Спартак (роман)

«Спартак» (итал. Spartaco) — исторический роман итальянского писателя Рафаэлло Джованьоли о восстании Спартака, впервые изданный в 1874 году.

Цитаты

	— Видишь… толпы рабов? — И он указал на ряды амфитеатра, переполненные народом. — В рабах нет недостатка… Найдутся и господа! — глава II
	— Eh via… turbe servili — e accennò le gradinate del Circo gremite di popolo — non mancano; non mancheranno padroni!
	— Луций Корнелий Сулла

	… он произнёс вслух строфу знакомой всем песни, — её обычно пели гладиаторы в часы фехтования в школе Акциана: Он родился свободным Под отеческим кровом, Но в железные цепи Был врагами закован. Не за родину ныне Бьётся он на чужбине, Не за милый, далёкий, За родительский кров Льётся в битве жестокой Гладиатора кровь. — глава III (перевод М. Талова)
	… mormorava lentamente, e, quasi marcadone le parole ad una ad una, una strofetta di una canzone che nelle ore di esercizio e di scherma solevano cantare i gladiatori di Acciano nella di lui scuola: Ei nacque libero, Libero e forte; Poi cadde in ferree Stranie ritorte; Non per la patria, Non pei suoi lari Or dee combattere; Non pei suoi cari Uccide e muore Il gladiatore.

	— Подлая чернь, нахалы! Вы всегда готовы лизать ноги тому, кто вас топчет, и оскорблять того, кто снисходит до вас и протягивает вам руку! — глава III
	— Malnata plebaglia, razza oltracotante, sempre pronta a lambire il piede di chi la calpesta, e pronta sempre ad insultare chi scende fino a lei per stenderle la mano….

	Да будет проклята позорная память о первом человеке на земле, от которого произошли два разных поколения: свободных и рабов! — глава III
	Sia maledetta la infame memoria del primo uomo che abitò sulla terra, e che col suo seme produsse due diverse generazioni; i liberi e gli schiavi!
	— Спартак

	— А знаете ли вы, что такое закон?.. Паутина! В её тенетах запутывается мошка, а осы разрывают их. — глава VIII
	— O lo sapete che cosa è la legge?…. La tela di ragno nella quale restano impigliati i moscherini, e che viene infranta dalle vespe.

	Зачем льву сила, когда он в цепях? — глава IX
	— A che giova la sua forza al leone quando è carico di catene?
	— Спартак

	— История, к сожалению, судит о благородстве деяний по их удачным последствиям! — глава XI
	— La storia, pur troppo, giudica la nobiltà delle imprese dalla loro riuscita!

Как только гладиаторы расположились в своём новом лагере, Спартак решил произвести давно уже задуманную им реорганизацию своих легионов: сформировать их по национальностям, к которым принадлежали восставшие, то есть распределить их с таким расчётом, чтобы одни легионы состояли только из германцев, другие — только из галлов, третьи — из фракийцев, греков или самнитов. Хотя этот новый порядок представлял некоторые неудобства, так как мог вызывать соперничество и распри между отдельными легионами, но он имел и огромное преимущество — более тесную сплочённость воинов каждого легиона;.. — глава XIV

Non appena i gladiatori furono attendati nel loro nuovo accampamento, pensò Spartaco, che da lunghi giorni andava meditando sopra un riordinamento delle sue legioni, di formarle secondo le diverse nazioni cui appartenevano gli insorti, disponendo in guisa che i Germani fossero tutti insieme, e tutti insieme fossero i Galli, i Traci, i Greci e i Sanniti. Con questo nuovo ordinamento, che, se presentava qualche inconveniente in quanto che poteva suscitare gare e gelosie fra legione e legione, offriva nondimeno il supremo vantaggio di una maggiore compagine e coesione nelle file di ciascuna legione;..

	— Рабы не могут понять свободных… — глава XIV (возможно, неоригинально)
	— Ma gli schiavi non possono intendere i liberi…

— Да, но кто порадует <…> нас любимым нашим зрелищем — боями гладиаторов? — Кто, кто нас порадует? — воскликнула римлянка с глубоким сожалением и, подавив вздох, поспешила утешиться десятой чашей цекубского. <…> На мгновение наступило молчание. Арторикс закрыл лицо руками, ему было стыдно при мысли, что и он также принадлежит к человеческой породе. — глава XVII

— Sì!.. tutto va bene <…> ma a noi, ma al popolo chi darà il gradito spettacolo dei gladiatori? — Chi ce lo darà? — disse la donna romana con espressione di profondo rammarico e affogando un sospiro in una decima tazza di cecubo. <…> E vi fu un istante di silenzio, durante il quale Artorige si coprì il volto colle mani per un senso di vergogna onde fu assalito, di appartenere anch’egli, come coloro, alla razza umana.

Глава I

… сто гладиаторов вышли из камер и колонной двинулись по арене. В первом ряду выступали ретиарий и мирмиллон, которые должны были сражаться первыми, и хотя недалека была та минута, когда одному из них было суждено убить другого, они шли, спокойно беседуя. За ними следовало девять лаквеаторов, в руках они держали трезубцы и сети, которые должны были накидывать на девятерых секуторов, вооружённых щитами и мечами; если секуторы не попадали в сети лаквеаторов, последние преследовали спасавшихся бегством секуторов. Вслед за этими девятью парами шли тридцать пар гладиаторов: сражаться должны были по тридцать бойцов с каждой стороны, как бы повторяя в малых размерах настоящее сражение. Тридцать из них были фракийцы, другие тридцать — самниты; все — красивые и молодые, рослые, сильные и мужественные люди. <…> Шествие завершали десять пар андабатов в белых туниках; вооружены они были только короткими клинками, скорее похожими на ножи, чем на мечи <…>. Эти двадцать несчастных, брошенных на арену, сражаясь друг с другом, словно играли в жмурки; они долго развлекали публику, вызывая взрывы хохота, до тех пор, пока лорарии, подгоняя противников раскаленными железными прутьями, не сталкивали их вплотную, чтобы они убивали друг друга.

… Gladiatori, in numero di cento, erano usciti dalle carceri e andavan facendo il giro dell’arena. Precedevano la schiera il Reziario e il Mirmillone che dovevan combatter pei primi, e che, quantunque prossimi al momento in cui l'uno avrebbe cercato di scannar l'altro, camminavano favellando tranquillamente fra di loro. A questi due facevan seguito nove Lacqueatori armati solo del tridente e del laccio col quale dovevano cercare di accalappiare i nove Secutori che, armati anch’essi di scudo e di spada, ove non presi dal laccio dei Lacqueatori, dovevano inseguirli mentre quelli fuggivano per l’arena. Appresso alle nove coppie suddesoritte procedevano trenta coppie di Gladiatori destinati a combattere trenta per parte, rappresentando in piccole proporzioni una vera battaglia. Trenta erano Traci e trenta Sanniti; giovani tutti di bellissimo e marziale aspetto, di stature colossali, di membra robustissime. <…> Chiudevano il corteggio dieci coppie di Andabati, vestiti di corta tunica bianca, armati soltanto di una breve lama, più simile ad un coltello che ad una spada, <…> di guisa che quei venti disgraziati, cacciati nell’arena, doveano combattere a mosca cieca, finché, dopo avere provocate lungamente le risa e l’iralità del popolo, gl’inservienti del Cireo, di ciò incaricati e detti Lorarii, spingendoli con ferri roventi e mettendoli vicini fra di loro e di fronte gli uni contro gli altri, li ponessero nel caso di potersi afferrare e scannare scambievolmente.

Внезапно, сделав огромный прыжок, ретиарий очутился в нескольких шагах от мирмиллона и с быстротою молнии бросил на противника сеть. Но тот отскочил и, пригнувшись к самой земле, увернулся от сети, затем ринулся на ретиария, который, поняв свой промах, пустился стремительно бежать. Мирмиллон бросился преследовать его, но ретиарий, более ловкий, описав полный круг, успел добежать до того места, где лежала сеть, и подобрал её. Едва он выпрямился, как мирмиллон настиг его, и в тот миг, когда он готов был обрушить на ретиария страшный удар, тот повернулся и кинул на противника сеть, но мирмиллон на четвереньках отполз в сторону, быстрым прыжком вскочил на ноги, и ретиарий, уже направивший на него трезубец, только царапнул остриями по щиту галла. Тогда ретиарий снова бросился бежать. Толпа недовольно загудела: она считала себя оскорбленной тем, что гладиатор осмелился выступать в цирке, не умея в совершенстве владеть сетью. На этот раз мирмиллон, вместо того чтобы бежать за ретиарием, повернул в ту сторону, откуда мог ожидать приближения противника, и остановился в нескольких шагах от сети. Ретиарий, разгадав его маневр, помчался обратно, держась около «хребта» арены. Добежав до Триумфальных ворот, он перескочил хребет и очутился в другой части цирка, около своей сети. Мирмиллон, поджидавший его тут, набросился на него и стал наносить удары, а тысячи голосов кричали в ярости: — Бей его, бей! Убей ретиария! Убей разиню! Убей труса! Убей, убей! Пошли его ловить лягушек на берегах Ахеронта! Ободрённый криками толпы, мирмиллон продолжал наступать на ретиария, а тот, сильно побледнев, старался держать противника на расстоянии, размахивал трезубцем, кружил вокруг мирмиллона, напрягая все силы и стараясь схватить свою сеть. Неожиданно мирмиллон, подняв левую руку, отбил щитом трезубец и проскользнул под ним; его меч готов был поразить грудь ретиария, как вдруг последний ударил трезубцем по щиту противника и бросился к сети, однако недостаточно ловко и быстро: меч мирмиллона ранил его в левое плечо, брызнула сильной струёй кровь. Но ретиарий всё же убежал со своей сетью; сделав шагов тридцать, он повернулся к противнику и громко закричал: — Рана лёгкая! Пустяки!.. Минуту спустя он стал напевать: Приди, приди, красавец галл. Я не тебя ищу, а рыбу… Приди, приди, красавец галл! Весёлый взрыв смеха послышался после строфы, пропетой ретиарием; его хитрая выдумка удалась: он завоевал симпатии публики; раздались аплодисменты в честь безоружного, раненого, истекающего кровью человека, которому жизненный инстинкт подсказал, что надо найти в себе мужество шутить и смеяться.

Spiccò un salto il Mirmillone e fu in piedi, nell’istante che il Reziario lo colpiva col suo tridente, le cui punte non caddero che sullo scudo del gallo. Allora nuova fuga del Reziario e mormorio di mal umore nella folla, la quale si riteneva offesa dalla inesperienza del gladiatore, che osava presentarsi al Circo mentre non sapeva servirsi con abilità dalla sua rete. Questa volta il Mirmillone invece di correr dietro al Reziario, si rivòlse dalla parte del Circo d’onde il suo nemico voleva giungere a lui e si pose a pochi passi dinanzi alla rete. Il Reziario, comprese il giuoco dell’avversario, si arrestò nella sua corsa, e prese a tornare indietro cacciandosi a mano a mano che camminava lunghesso la spina. Giunto presso la meta della Porta delle pompe, guizzò, sempre a ridosso del muro della spina, nell’altra parte del Circo trovandosi presto vicino alla sua rete dove il Mirmillone, che lo stava aspettando, prese tosto a investirlo vigorosamente, intanto che migliaia di voci gridavano ferocemente. — Dàlli!… dàlli!… Ammazza il Reziario!… Ammazza quell’inetto!… Uccidi quel codardo!… Scannalo!… Scannalo!… Mandalo a pescar ranocchi sulla riva d’Acheronte. Incoraggiato dalle grida della folla il Mirmillone incalzava sempre più il Reziario, che fattosi pallidissimo, procurava tener lungi da sè l’avversario col tridente, intanto che gli girava intorno, facendo ogni sforzo per afferrare la sua rete. D’un tratto il Mirmillone, sviato con lo scudo il tridente del nemico, gli si spinse sotto, alzando il braccio sinistro e facendo scivolare il tridente del Reziario sul proprio scudo. Là sua lama stava per entrar nel petto di quest’ultimo, quando egli abbandonato il tridente sullo scudo del Mirmillone, con celerità grandissima si slanciò sulla rete, ma non tanto presto però che la spada del Mirmillone, non giungesse a colpirlo sulla spalla sinistra donde spicciò subito in abbondanza il sangue. Nondimeno il Reziario fuggì rapidamente con la sua rete e voltosi, dopo percorsi trenta passi, ritornò verso il nemico esclamando ad altissima voce: — Lieve ferita, non importa!… E dopo un istante si mise a cantare: — Vieni, vieni, mio bel gallo, non te cerco, cerco il tuo pesce, cerco il tuo pesce!… vieni, vieni mio bel gallo. Uno scoppio vivissimo d’ilarità tenne dietro alla strofetta cantata dal Reziario, il cui stratagemma per riacquistarsi le simpatie del popolo riuscì perfettamente, giacché non pochi applausi scoppiarono all’indirizzo di quell’uomo che, disarmato, ferito, grondante sangue, nell’istinto della vita aveva saputo trovare il coraggio di scherzare e di farsi buffone.

О романе

	Надеюсь, что наши сограждане оценят великие достоинства этого произведения и, читая его, убедятся в необходимости сохранять непоколебимую стойкость, когда речь идёт о борьбе за святое дело свободы. <…> Вы изваяли Спартака, этого Христа — искупителя рабов, резцом Микеланджело.
	Io spero che i vostri concittadini apprezzeranno il gran merito dell'opera vostra e v'impareranno massime d'indomabile costanza nelle pugne — quando si serve la causa santa della libertà. <…> Spartaco poi, come Cristo Redentore degli schiavi, avete scolpito coi ferri di Michelangelo.
	— Джузеппе Гарибальди, письмо Джованьоли, 25 июня 1874

Перевод

А. Ясная, 1958