Мох: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Khanaon (обсуждение | вклад) →Мох в поэзии: ещё серебряный век во мху весь |
Khanaon (обсуждение | вклад) →Мох в прозе: пришвин опять изыскует мха |
||
Строка 14:
Дорогим ковром, бледно-пурпурный, будто забрызганный [[кровь]]ю, по болотам раскинулся [[мёртвый мох]], желанья будя подойти и уснуть навсегда…
Запах прели и гнили, как [[паутина]], покрывает черты [[яд]]овитые, полные [[смерть|смерти]].|Автор=[[Алексей Михайлович Ремизов|Алексей Ремизов]], «В плену. Северные цветы», 1903}}
{{Q|Я думаю об улочке, на которой ещё теснятся [[книга|книжные]] лавчонки. Когда-то её назвали Моховой. Она тянулась по тихому безлюдному берегу болотистой речки Неглинной. Не встречая помехи, на мягкой илистой земле бессуразно пышно рос мох.<ref>''[[Анатолий Борисович Мариенгоф|Анатолий Мариенгоф]]''. «Проза поэта». М.: Вагриус, 2000 г.</ref>|Автор=[[Анатолий Борисович Мариенгоф|Анатолий Мариенгоф]], «Циники», 1928}}
{{Q|Там [[бор]], подстеленный зелёным мохом, [[сосны]] в солнечном свете стоят золотые, мох внизу, как лунный свет. Тишина не такая, как в дачных борах: ведь и там в заутренний час тоже тихо, но тишина там искусственная и зависимая, то вдруг свистнет [[паровоз]], то петух закричит, тут тишина самостоятельная, через окружающие болота никакие звуки со стороны невозможны. Я дошел до Власовских полей, мужики убирали луга. Я спросил, где тут мох, в смысле мох, где водятся птицы (у меня была Нерль). Мужик ответил [[вопрос]]ом: «Тебе много надо моха?»<ref name="Дневники">''[[Михаил Михайлович Пришвин|М.М.Пришвин]]''. Дневники. 1928-1929. — М.: Русская книга, 2004 г.</ref>|Автор=[[Михаил Михайлович Пришвин|Михаил Пришвин]], «Дневники», 1929}}
{{Q|На Сославинской горе из всех стройных сосен, одна красная подпирает своей вершиной солнышко и лучи его, рассеиваясь, падают на ровный моховой ковёр жёлто-зелёного цвета. На этом ковре ― далеко видно ― как бы в лунном свете стоит [[боровик]], у него шляпка в чайное блюдечко и ножка только немного потоньше. Опытный грибник подойдёт к нему, срежет и покопает вокруг по мху ладонью, чтобы пощупать, нет ли тут молодых. А если увидишь, что мох разобран там и тут, это значит, мальчишки были. А бывает, [[лисица]] мышкует, тоже мох поднимает.<ref name="Дневники"></ref>|Автор=[[Михаил Михайлович Пришвин|Михаил Пришвин]], «Дневники», 1929}}
{{Q|Слабости [[учёный|учёных]] бесспорны, как ничьи другие, не заметить их невозможно. Живут эти [[люди]] замкнуто, в своём узком мирке; научные изыскания требуют от них крайней сосредоточенности и чуть ли не [[монах|монашеского]] уединения, а больше их почти ни на что не хватает. Поглядишь, как иной седеющий неуклюжий [[чудак]], маленький человечек, совершивший великие открытия и курам на [[смех]] украшенный широченной орденской лентой, робея и важничая, принимает поздравления своих собратьев; почитаешь в «Природе» сетования по поводу «пренебрежения к науке», когда какого-нибудь члена Королевского общества в день юбилея обойдут наградой; послушаешь, как иной неутомимый исследователь мхов и [[лишайник]]ов разбирает по косточкам солидный труд своего столь же неутомимого коллеги, — и поневоле поймёшь, до чего мелки и ничтожны [[люди]].|Автор=[[Герберт Уэллс]], «[[Пища богов (Уэллс)|Пища богов и как она пришла на Землю]]», 1904}}
Строка 32 ⟶ 38 :
{{Q|В ночь [[небо]] вызвездило, и под утро пал на землю колючий иней. Иван Африканович лежал на спине и тупо глядел на близкие, будто пришпиленные к небу звёзды. Он с натугой перевернулся на брюхо, встал на руки и на колени. На карачках, [[медведь|по-медвежьи]] пополз, и прихваченный морозом мох ломался и хрустел под его локтями, и сквозь туман забытья ему чудилась кругом ехидная [[мудрость]] затихших [[ель|елей]]. Краем сознания он ощутил тихий, спокойный восход. [[Солнце]] поднималось в небо, оно отогрело к полудню залубеневшие мхи. От земли, ещё хранящей ночной сумрак, вздымалось золотистое вверху воспарение, но Иван Африканович скорее чувствовал это усталым своим телом, чем видел глазами.<ref name="Белов"></ref>|Автор=[[:w:Белов, Василий Иванович|Василий Белов]], «Привычное дело», 1967}}
{{Q|Мы не спеша стукали [[топор]]ами. Погода за полдень потеплела. [[Солнце]] было огромным и ярким, снега искрились вокруг. ― Не клин бы да не мох, так и плотник бы сдох, ― сказал старик, вытёсывая клин.<ref name="Белов">''[[:w:Белов, Василий Иванович|Василий Белов]]''. Cельские повести. — М.: Молодая гвардия, 1971 г.</ref>|Автор=[[:w:Белов, Василий Иванович|Василий Белов]], «Плотницкие рассказы», 1968}}
{{Q|Да, [[Марс]] обманул всех; он обманывал всех уже второе столетие. Каналы. Одно из самых прекрасных, самых необычайных приключений в истории астрономии. Планета ржаво-красная: [[пустыня|пустыни]]. Белые шапки полярных снегов: последние запасы воды. Словно алмазом по стеклу прочерченная, тонкая, геометрически правильная сетка от полюсов до экватора: свидетельство борьбы [[разум]]а против угрожающей гибели, мощная ирригационная система, питающая влагой миллионы гектаров пустыни, — ну конечно, ведь с приходом весны окраска пустыни менялась, темнела от пробужденной растительности, и притом именно так, как следует, — от полюсов к экватору. Что за чушь! Не было и следа каналов. Растительность? Таинственные мхи, лишайники, надёжно защищенные от морозов и бурь? Ничего подобного; всего лишь полимеризованные высшие окиси углерода покрывают поверхность планеты — и улетучиваются, когда ужасающий холод сменяется холодом только [[ужас]]ным.|Автор=[[Станислав Лем]], «[[Ананке (Лем)|Ананке]]», 1971}}
| |||