Соляной столп: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
абсолютность их остановки
сохранял неподвижность
Строка 23:
 
{{Q|«Москва под ударом» [[Андрей Белый|Белого]]: ― За [[сквер]]ом просером пылел [[тротуар]]… ― Там алашали… ― Пхамкал, и пхымкал… ― Протух в мерзи… ― Рукач и глупач… И так написана вся [[книга]]. Да, не оглядывайся назад ― превратишься в соляной столп! Не засматривайся в [[прошлое]]! Шестой (т. е. четвертый) час, ровно шумит [[дождь]], сплошь серое небо уже слилось вдали с затуманенной долиной. И будто близки [[сумерки]]. Семь часов, за окнами уже сплошное, ровное серое, тихо и ровно шумит дождь. Уже надо было зажечь [[электричество]].<ref>''[[Иван Алексеевич Бунин|И. Бунин]]''. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г. — Т. 1. Стихотворения (1888—1911); Рассказы (1892—1901). — С. 455-456</ref>|Автор=[[Иван Алексеевич Бунин|Иван Бунин]], Дневники, 21 августа 1941 г.}}
 
{{Q|Кстати о [[Александр Трифонович Твардовский|Твардовском]]. Один из лучших видов воспитанности ― крестьянская [[воспитание|воспитанность]]. К сожалению, она проявляется лишь в таких важных и крайних случаях, как [[рождение]] или [[смерть]]. Все присутствующие на похоронах [[евреи]], а их было большинство, находились в смятении, когда надо снять, а когда одеть [[шляпа|шляпу]], можно ли двигаться, или надо стоять в [[скорбь|скорбном]] безмолвии. Твардовский же во всех своих действиях был безукоризнен. Он точно вовремя обнажил голову, он надел [[шапка|шапку]] как раз тогда, когда это надо было сделать. Он подошел к [[гроб]]у, когда стоять на месте было бы [[равнодушие]]м к [[покойник]]у, он без всякого напряжения сохранял неподвижность соляного столпа, когда по народной традиции должен пролететь тихий [[ангел]]. Он даже закурил уместно ― словно дав выход суровой мужской скорби. Когда комья земли стали уже неслышно падать в [[могила|могилу]], к ограде продрался [[w:Ротницкий, Арий Давидович|Арий Давыдович]] и неловким, бабьим жестом запустил в могилу комком земли. Его неловкий жест на миг обрел значительность [[символ]]а: последний комок [[грязь|грязи]], брошенный в [[Андрей Платонов|Платонова]]. Наглядевшись на эти самые пристойные, какие только могут быть [[похороны]], я дал себе слово никогда не умирать…<ref>''[[Юрий Маркович Нагибин|Юрий Нагибин]]'', Дневник. — М.: «Книжный сад», 1996 г.</ref>|Автор=[[Юрий Маркович Нагибин|Юрий Нагибин]], «Дневник», 1962}}
 
{{Q|― Смотрю я на тебя и не понимаю: du bist ja so harmonisch! Если ты не перестанешь бояться воды, которая есть элемент, [[стихия]], которая есть и в тебе, то вся твоя «гармония» нарушится, потому что она неустойчива; [[водобоязнь]] с годами, как всякая [[фобия]], перерастет самое себя, и ты волей-неволей откормишь в себе [[дракон]]а, который пожрет тебя и все твое равновесие. Не понимаю, как ты, которая не боишься жизни, боишься воды. Ты сама ― только [[вода]] и [[соль]]. Чего же ты боишься? Перестанешь бояться воды, и все в тебе встанет на место. Это надо успеть сделать.
Строка 63 ⟶ 65 :
― Нет, так не годится. Ты скажи, чем, ― не унимался тот же голос.
― Чем да чем, [[репей]] неотвязчивый! В соляной столб обратился.
― Шалишь, кума! Это [[Лот (Библия)|Лот]]. [[Лотова жена]], ― раздались выкрики. Все [[смех|засмеялись]]. Председатель призывал собрание к порядку.<ref>''[[Борис Леонидович Пастернак|Борис Пастернак]]''. Доктор Живаго. — М.: «Художественная литература», 1990 г.</ref>|Автор=[[Борис Леонидович Пастернак|Борис Пастернак]], «Доктор Живаго», 1945}}
 
{{Q|«Вот и о [[попугай]]чиках не поговоришь…» Это было, конечно, эффектно: одним движением обрезать столько натянутых в разные стороны разноцветных ниточек их [[голос]]ов и столько же прозрачных ленточек их движений! Это казалось невозможным ― так мгновенно, одновременно и поголовно замереть и замолчать. Попугайчики остановились во [[время|времени]], не только в [[пространство|пространстве]] ― так казалось. Шок, [[летаргия]], соляной столб, [[сомнамбула]], [[седьмая печать]]… не знаю, с чем сравнить чистоту и абсолютность их остановки. Впрочем, и я ведь настолько не ожидал этого удара, что замер, как попугайчик. Господи! Мир! Чем мы лучше? Не так ли и мы замрем, когда очередной ангел снимет с книги очередную печать!<ref>''[[w:Битов, Андрей Георгиевич|Битов А.Г.]]'' «Неизбежность ненаписанного». — Москва, «Вагриус», 1998 г.</ref>|Автор=[[Андрей Георгиевич Битов|Андрей Битов]], «Попугайчики», 1968}}