Николай Андреевич Римский-Корсаков: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м опять
→‎Цитаты: вкусы могучей кучки
Строка 23:
 
{{Q|Разумеется, мои учительницы не принимали никакого участия в моих композиторских попытках и даже не знали о них; я конфузился говорить о своих сочинениях, а [[родители]] мои смотрели на них как на простую [[шалость]], игру; да это в то время так действительно и было. Сделаться же [[музыкант]]ом я никогда не мечтал, учился музыке не особенно прилежно, и меня пленяла [[мысль]] быть [[моряк]]ом. Действительно, родители хотели отдать меня в Морской корпус, так как дядя мой, Николай Петрович, и [[брат]] были моряки. |Автор=«Летопись моей музыкальной жизни»}}
 
{{Q|Вкусы [[Могучая кучка|кружка]] тяготели к [[Михаил Иванович Глинка|Глинке]], [[Роберт Шуман|Шуману]] и последним квартетам Бетховена. Восемь симфоний [[Людвиг ван Бетховен|Бетховена]] пользовались сравнительно незначительным расположением кружка. [[Феликс Мендельсон|Мендельсон]], кроме увертюры «Сон в летнюю ночь», «Hebriden» и финала октета, был мало уважаем и часто назывался [[Модест Петрович Мусоргский|Мусоргским]] «Менделем». [[Вольфганг Амадей Моцарт|Моцарт]] и [[Йозеф Гайдн|Гайдн]] считались устаревшими и наивными; [[Иоганн Себастьян Бах|С.Бах]] — окаменелым, даже просто музыкально-[[математика|математической]], бесчувственной и мертвенной натурой, сочинявшей как какая-то [[машина]]. [[Георг Фридрих Гендель|Гендель]] считался сильной натурой, но, впрочем, о нём мало упоминалось. [[Фредерик Шопен|Шопен]] приравнивался [[Милий Алексеевич Балакирев|Балакиревым]] к нервной светской даме. Начало его похоронного марша (b-moll) приводило в восхищение, но продолжение считалось никуда не годным. Некоторые мазурки его нравились, но большинство сочинений его считалось какими-то красивыми кружевами и только. [[Гектор Берлиоз|Берлиоз]], с которым только что начинали знакомиться, весьма [[Уважение|уважался]]. [[Ференц Лист|Лист]] был сравнительно мало известен и признавался изломанным и извращенным в музыкальном отношении, а подчас и [[карикатура|карикатурным]]. О [[Рихард Вагнер|Вагнере]] говорили мало. К современным русским [[композитор]]ам отношение было следующее. [[Александр Сергеевич Даргомыжский|Даргомыжского]] уважали за речитативную часть «Русалки»; три оркестровые его фантазии считали за курьёз и только («Каменного гостя» в ту пору не было) романсы «Паладин» и «Восточная ария» очень уважались; но в общем ему отказывали в значительном [[талант]]е и относились к нему с оттенком насмешки. [[Алексей Фёдорович Львов|Львов]] считался ничтожеством. [[Антон Григорьевич Рубинштейн|Рубинштейн]] пользовался репутацией только [[пианист]]а, а как композитор считался [[бездарность|бездарным]] и безвкусным. [[Александр Николаевич Серов (композитор)|Серов]] в те времена ещё не принимался за «Юдифь», и о нём молчали.|Автор=«Летопись моей музыкальной жизни»}}
 
{{Q|В общем же игра тональностями в каждой части произведения интересна, [[красота|красива]] и закономерна; распределение тональностей указывает на пробуждавшееся во мне в те времена понимание взаимодействия тональностей и отношений между ними, служившее мне в течение всей последующей моей музыкальной деятельности. О, сколько композиторов на свете лишены этого понимания! В числе их [[Александр Сергеевич Даргомыжский|Даргомыжский]], да пожалуй что и [[Рихард Вагнер|Вагнер]]! К тому времени относится и вырабатывавшееся во мне все более и более чувство абсолютного значения или оттенка каждой тональности. Исключительная ли оно субъективно или подлежит каким-либо общим законам? Думаю — то и другое. Вряд ли найдётся много композиторов, считающих ''A-dur'' не за тональности юности, [[веселье|веселья]], [[весна|весны]] или [[утро|утренней]] зари, а, напротив, связывающих эту тональность с представлениями о глубокой [[дума|думе]] или тёмной звёздной [[ночь|ночи]]. |Автор=«Летопись моей музыкальной жизни»}}