Самовар: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
и хватал уголья
Строка 8:
<!-- цитаты в хронологическом порядке -->
{{Q|Утренний самовар не имеет того значения: поутру многие кушают [[кофе]] и [[шоколад]]; другие, более приближенные к природе, менее испорченные, довольствуются [[грог]]ом, наливками, даже [[водка|водкою]]; и вообще [[утро|утренний]] самовар ― самовар в халате и туфлях, самовар в чепчике, непричесанный, неумытый, не представляет ничего общественного, не отражает никакой страсти. [[Вечер]]ний ― другое дело! Тогда в самоваре кипят мысли, страсти, самолюбие, надежды, опасения и польза всего общества. Тогда каждый старается выказать чем-нибудь перед самоваром свое отношение к обществу, нарисоваться в своем подлинном виде, во всей своей важности. Тогда… Словом, тогда все [[общество]] заключается в своем самоваре. Вы видите, что это ведет прямо к основному началу образованной беседы, в которой каждый должен говорить о себе.<ref name="Брамбеус">''[[:w:Сенковский, Осип Иванович|Сенковский О.И.]]'' «Сочинения Барона Брамбеуса». — М.: Советская Россия, 1989 г.</ref>|Автор=[[Осип Сенковский]], «Теория образованной беседы», 1835}}
 
{{Q|Кипит [[медь|медный]] богатырь; полымем пышет его гневное жерло; клубом клубится из него пар; белым ключом бьет и клокочет бурливая вода... Близко наслаждение; готов душистый чай. Какой вкус, какой [[запах]]: что пей, то хочется! [[Чашка]] за чашкой, и вот мало-помалу во всем существе, по всем жилкам и суставчикам, разливается неизъяснимое самодовольствие; [[тепло]] становится жить на свете, легко и весело на [[сердце]]; ни забота, ни [[печаль]] не смеют подступить к тебе в эти блаженные минуты. Хорошо. Тихая [[лень]] обаяет душу и тело, все чувства в бессрочном отпуску; хлопотливому уму-разуму отдых, игривому рою [[мечта]]ний полная воля... Приходят и [[сумерки]], задумчивые зимние сумерки. Кругом [[тишина|тишь]] и темь; сидишь в каком-то полузабытьи, дремать не дремлешь, а похоже на то. В легких [[облака]]х вьющегося пара вереницей мелькают фантастические лица; [[воображение]] уносится за тридевять земель, точно в пору детства, когда засыпаешь, бывало, под сказки бабушки и летишь раздольною думою в тот волшебный мир, где живут Иван-царевичи с [[жар-птица]]ми, [[баба-яга|бабы-яги]] да [[мужичок с ноготок|мужички с ноготок]], [[борода]] с локоток...<ref>«Москва сороковых годов». Очерки и повести о Москве XIX века ([[w:Кокорев, Иван Тимофеевич|И. Т. Кокорев]], «Самовар»). — М.: «Московский рабочий», 1959 г.</ref>|Автор=[[Иван Тимофеевич Кокорев|Иван Кокорев]], «Самовар», 1849}}
 
{{Q|Я сидел на [[подоконник]]е раскрытого окна, любуясь этой утренней суматохой. На столе у меня кипел самовар. В эту минуту дверь в мою комнату слегка приотворилась, и вслед за тем высунулась рука с бумагой, сложенной в форме прошения. Я только что хотел было встать, чтобы рассмотреть таинственного обладателя таинственной руки, как в коридоре раздался строгий голос коридорного, [[дверь]] захлопнулась, и [[рука]] исчезла.