Гоголи: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
и здесь с буксиром ещё
замирающий свист...
Строка 9:
 
{{Q|Иногда смешивают [[гагара|гагар]] с гоголями по прямизне и длине вытянутых шей, но между ними немало существенной разницы во многих отношениях, о чем сейчас я буду говорить. Собственное имя гоголя часто употребляется в народе как нарицательное или качественное. Всякий русский человек поймет, когда скажут про кого-нибудь: «Экой гоголь!..» или: «Смотри, каким гоголем выступает…», хотя гоголь никак не выступает, потому что почти не может ходить. Это уподобление основывается на том, что гоголи (равно как и гагары) очень прямо держат свои длинные [[шея|шеи]] и высоко несут [[голова|головы]], а потому людей, имеющих от природы такой склад тела, привычку или претензию, которая в то же время придает вид бодрости и даже некоторой надменности, сравнивают с гоголями. Без особенного острого зрения можно различить во множестве плавающих [[утка|уток]] по озеру или пруду, торчащие прямо, как палки, длинные шеи гагар и гоголей; последние еще заметнее, потому что они погружают свое [[тело]] в воду гораздо глубже всех других уток и шеи их торчат как будто прямо из воды. Гоголь ― последняя и, по преимуществу, самая замечательная утка-рыбалка, и пища его состоит исключительно из мелкой [[рыба|рыбешки]]. Гоголь поменьше гагары и равняется величиной с [[утка]]ми средними, например с широконоской или белобрюшкой, но склад его стана длиннее и челнообразнее. Цвет перьев сизый, даже голубоватый, с легкими отливами; [[ноги]] торчат совершенно в заду, лапки зеленоватого цвета, перепонки между [[пальцы|пальцами]] очень плотные. Гоголь почти вовсе ходить не может и поднимается с воды труднее и неохотнее еще, чем гагара. Мне даже не случалось видеть во всю мою жизнь летающего гоголя. [[Нос]] у него узенький, кругловатый, нисколько не подходящий к носам обыкновенных уток: конец верхней половинки его загнут книзу; голова небольшая, пропорциональная, шея длинная, но короче, чем у гагары, и не так неподвижно пряма; напротив, он очень гибко повертывает ею, пока не увидит вблизи человека; как же скоро заметит что-нибудь, угрожающее опасностью, то сейчас прибегает к своей особенной способности погружаться в воду так, что видна только одна узенькая полоска спины, колом торчащая шея и неподвижно устремленные на предмет опасности, до невероятности зоркие, красные глаза. В этом сторожевом положении гоголь удивителен! Как бы вы пристально на него ни смотрели, вы не заметите даже, когда и куда пропадет он! Не заметите также, когда и откуда вынырнет… до такой степени он ныряет быстро. Даже слово нырять не годится для выражения гоголиного нырянья: это просто исчезновение. Для полного понимания изумительного проворства гоголя довольно сказать, что когда употреблялись [[ружьё|ружья]] с [[кремень|кремнями]], то его нельзя было убить иначе, как врасплох. Вместе со стуком кремня об [[огниво]], брызнувшими от стали [[искра]]ми, воспламенением [[порох]]а на полке, что, конечно, совершается в одну [[секунда|секунду]] ― исчезает шея и голова гоголя, и [[дробь]] ударяет в пустое место, в кружок [[вода|воды]], завертевшийся от мгновенного его погружения. Единственно волшебной быстроте своего нырянья обязан гоголь тем вниманием, которое оказывали ему молодые [[охотник]]и в мое время, а может быть, и теперь оказывают, ибо [[мясо]] гоголиное хуже всех других уток-рыбалок, а за отличным его [[пух]]ом охотник гоняться не станет. Видимая возможность убить утку, плавающую в меру и не улетающую от [[выстрел]]ов, надежда на свое проворство и меткость прицела, уверенность в доброте любимого ружья, желание отличиться перед товарищами и, всего более, трудность, почти невозможность успеха раздражали [[самолюбие]] охотников и собирали иногда около гоголей, плавающих на небольшом [[пруд]]е или [[озеро|озере]], целое общество стрелков. Я помню в молодости моей много подобных случаев. Сколько [[крик]]а, [[смех]]а, горячности, беганья и бесполезных выстрелов! По большей части случалось, что, не убив ни одного гоголя и расстреляв свои [[патрон]]ы, возвращались мы домой, чтоб на просторе досыта насмеяться друг над другом. Но иногда упорство преодолевало, и то единственно в таком случае, если на воде был захвачен один, много два гоголя, ибо тут надобно было каждому из них беспрестанно нырять. Бедная утка, наконец, выбивалась из сил, не могла держать своего тела глубоко погруженным в воде, начинала чаще выныривать, медленнее погружаться, и удачный выстрел доставлял победу которому-нибудь из охотников. ― После рассказанного мною, казалось бы, должно заключить, что гоголи лишены способности летать, но некоторые, достойные вероятия, охотники уверяли меня, что видели быстро и высоко летающих гоголей. Притом откуда же они являются весною? Конечно, откуда-нибудь прилетают, хотя никто не видывал их прилета; они в начале [[май|мая]] вдруг оказываются на прудах и озерах, всегда в очень малом числе. Что же касается до того, что гоголь, окруженный охотниками, не поднимается с воды от их выстрелов, то, без сомнения, он чувствует опасность подъема по [[инстинкт]]у, в чем и не ошибается: поднявшись с воды, он был бы убит в ту же минуту влет несколькими выстрелами. Если же случится подойти к воде из-за чего-нибудь, так, чтобы не было видно охотника, то застрелить гоголя весьма легко: он плавает на воде высоко, шея его согнута, и он пристально смотрит вниз и сторожит маленьких рыбок. Тогда выстрел убивает его, как простую утку. Я пробовал стрелять гоголей тем способом, каким стреляют стоящую неглубоко в воде рыбу. <...> Острота [[зрение|зрения]] и [[слух]]а у гоголя изумительны: хотя бы он плыл спиною к охотнику, он видит, не оглядываясь, все его движения и слышит стук кремня об огниво. Много раз входило мне в голову: не устроен ли глаз у гоголя особенным образом? Но по наружности ничего особенного не заметно. Должно предполагать, что из ружей с пистонами можно бить гоголей успешнее, ибо нет искр от огнива, нет вспышки пороха, и выстрел пистонных ружей гораздо быстрее. Поверить это предположение на [[опыт]]е мне не удалось, но впоследствии я слышал, что мое [[мнение]] совершенно оправдалось на деле. Я не нахаживал гоголиных [[гнездо|гнезд]], но нет никакого сомнения, что гоголь устраивает их в [[камыш]]ах над водою, как гагары, [[лысухи]] и, вероятно, другие породы уток-рыбалок, потому что гоголь более всех их лишен способности ходить. Гоголиные выводки я встречал часто и один раз видел, как гоголь-утка везла на своей спине крошечных гоголят, покрытых сизым пухом, и плыла с ними очень быстро. Я слыхал об этом прежде от охотников, но, признаюсь, не вполне верил. Невольно представляется вопрос: отчего бы и другим уткам не делать того же? Отчего именно гоголиной утке нужна такая особенность, тогда как гоголята проворнее всех других [[утята|утят]]? Ко всему мною сказанному надобно прибавить, что гоголи встречаются всегда в небольшом числе и не везде, а только на водах довольно глубоких и рыбных и что различия утки от [[селезень|селезня]] в цвете перьев я никогда не замечал. Гоголи пропадают [[осень]]ю очень рано. Мясо их нестерпимо воняет рыбой и на вкус горько и противно. [[Жир]]ных гоголей я не видывал. В заключение повторю, что описанная мною утка есть настоящий гоголь со всеми его замечательными особенностями, а называемые иногда большого и малого рода гоголями утки-рыбалки ― не что иное, как гагары.<ref>[[Сергей Тимофеевич Аксаков|Аксаков С.Т.]] «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». Москва, «Правда», 1987 г.</ref>|Автор=[[Сергей Тимофеевич Аксаков|Сергей Аксаков]], «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852}}
 
{{Q|Даже [[w:Сунгача|Сунгача]], не замерзающая при своём истоке целую [[зима|зиму]] и теперь уже очистившаяся от [[лёд|льда]] вёрст на сто, и та безмолвно струит в [[снег|снежных]] берегах свои мутные воды, по которым плывёт то небольшая льдинка, то обломок [[дерево|дерева]], то пучок прошлогодней [[трава|травы]], принесённой ветром. Мертвая [[тишина]] царит кругом, и только изредка покажется стая [[тетерев]]ов, или раздаётся в береговых кустах стук [[дятел|дятла]] и писк [[болото|болотной]] птицы, или, наконец, высоко в [[воздух]]е, сначала с громким и явственным, но потом всё более и более замирающим свистом пролетит несколько уток гоголей (Anas clangula) <Bucephala clangula>, зимовавших на незамерзающих частях реки.<ref name="Пржевальский">''[[:w:Пржевальский, Николай Михайлович|Н.М. Пржевальский]]''. «Путешествие в Уссурийском крае». 1867-1869 гг. — М.: ОГИЗ, 1947 г.</ref>|Автор=[[:w:Пржевальский, Николай Михайлович|Николай Пржевальский]], «Путешествие в Уссурийском крае», 1870}}
 
{{Q|Я на корме сидел, правил. Взяли мы несколько [[утка|уток]] и уж хотели домой ехать. Да у тресты вылетела гоглюшка, ― я ее на лету и сбил. Сбить-то сбил, а поди ее возьми на воде, ― нырять она и с подбитым крылом может. Молодых моих товарищей задор взял: как это упускать подранка! И началась у нас тут погоня. На Боровне это было, на озере. Плеса там широкие. Есть острова. Есть острова. Местами треста из воды поднимается. Ну, мы, конечное дело, отжимаем гоглюшку подальше от островов да от тресты ― на середину плеса. Один на нос лодки сел с [[ружьё]]м, курки поднял, чтобы, как только она покажется, сейчас стрелять, пока опять не нырнула. Другой в веслах. А моя обязанность ― как она где вынырнет, сейчас лодку ставить так, чтобы тому с носу удобно стрелять было. Беда, до чего он [[хитрость|хитер]], подраненный нырок! Вся-то гоглюшка нам и не показывалась: выставит из воды одну голову, наберет полную грудь [[воздух]]а ― и назад. Носовой в нее ― бах! бах! ― двустволка у него. Да куда там! Умудрись-ка, попади ей в головенку. Головенка-то и вся меньше спичечного коробка. Он живо все свои последние патроны расстрелял, а гоглюшка по-прежнему нас по всему плесу водит. Пересели: теперь тот, что в веслах видел, на носу устроился, ― тоже он с двустволкой. А отстрелявшийся в весла сел.<ref name="Бианки">''[[w:Бианки, Виталий Валентинович|Бианки В.В.]]'' Лесные были и небылицы (1923-1958). Ленинград, «Лениздат», 1969 г.</ref>|Автор=[[Виталий Валентинович Бианки|Виталий Бианки]], «Лесные были и небылицы», 1958}}