Василий Витальевич Шульгин: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Жидки кормятся на нем |
на Невском нельзя было протолпиться |
||
Строка 32:
Тонких русских лиц здесь почти нет. Если лицо тонкое, то оно почти всегда — еврейское.
Конечно, в этом вопросе важно «не пересолить». Тонких русских лиц всегда было маловато. Я хочу сказать: тонких тонкостью черт. Процент таких лиц у нас всегда незначителен сравнительно с [[Европа|Европой]].<ref name="три"/>|Автор=Василий Шульгин, «Три столицы», 1927}}
{{Q|На [[Невский проспект|Невском]] я оформил наблюдение, которое я сделал еще раньше. Свободная любовь — свободною любовью в социалистической республике. Но [[порнография]], должно быть, преследуется. Ибо нигде я не видел даже того, чем пестрят витрины всех городов Западной Европы. Голости совсем не замечается.
То же самое надо сказать насчет уличной [[проституция|проституции]].
В былое время с шести часов вечера на Невском нельзя было протолпиться. Это была сплошная толпа падших, но милых созданий. Сейчас ничего подобного нет. Говорят, они переместились и по преимуществу рыскают около [[баня|бань]]. Другие объясняют, что вообще проституция сократилась, дескать, мол, нет в ней нужды: и так все доступно. Но это, конечно, преувеличено. Мне кажется, что в этом вопросе что-то произошло. А что именно, я дешифрировать не мог. Спрашивал, может быть, [[милиция]] очень преследует. Говорят, нет. В [[Ленинград]]е не притесняют.
Обратно я хотел ехать самым скверным [[поезд]]ом. Гаруну-аль-Рашиду необходимо везде побывать.
Самый скверный поезд это «Максим Горький», где, говорят, сидят на голове друг у друга. Но это поезд местного сообщения. В Москву самое скверное место оказалось в жестком вагоне почтового поезда. Но все же на городской станции мне дали плацкарту, за все вместе заплатил восемь рублей с копейками.
Жесткий вагон оказался очень приличным, я получил в свое обладание целую длинную и широкую жесткую скамейку, на которой, постелив плед, прекрасно выспался.
Сопутчиков по купе было трое, барышня в кушаке и мужской рубашке, молодой человек в европейском костюме и еще кто-то бесцветный. Они мне не докучали. Ехали мы часов восемнадцать, но за это время никто не сказал между собою ни единого слова. Не очень принято в [[СССР]] разговаривать с незнакомыми. Вышколила [[ЧК|Чека]].<ref name="три" />|Автор=Василий Шульгин, «Три столицы», 1927}}
{{Q|[[Навет]] ― значит [[клевета]]. За эти две тысячи лет прошло очень много [[суд]]ебных процессов, которые в разные века разбирали этот [[вопрос]] ― употребляют ли действительно [[евреи]] христианскую [[кровь]] с [[ритуал]]ьными целями? И я, не имевший возможности изучить эту ритуальную премудрость, все же позволю себе предложить [[гипотеза|гипотезу]] о том, как возник кровавый навет, иначе сказать ― кровавая клевета. Я думаю, что он возник в те самые минуты, когда еврейские старшины, а за ними и народ иерусалимский потребовали от римского наместника [[Понтий Пилат|Пилата]], чтобы он распял Христа на кресте. Это и был, по моему мнению, тот первый навет или та первая клевета, которая предрешила все дальнейшее. Христос не имел никаких политических планов. Клевета возымела свои действия и покрылась кровью. [[Христос]] был распят. [[Рим]], говоря вообще, был терпимым ко всяким [[религия]]м. В этом городе было множество [[храм]]ов всевозможных вероучений. Все это разрешалось и даже охранялось [[закон]]ом, но за одним исключением. Рим не допускал, чтобы под видом религиозных культов совершались [[преступление|преступления]]. Несмотря на смерть Христа, [[христианство]] стало распространяться, и правоверные евреи продолжали с ним бороться. И продолжали бороться испытанным [[оружие]]м. Они возвели перед римскими властями обвинение в том, что некая секта [[еврей]]ская, последователи Христа, употребляют в пищу тело и кровь человеческую. Для проверки они, вероятно, привели римских следователей или сыщиков на тайные христианские собрания.<ref>''Василий Шульгин''. «Последний очевидец. Мемуары. Очерки. Сны». — М.: Олма-пресс, 2002 г.</ref>|Автор=Василий Шульгин, «Последний очевидец», 1971}}
| |||