка за собой без верёвочки вожу. Вот кабы тебя так?...
— А ума людей обмануть, командовать ими, много ума не требуется. Где надо поддакнуть, где на промолчать, а главное на собраниях выступать, об чём-нибудь говорить. А я бы уж тебе подсказывала...
— Ну, ударь! Ещё раз ударь, переломи с хрустом - как ветку. Бабы любят мужскую силу, любят что бы косточки у них хрустели. Любят.
— Э...ты, человек ли?
— Как ласковая собачонка буду в глаза заглядывать, как Захар в мои, теперь так в твои буду. И заживём Фролушка, заживём.
— Вот что друг, ты мне спектакля не порти. Я вижу нос от Сетшки воротишь? Что б всё как по нотам было, как договорились... Понял?
— Я не могу.
— Немогу-у, замычал... А ты сегодня приди домой пораньше, ляг спать, с головой укройся. Может, что и припомнишь? А что забыл, я подскажу. Понял?
— Трудодни, слово-то какое...Отец мой этот хлеб, целыми пароходами грузил.
— Твой? А мой?
— Вот сжечь бы этот их хлеб, что бы им дымом вонючим всё небо заволокло!
— Дурак. А что ты этим добьёшься?
— Подумать только, что в этой глухомань советская власть установится. На ноги встали! Так обернулось всё...
— Россия большая на одном конце ночь, на другом день, а мир ещё больше. Всё ещё обернётся. Ждать надо...
— Если с Захаркой выйдет... Если он скрутится от боли, значит не боец для советской власти. А там и у другого душу завязывать в узел. Что мы ещё с тобой пока можем?
— Ну, тебе так и быть доверю. Охота мне Захарке-председателю на болячее место соли посыпать. Что бы от боли он, аж в узел связался.
— Чем это он тебе при́шлому человеку дорогу перешёл!?
— И никому ни гу-гу. И запомни, мои дела-невинные, не что твоё. То-то, друг...
— Просыплешь горсть зерна - грош нам цена. Зёрнышко к зёрнышку, вот оно на калач-то и вышло.
— У их своя свадьба, у нас своя!
— А топерича приглашаем на свадьбу...
— Зачем так-то? Обманом. От свадебного стола...
— Вы кого обидели? Вы маво партизанского командира обидели!
— Ты человек и я человек. Давай облабызаемси. Ты...ты, ни брыкайси, хлопай дверью и пошли выясним наши конфузии.
— Пошёл! Счас выйдем на улицу, я тебя облабызаю...
— Всё равно теперь уж нет дороги назад, ни тебе ни мне.
— Так разувай сваво мужа!
— Вот жисть, гуляй себе, хоче - тросточку заводи...
— Берегёть как жеребца-производителя.
— А общественное призрение, у их самое наказание.
— Ты не кипятись, тебя до этого-то в деревне не больно любили. А тебе наплевать на всё.
— Посмотрим ещё, кто кому больнее мстить будет.
— Мне больнее уже не сделаешь...
— Ты бы святых-то своих протёрла. Вон, видишь как от пыли-то и глаз не видно.
— Маа, а почему это у Ламеха сразу было две жены?
— Не богохульствуй сынок, а то он вон Бог-то...
— А что он мне сделает, нарисованный-то? А живого нет.
— Как это нет?
— Нас так в школе учат.
— Ты когда мать начнёшь слушаться, зверёныш-то?
— Никакой я не зверёныш, я Человек как все.
— Мать, ты погляди-погляди на этого человека...
— Федь, ты крепко запомни! Ты сын мой и должен думать как я, ты должен жить как я. Понял!? И не гляди на меня так Федька, слышишь? Оглох что ли? Ах, ты...
— Вот здесь постой, может ума-то и по прибавится.Замёрзнешь как, задумаешь извинения просить - стучись, пущу. К соседям уйдёшь, всю задницу до костей измочалю.
— Замёрзну, а не постучусь...
— Снимай штаны, я ведь слов на ветер не бросаю.
— За что?
— Говорил, я тебе с ограды никуда не уходить?
— Тогда я совсем из дома уйду, навсегда.
— Ты как с отцом разговариваешь? Ну-ка иди сюда щенок, ну-ка ложись на колено... Ща-ас погоди, я тебя уму-то разуму поучу...
— Ну, чего замолчал-то? Язык отсох что ли, я же тебе другое место расписал.
— Ничего сынок, отец плохому не научит. Зато Богу заплатил. И перед отцом покайся.
— Не буду.
— Сынок...
— За что он меня так!? Не справедливо.
— Почему вы с матерью говорите одно, а делаете всегда другое? Думаешь, я не замечаю?
— При следующем собрании, я тебя ещё надоумлю про, что говорить. Я тебя обещалась в люди вывести и выведу. Года не пройдёт - станешь бригадиром. А там глядишь... Захар, он что вечный? Ты только на собрании не сиди молчком, делай вид. Чем больше говоришь, тем больше уважают.
— Вот-вот, у тебя только хватает ума над женой изгаляться. А начерта ты мне сдался? Выбирай милок, или будешь делать как я говорю, или к Захару в ноги кинусь!
— Значит решила Захару в ноги кинуться, решила совсем ему жизнь порешить? Ну, к иди сюда...
— Время Натаха, покуда жестоко ещё. Худое-то оно не сразу забывается. Ты вот это попробуй понять и зла на людей не держи.
— А есть ли она любовь-то?
— Есть Натаха, есть. На любви Земля держится.
— Что-то я сомневаюсь, что эта сковорода заговорит.
— Ну, включаю!
— Вот это сковорода!
— Так её же Захар охраняет?
— А дом-то у неё - на отшибе стоит...

4 серия «Марьин утёс»

— Кто там?
— Открой. Отец.
— Смотри, не ошибись. Ну, ладно не сержусь на тебя. Ты на счёт меня девка опасные мысли-то выбрось из головы. Наоборот - заступлюсь, если кто будет ходить, да облизываться, да тягучие слюни пускать.
— Никто на меня не облизывается. Не надо мне никаких заступников.
— Ну, запомни... Забудешь, чья ты дочь я тебе сам глаза выдавлю. Выдавлю-запомни!
— Что-то к Наталье Меньшиковой клин подбиваешь.
— Кто там?
— Открой. Отец.
— А в газетах часто про вредительство пишут.
— А ещё говорил, с полнамёка меня понимать будешь.
— Да, я и не подумал...
— Ну, вот подумай!
— Оять корма поздно привезли, пьянчуги несчастные.
— А ты думаешь, командовать над доярками поставили-геройка теперь. Видали мы таких героев!
— Верно говоришь, верно.
— Нас с-сь Егоркой на мякине не проведёшь. А п-р-рошлое кровавство родственничков твоих ни сажей ни смоешь.
— Вам-то какое дело. Я сама за себя в ответе. Давай накладную.
— Накладные у нас в порядке все.
— Так-то, оно так... А в анкетк-к-и непременно будет обозначено, из какого семени ты произошла, и какайя в тибе кровь гнилая.
— Ну, где накладная?
—Э-й вот!
— Да, здесь ведь не будет двух центнеров, опять недовес?!
— То есть как это недовес?
— Погоди. Может перевешивать станешь? Егорка свидетель, всё точно. Нам чужого не надо, в кулацком звании не состояли.
— Вот именно.
— Из э-ээ пролетариев мы!
— Чего разбежался-то?
—Да, так почудилось что-то .
— А ты когда чудится - крестись. Зря ты ко мне всё принюхиваешься. Зашёл бы на чарку?
— Покорнейше благодарю.
— Может подружились бы?
— Да, не зачем.
— А чего?
— При́шлый ты человек, вот а чего.
— Что же эт ты надумал сынок?
—Подзаработаю денег за лето и осенью уеду от вас. В техникум поеду, дядя Захар обещал направление дать.
— Дядю, нашёл... Родного отца забыл спросить.
— Слезу с твоей шеи. Сам этого хотел.
— Ну, да вижу. Вырос.
— Я как-то спрашивал тебя... Как понять, почему вы с матерью говорите одно, а делаете другое? Тогда ты мне не ответил.
— Ну, и что теперь? Сам понял?
— Живёте вы как-будто вас силком заставляют. И ничего у вас нет. И никого.
— Да, а у тебя есть?
— Есть. И Клашка есть, и дядя Захар есть, и ещё много-много на Земле людей есть, и сама земля есть с Марьиным утёсом и со Светлихой.
— А у меня нет?
— А у тебя нет. И я за всем этим, как за каменной стеной.
— Да, сынок, что-то я тебя не пойму.
— А может сознаться не хочешь, что понимаешь?
— Мать, ты пощупай-ка ему голову-то, не горячая ли?
— Не надо щупать. Не горячая. И ты ты просто лоб себе расшиб об эту стенку.
— Ну, Феденька... Вот этого я тебе никогда не прощу.
— Ведь если подумать... Хлеб-он любому делу начало.
— Вот и дождалис Устинушка, вот и дождалис. А ты не верил? Дождалис. Дождалис.
— Не поговорить, не выпить не с кем. Одна мелкота.Ни музыки порядошной.
— Кому играть-то? Скоро и этих... Заберут серешных.
— Штрафную тебе, Захар Захарович. Скажите.
— Ну, чего тебе пожелать Федя? Хорошую ты себе жену выбрал. Не было у меня в жизни ни жены ни семьи, не испытал я этого счастье. Так будь ты Федя счастлив за меня и за себя. Пусть минует тебя и твою жену, горе, пусть разлука не ослабит вашу любовь.
— Горько.
— А почему вы говорите о разлуке дядя Захар?
— Не хотел я омрачать вашего праздника... Повестка тебе Фёдор.
— Господи в такой-то день...
— Ну, что ж люди! За одно и проводите меня!
— Ну, со свиданьицем вас. Не буду мешать...
— А ты почему тут?
— А где же мне быть?
— Я теперь здесь работаю, старостой.
— Старостой?
— Сидор Фомичёв, может слышал?
— Это ты Фомичёв-староста?
— Слыхал. Ну, пей. Пей. Ты чего? Федька, ты чего?
— Наши бьют?
— Ваши.