Утка: различия между версиями

6060 байт добавлено ,  4 года назад
иначе ничего не понятно
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Сетон-Томпсон
иначе ничего не понятно
Строка 19:
{{Q|В 1902 году усердно летала по [[газета]]м не совсем утка — скорее «проба пера» <...> будто [[французы]] или [[американцы]] какие-то получили или получают концессию на постройку второго великого пути через [[Сибирь]], двухрельсового, который пройдёт гораздо севернее ныне действующего, прорезав [[тундра|тундры]], горы, «разливы рек, подобные [[море|морям]]», [[тайга|тайгу]] и урманы. Не знаю, как известие было принято в [[Россия|России]]. Говорят, нашлись даже газеты, которые идею французов или американцев серьёзно поддерживали.<ref>[[Александр Валентинович Амфитеатров|Амфитеатров А. В.]], «Сибирские этюды». — СПб.: товарищество «Общественная польза», 1904. — стр. 346</ref>|Автор=[[Александр Валентинович Амфитеатров|Александр Амфитеатров]], «Сибирские этюды», 1904}}
 
{{Q|[[Мороз]]ы были порядочные, но озябнешь и отогреешься, а на следующий день выезжаешь как ни в чём не бывало. За Олекмой река уже остановилась, оставались только полыньи… Однажды, проезжая мимо одной из них, мы увидели двух уток. На них нам указал [[ямщик]] кнутовищем. Трудно мне теперь передать вам это истинно жалостное зрелище. Утки были отсталые. Товарищи давно улетели, а они, застигнутые болезнью или недостатком сил для перелёта, остались умирать на этой холодной реке. Пока течение было ещё свободно хоть на середине, ― они плавали, спасаясь как-то от ледохода; потом пространство воды всё суживалось, потом остались только эти полыньи. Когда и они замерзнут, уткам предстояла гибель. Теперь они вдвоём метались по узкой полынье, охваченные холодным паром, а кругом на них смотрели вот такие же сумрачные и безучастно холодные горы. Я помню, что ямщик смеялся, скаля свои белые зубы… Мне стало немного жутко и холодно, и я запахнулся дохой, как будто это подо мной была эта тёмная, холодная глубина. Но мой товарищ сразу заволновался и вспыхнул. ― Стой! ― закричал он ямщику. ― Неужели вы способны проехать мимо?..― обратился он ко мне с горечью и, не ожидая, пока ямщик остановит лошадей, выскочил из кошевы, затем, скользя и падая на торосьях, кинулся к полынье. Ямщик смеялся, как сумасшедший, и я тоже не мог удержаться от [[улыбка|улыбки]] при виде того, как мой [[товарищ]], наклонившись над узкой, но длинной полыньёй, старался поймать уток. Птицы, разумеется, кинулись от него. Тогда мой маленький спутник перебежал на нижний конец полыньи, правильно рассчитав, что уток теперь понесёт течением к нему, особенно когда, заинтересованный этим эпизодом, я тоже вышел на лёд и погнал их книзу… Нырять они боялись, так как течение несло под лёд. Одна из этих птиц поднялась было на воздух, но другая, потерявшая силы, а может быть, когда-нибудь подстреленная, летать не могла, она только взмахнула крыльями и осталась. Тогда и другая, сделав круг над холодными льдами реки, вернулась к своей подруге. Я не могу вам описать, какое действие произвело это проявление великодушия на моего друга. Он стоял на льду, следя за полётом птицы, мелькавшей на фоне угрюмых гор, опушённых [[снег]]ами, и когда она самоотверженно шлепнулась в нескольких шагах на воду, с очевидным намерением разделить общую опасность, ― у него на глазах появились [[слёзы]]… Затем он решительно заявил, что мы можем, если угодно, ехать дальше, а он останется здесь, пока не поймает обеих уток. Я знал, что он непременно исполнит свою угрозу, и у нас началась своеобразная [[охота]], к которой, наконец, присоединился и ямщик. В результате одна птица, именно та, которая пыталась улететь, утонула. Она нырнула из моих рук, и течением её унесло под лёд… Другая очутилась в руках ямщика. Игнатович сильно вымок, и с рукавов его дохи лилась [[вода]]. Это было очень серьезно, так как до станции было ещё не близко. Я окутал его, чем мог, но на станке мы едва оттёрли его обмороженные пальцы, и целые сутки после этого мы не говорили друг с другом. Утку эту мы повезли дальше, и хотя я принимал участие в её спасении и под конец даже увлёкся этим благотворительным [[спорт]]ом, ― но всё-таки сознавал, что это сентиментально и глупо, тем более, что всюду наш третий пассажир вызывал справедливые, по-моему, насмешки станочников. Игнатович чувствовал это моё настроение и презирал меня. В конце концов, утка всё-таки издохла, и мы её кинули на [[дорога|дороге]], а сами поехали дальше.<ref>[[Владимир Галактионович Короленко|В.Г. Короленко]]. «Собрание сочинений в десяти томах», том 1. «Повести и рассказы». Москва: «Государственное издательство художественной литературы», 1953 год</ref>|Автор= [[Владимир Галактионович Короленко|Владимир Короленко]], «Мороз», 1901}}
{{Q|В конце концов, утка всё-таки издохла, и мы её кинули на [[дорога|дороге]], а сами поехали дальше.<ref>[[Владимир Галактионович Короленко|В.Г. Короленко]]. «Собрание сочинений в десяти томах», том 1. «Повести и рассказы». Москва: «Государственное издательство художественной литературы», 1953 год</ref>|Автор= [[Владимир Галактионович Короленко|Владимир Короленко]], «Мороз» }}
 
{{Q|Маленькая дикая утка лишилась своего [[друг]]а ранней весной. По крайней мере, он исчез, а так как местность изобиловала смертельными [[враг]]ами, то предположение о его [[смерть|смерти]] было более чем правдоподобно. Всё её внимание теперь поглощалось [[гнездо]]м и будущим потомством, заключённым в яйцах. Всю вторую половину июня она их особенно берегла, оставляя ежедневно только на самое короткое время, чтобы слетать за кормом, предварительно прикрыв их чучелкой, сделанной из пуха, выщипанного из собственной груди.