Повесть о жизни. Начало неведомого века: различия между версиями

{{Q|В жизни мне пришлось много действовать. Действие всевсё время передвигало жизнь из одного положения в другое, вело еееё по разным руслам и поворачивало под разными, подчас причудливыми углами.

Наоборот, действие соединялось с жаждой наблюдений, разглядыванием жизни вблизи, как сквозь лупу, и стремлением придавать жизни (в своемсвоём воображении) гораздо больше поэтичности, чем это было на деле.

Молодость была непобедима. Она могла превратить Дантов ад в захватывающее зрелище. Опухая от голода, мы всевсё же чувствовали слабый запах первого цветка за окном дворницкой и радовались этому.

Эта надежда присутствовала всегда и во всемвсём. Она проникала в сознание, как отблеск солнца сквозь тяжелыетяжёлые тучи зимнего одесского неба. И какой-нибудь замерзшийзамёрзший, посыпанный солью мороза стебель лебеды во дворе вдруг освещался неизвестно откуда теплымтёплым светом, и в этом освещении уже чувствовалось сияющее приближение весны.}} <br />

{{Q|…Тогда в Одессе мной завладела мысль о том, чтобы провести всю жизнь в странствиях, чтобы сколько бы мне ни было отпущено жизни -– много или мало, – но прожить еееё с ощущением постоянной новизны, чтобы написать об этом много книг со всей силой, на какую я способен, и подарить эти книги, подарить всю землю со всеми еееё заманчивыми уголками – юной, но ещеещё не встреченной женщине, чьечьё присутствие превратит мои дни и годы в сплошной поток радости и боли, в счастье сдержанных слезслёз перед красотой мира – того мира, каким он должен быть всегда, но каким редко бывает в действительности.}} <br />

{{Q|У маленького, неспокойного и взъерошенного Лифшица была кличка «Яша на колесахколёсах». Объяснялась эта кличка необыкновенной походкой Лифшица: он на ходу делал каждой ступнейступнёй такое же качательное движение, какое, например, совершает пресс-папье, промокая чернила на бумаге. Поэтому казалось, что Яша не идетидёт, а быстро катится. И ботинки у него походили на пресс-папье или на часть колеса, – подметкиподмётки у них были согнуты выпуклой дугой.}} <br />

Самой модной была тогда клятва: «Чтоб мне не дойти туда, куда я иду». В этой клятве содержался явный намекнамёк на опасность хождения по одесским улицам.}} <br />

{{Q|Молодой человек вынул из рукава финку. Я ещеещё не видел таких длинных, красивых и, очевидно, острых, как бритва, финок. Клинок финки висел в воздухе на уровне Яшиного живота.

– Если вас это не затруднит, – сказал молодой человек с финкой, -– то выньте из кармана пальто всевсё, что вам нужно, кроме денег. Так! Благодарю вас! Спокойной ночи. Нет, нет, не беспокойтесь, – обернулся он ко мне, – нам хватит и одного пальто. Жадность – мать всех пороков. Идите спокойно, но не оглядывайтесь. С оглядкой, знаете, ничего серьезногосерьёзного не добьешьсядобьёшься в жизни.

{{Q|К нам подошло несколько вооруженныхвооружённых. Это был казачий патруль.

— А ты можешь не показывать,— сказал он,— сразу видать, что иерусалимский генерал. Ну ладно. Проходите! }} <br />

{{Q|…Яша вбежал ко мне в комнату. ПришелПришёл Назаров. Яша кричал, что белые бегут без единого выстрела, что в порту – паника, что французский крейсер бьетбьёт в степь наугад и что нужно немедленно захватить самое необходимое, сложить маленький чемодан и идти в порт. Там уже началась посадка на пароходы.

– Да, – добавил Назаров. – Жизнь вне России не имеет никакой цены и никакого смысла. А если ваша жизнь, Яша, уж так драгоценна, – не знаю для кого, – так бегите, чертчёрт с вами.

Решения в то время требовали быстроты. Одна минута колебания могла исковеркать всю жизнь или спасти еееё.}} <br />

Белые оставили после себя опустошенныйопустошённый город. Ветер наваливал около водосточных труб кучи паленойпалёной бумаги и засаленных деникинских денег. Их просто выбрасывали. На них нельзя было купить даже одну маслину. Магазины закрылись. Сквозь окна было видно, как толпы рыжих крыс-«пацюков» судорожно обыскивали пыльные прилавки. Базарные площади – все эти Привозы, Толчки и Барахолки – превратились в булыжные пустыни. Только кошки, шатаясь от голода, неуверенно перебегали через эти площади в поисках объедков. Но ни о каких объедках в то время в Одессе не могло быть и речи.

Молы заросли овсом (от рассыпанного зерна) и пахучей желтойжёлтой ромашкой. Причальные тумбы покрылись такой слоенойслоёной ржавчиной, что на них с трудом можно было прочесть литую надпись. Она сообщала, что тумбы эти изготовлены на одесском судостроительном заводе Беллино – Фендерих.

– Слушайте, синьор Торричелли, – сказал он. – Объясните нам, что это за манифарги, или, проще говоря, что это за штучки. Иначе мы бросим вас и уйдемуйдём.

Володя называл «манифаргами» всевсё, что было ему непонятно.}} <br />

{{Q|В то время почти все деньги носили прозвища. Тысячные ассигнации назывались «кусками», миллионы-» – «лимонами». Миллиардам присвоили звучное прозвище «лимонардов». …Среди денег, не имеющих хождения, были совершенно фантастические: например, сторублевкисторублёвки, напечатанные на обороте игральных карт. Их выпускал какой-то захолустный город на Украине – не то Чигирин, не то Славута. Были одесские деньги с видом биржи, белогвардейские «колокола» и «ермаки», украинские «карбованцы», сторублевыесторублёвые «яешницы», «шаги» и ещеещё множество всяческих банкнот и «разменных знаков», чья ценность обеспечивалась сомнительным имуществом разных городов – от Крыжополя до Сосницы и от Шполы до Глухова.}} <br />

{{Q|Сотни тысяч рублей, которые мы получали под видом заработной платы, целиком уходили на обед в соседней нарпитовской столовой. Там изо дня в день мы съедали две-три ложки ячной каши, сдобренной зеленымзелёным, похожим на вазелин веществом. Торелли уверял, что это было оружейное масло.

Хлеб отличался удивительной особенностью: корка и мякиш существовали в немнём обособленно. Они образовывали как бы два чуждых друг другу геологических пласта. Между этими пластами находилось пространство, заполненное мутной кисловатой влагой, горьким хлебным квасом.

{{Q|Я прочелпрочёл приказ Одесского губисполкома о том, что в целях экспроприации у имущих классов богатств, являющихся отныне народным достоянием, в Одессе объявляется «День мирного восстания».

{{Q|С Изей пришелпришёл высокий и неправдоподобно худой человек в обмотках, с профилем менестреля и прядью красивых каштановых волос, свисавшей на лоб. Он подал мне широкую дружелюбную руку и щелкнулщёлкнул по-военному каблуками. Потом он подошелподошёл к шкафу с профессорской энциклопедией, вынул первый том, перелистал его и выбрал все листки папиросной бумаги, которыми в книге были переложены цветные рисунки и карты.

Высокий человек молча оторвал от папиросной бумаги короткую полоску, как-то особенно ловко зажал еееё между пальцами, поднесподнёс ко рту, и вдруг в дворницкой раздалась тоненькая, как колокольчик, но вместе с тем громоносно-звонкая трель какой-то безусловно трогательной птахи.