Незабвенная

«Незабвенная: Англо-американская трагедия» (англ. The Loved One: An Anglo-American Tragedy) — сатирическая повесть Ивлина Во, написанная в 1947 году. Была экранизирована в 1965 году.

Цитаты

	Ветер сотряс ржавые пятерни пальмовых листьев и оживил сухие, увядшие звуки знойного лета — кваканье лягушек, верещанье цикад и нескончаемое биение музыкальных ритмов в лачугах по соседству. — глава 1 (2-е предложение)
	It shook the rusty fringes of palm-leaf and swelled the dry sounds of summer, the frog-voices, the grating cicadas, and the ever present pulse of music from the neighbouring native huts.

	— Вы никогда не встретите англичанина в самых низах — кроме как в Англии, конечно. — глава 1
	"You never find an Englishman among the under-dogs—except in England, of course."

Иногда судьба вдруг вознаграждала его <…> какой-нибудь ритуалистической, похожей на языческую оргию кремацией шимпанзе или погребением канарейки, над чьей крохотной могилкой взвод трубачей морской пехоты выводил сигнал «тушить огни». — глава 2

Его поэма то удлинялась, то укорачивалась, точно змея, ползущая по лестнице, и всё же ощутимо продвигалась вперёд. — глава 2

— Голову придется слегка наклонить, чтобы шов на сонной артерии оказался в тени. Скальп подсох очень симпатично. — Но, мистер Джойбой, вы же придали ему Улыбку Лучезарного Детства! — Да, а разве она вам не нравится? — О, мне-то она, конечно, нравится, но Ждущий Часа её не заказывал. — Мисс Танатогенос, вам Незабвенные улыбаются помимо своей воли. — Ой, что вы, мистер Джойбой. — глава 4; Thanatogenos — от греч. «порождающая смерть», Joyboy — «радостный, счастливый, довольный парень» (англ.)

— Внутренний уголок глаза имел тенденцию к приоткрыванию, не так ли? — Да, но я положила немного крема под веко, а потом закрепила его шестым номером. — Блестяще. Вот уж вам никогда не приходится говорить что и как. Мы работаем в унисон. Когда я направляю к вам Незабвенного, мисс Танатогенос, у меня такое чувство, как будто я веду с вами через него разговор. У вас когда-нибудь бывало такое же чувство? — Я знаю только, что я особенно горжусь доверием и особенно тщательно тружусь, когда Незабвенный поступает от вас, мистер Джойбой. — глава 4

— Деннис, а что значит «веселотворных много дней»? — Никогда не задумывался. Наверно, что-нибудь вроде того, как бывает под Новый год в Шотландии. — А что бывает? — Блюют на мостовой в Глазго. — глава 7

	Завтра и в каждую годовщину смерти, до тех пор, пока будут существовать «Угодья лучшего мира», мистер Джойбой будет получать почтовую карточку: «Твоя маленькая Эме виляет сегодня хвостиком на небесах, вспоминая о тебе». — глава 10
	Tomorrow and on every anniversary as long as the Happier Hunting Ground existed a postcard would go to Mr. Joyboy: Your little Aimée is wagging her tail in heaven tonight, thinking of you.

Глава 5

… время сочилось мирно и неспешно,.. — возможно, неоригинальнаое сочетание

Слыхал я, Фрэнсис Хинзли, висел ты под потолком, С глазами, налитыми кровью, с черным в зубах языком. <…> В формалине, раскрашенный, как шлюха на мостовой, Заквашен, законсервирован — не мертвый и не живой. Деннис упёрся взглядом в полог листвы. Персик без косточки. Подходящая метафора для Фрэнка Хинзли. — стихотворение — пародийный парафраз «Гераклита» Уильяма Кори (прим. Носика)

Как и всякая другая пара ножек в этой стране, они были стройны и аккуратно обтянуты чулками. Что возникло раньше в недрах этой странной цивилизации, подумал он, ступня или туфелька, нога или нейлоновый чулок? Или, может, эти элегантные типовые ножки целиком, от края чулка до самой пятки, упакованные в целлофан, продаются где-нибудь в универмаге за углом? Может, они пристегиваются каким-нибудь хитроумным приспособлением к стерилизованным резиновым прелестям, расположенным чуть выше? Притом они, вероятно, продаются в том же универмаге, что и легкие небьющиеся головы из пластмассы? А может, вообще все это устройство сходит с конвейера готовым для немедленного употребления?

— У меня очень плохая память на живые лица.

— Вы не были знакомы с Софи Дэлмейер Крамп? — Нет. — Она сейчас в Уголке Поэтов. Она поступила, когда я здесь только первый месяц работала, и я была ещё начинающая косметичка, так что мне, конечно, ею заниматься не позволили. К тому же она завершила свой путь во время трамвайной катастрофы и нуждалась в специальной обработке. Но все же я тогда воспользовалась случаем, чтобы её рассмотреть. В ней очень заметно была выражена Душа. Можно сказать, я впервые изучила Душу, рассматривая Софи Дэлмейер Крамп. Так что теперь, когда нужно при обработке особо подчеркнуть Душу, мистер Джойбой поручает это мне.

— А что ещё вы изучали в колледже? — Ещё психологию и китайский язык. Китайский мне не очень-то давался. Но это всё, конечно, были второстепенные предметы — так, для культурного уровня. — Ясно. А какой же у вас был основной предмет? — Косметика. <…> Я писала диплом на тему «Восточные причёски». Вот почему я и занималась китайским. Я думала, он мне поможет, но он не помог. — довольно тривиальная ситуация для учебных заведений, где дополнительные предметы можно выбирать

Глава 6

Все профессиональные движения мистера Джойбоя были исполнены бодрой жизнерадостности. Он стянул с рук резиновые перчатки с тем же блеском, с каким снимает их герой Уиды, возвращаясь из своих скаковых конюшен, швырнул их в почечную лоханку и натянул чистую пару, которую держал наготове ассистент.

И вот — пожалуйста! Там, где раньше была скорбная гримаса страдания, теперь сияла улыбка. Это было проделано мастерски. Доделок не требовалось. Мистер Джойбой отступил на шаг от своего творения, стянул перчатки и сказал: — Для мисс Танатогенос. За последний месяц лица, приветствовавшие Эме с покойницкой тележки, проделали эволюцию от выражения безмятежного спокойствия до ликующего восторга. Другим девушкам приходилось обрабатывать лица суровые, отрешенные или вовсе лишенные выражения; Эме всегда встречала радостную, лучезарную улыбку трупа. Эти знаки внимания были с неодобрением замечены в косметических, где любовь к мистеру Джойбою скрашивала трудовые будни всего персонала. Конечно, в нерабочее время каждая из этих девушек была занята своим собственным супругом или поклонником, ни одна из них и не помышляла всерьез о том, чтобы стать подругой жизни мистера Джойбоя. И потому, когда он расхаживал среди них, как мэтр среди молодых художников, похваливая одну или делая замечание другой, опуская свою ласковую руку на теплое плечо живого или на холодное бедро покойника, он являл собой фигуру поистине романтическую, как бы созданную для всеобщего поклонения, но вовсе не предназначенную одной из них в качестве добычи.

— Взять, к примеру, Творения Искусства в Мемориальном парке компании „Шелестящий дол“, он часто о них говорит непочтительно, а это ведь, по-моему, самая вершина всего, что есть прекрасного в Американском Образе Жизни.

— А как быть с карточкой для козла? Не можем же мы написать, что он виляет хвостом на небесах. Козлы хвостами не виляют. — Когда оправляются, виляют. — Да, и всё же для поминальной карточки это как-то не подходит. Козлы не мурлычут, как кошки. Не поют славу, как птички. — Вероятно, они просто вспоминают. Деннис написал: «Ваш Билли вспоминает вас сегодня на небесах».

Английские поэты оказались ненадёжными гидами в лабиринте калифорнийского флирта — почти все они были слишком меланхоличны, слишком жеманны или слишком требовательны; они бранились, они заклинали, они превозносили. А Деннису нужно было что-то рекламно зазывное: он должен был развернуть перед Эме неотразимую картину не столько её собственных достоинств и даже не столько его собственных, сколько того безмерного блаженства, какое он ей предлагает. Фильмы умели делать это, популярные певцы тоже, а вот английские поэты, как выяснилось, — нет.

… делая себе причёску, капнула на волосы пахучей жидкостью под названием «Яд джунглей». «Из глубин малярийных болот, — гласила реклама, — оттуда, где колдовские заклинания барабанов взывают к человеческим жертвам, точно каннибал, вышедший на охоту, неумолимо подкрадывается к вам „Яд джунглей“, последнее высококачественное творение „Жанеты“».

Глава 9

Эме Танатогенос изъяснялась на языке Лос-Анджелеса; скудная меблировка её интеллекта, о которую обдирал себе коленки пришелец из Европы, была приобретена в местной школе и университете; Эме представала перед миром одетой и надушенной в соответствии с велениями рекламы; и мозг, и тело её едва ли можно было отличить от других изделий стандартизированного производства, но дух — о, дух её витал в других краях, и искать его нужно было не здесь, в пропитанных мускусом садах западной оконечности земли, но в чистом воздухе горного рассвета, на подоблачных перевалах Эллады. Притоны и фруктовые лавочки, древние темные промыслы (скупка краденого и сводничество), словно пуповиной независимо от воли Эме связывали её с горными высями, где обитали её предки.

По всей вероятности, сердце её было разбито, но это был лишь незначительный и недорогой продукт местного производства.

	— В том отмирающем мире, из которого я пришел, цитирование — это поистине национальный порок.
	"In the dying world I come from, quotation is a national vice."

Перевод

Б. М. Носик, 1974