Зорька: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
и опять хохотала
«Зарева»
Строка 39:
{{Q|Хотя сам Дрожжиковский не был доволен ни собой, ни умственным движением XIX столетия. Он сравнивал его с мерцанием болотных [[огонь]]ков: он спрашивал, стуча по столу: «Где они?» А ему кивали белые [[сирень|сирени]] из окна знакомыми [[сердце|сердцу]] взмахами; это было [[цветок|цветочное]] забвение. Синий [[купол]] сползал с зорьки. Из-под купола [[смех|смеялась]] зорька задушевным, ребяческим [[смех]]ом. Дрожжиковский стучал по столу, а в глазах Дрожжиковского отражалась розовая зорька… И казался Дрожжиковский большим, добрым [[ребёнок|ребёнком]]. Нашла полоса [[грусть|грусти]]. <...>
Соловьёв то взывал к спящей [[Москва|Москве]] зычным рогом, то выкрикивал свое стихотворение: «[[Зло]] позабытое Тонет в крови!.. Всходит омытое Солнце любви!..» [[Хохот]]ала красавица зорька, красная и безумная, прожигая [[яшма|яшмовую]] тучку. В комнате горела красненькая [[лампада|лампадка]]. Проснулся ребёнок. И был [[ветер]]ок… И не знали, был ли он от вздыхающих, сладких сиреней или от белых слов отца Иоанна. А безумная зорька растопила яшмовую [[туча|тучку]] и теперь хохотала, разгораясь, украсившись [[серебро|серебряной]] утренницей. Немного сказал отец Иоанн. Потом он сидел у [[окно|окна]] заревой, майскою [[ночь]]ю, склонив седую голову на грудь…<ref name="симф"/>|Автор=[[Андрей Белый]], «Симфония», 1901}}
 
{{Q|И мешались в душе неприязнь и [[раздражение]] со странным чувством глухого и смутного [[удивление|удивления]] перед этим человеком. По-прежнему каждый день загоралась зорька над лесом, загорались кресты в [[монастырь|монастыре]], а [[вечер]]ом за поворотом, отражаясь, потухал красный [[закат]], но долго в сумерках белели стены монастыря. Уютно чувствовалось Афиногенычу на его пустом, безлюдном берегу. <...>
Лето было сухое и жаркое, и, должно быть, от суши по ночам стояли зарева.
С вечера [[небо]] бывало бархатно-черное, а к полуночи начинало заниматься, сначала смутно и неясно, а потом разрасталось, и из-за леса глядело зарево, багровое и колеблющееся. Было молчаливо-зловещее в его мертвом шевелящемся [[взгляд]]е.<ref>''[[Александр Серафимович Серафимович|А. С. Серафимович]]''. «Железный поток» (сборник). — М., "Правда", 1981 г.</ref>|Автор=[[Александр Серафимович Серафимович|Александр Серафимович]], «Зарева», 1907}}
 
{{Q|Первый охотничий [[вечер]] не принес мне удачи. [[утка|Уток]] было видимо-невидимо, но высоко в небе. Они проносились во всех направлениях, поодиночке, стайками и стаями. Крупные [[кряква|кряквы]] и маленькие [[чирок|чирки]], [[Шилохвость|шилохвостки]] с приметной закорючкой хвостика, «шушканы». Но все они были далеко за пределами [[выстрел]]а. Наверное, их распугали на утренней зорьке. До боли в глазах глядел я из своего [[шалаш]]а на темную, холодную, рябистую воду, на которой мерно покачивалась моя подсадная и подпрыгивали чучела.<ref>''[[Юрий Маркович Нагибин|Юрий Нагибин]]'', «Подсадная утка». — М.: «Огонёк», № 34, 1956 г.</ref>|Автор=[[Юрий Маркович Нагибин|Юрий Нагибин]], «Подсадная утка», 1956}}